Полумертвый от ужаса, я стоял и смотрел, как вызывают конюха с ежиком на голове, – я этого человека не знал, но королю он был известен. Его показания подводили черту. Он видел, как Рис тайком проскользнул за мной, а на следующее утро слышал наш разговор про мою раненую руку.

– Так? – взревел Ричард. – Что ты теперь скажешь?

Терять было нечего.

– Я убил Фиц-Алдельма, сир, но сделал это, защищаясь.

– Ты крался за ним по переулку, а напал на тебя он?

На лице короля презрение боролось с недоверием.

– Да, сир, – стоял я на своем.

Ричард и слушать не захотел. Он вызвал стражу. Здоровяки-жандармы в накидках с королевским гербом появились так быстро, словно давно ждали приглашения.

Я продолжал кричать о своей невиновности, но меня уволокли прочь и кинули в лишенную окон, смрадную, вымощенную камнем темницу в недрах донжона. Дверь захлопнулась – казалось, навсегда. Я замолотил кулаками по доскам.

– Выпустите меня!

Ответом был издевательский смех. Смеялся Роберт Фиц-Алдельм, последовавший за жандармами.

– Я не убийца! – заорал я и снова стал биться в дверь.

– Палачу расскажешь.

– Король никогда не отдаст такого приказа!

Он фыркнул презрительно:

– В таком случае ты знаешь его хуже, чем себе представлял. День казни уже назначен.

Не раз мне доводилось видеть, как людей бьют в солнечное сплетение, чуть ниже ребер. Удар в это уязвимое место вышибает воздух из легких, человек распластывается на земле, безвольно раскрыв рот и наполовину лишившись сознания. Слова Фиц-Алдельма произвели на меня схожее действие. Ноги подкосились, и я осел на каменные плиты. Привалившись головой к сбитой из толстых досок двери, я слышал постепенно затихавшие шаги Фиц-Алдельма.

Подняться было выше моих сил. Выставив назад руку, чтобы не упасть и не удариться головой, я лег. Я хотел, чтобы тьма поглотила меня. Хотел уснуть, и никогда не проснуться, и не претерпеть жесточайшую кару по приказу моего сюзерена, которого я любил как брата.

Я закрыл глаза.

Рука стиснула мое плечо, заставив содрогнуться от ужаса.

Я очнулся весь в поту, сам не свой от страха. Вместо каменных плит подо мной были доски палубы. Слышались скрип брусьев и тихий плеск воды, ударявшейся о борт. Чувства вернулись. Темноту вокруг создавала ночь, а не глухая темница. Я плыл по морю, возвращаясь из Утремера^[2], а Рис разбудил меня. Он сидел на корточках рядом со мной, лицо его выражало тревогу.

– Ч-ш-ш, – прошипел валлиец. – Услышит кто-нибудь.

К великому моему облегчению, никто не услышал. Жуткая стычка с Ричардом и Фиц-Алдельмом оказалась всего лишь ночным кошмаром. Моя темная тайна оставалась нераскрытой.

До поры до времени.

Часть I

Глава 1

Истрия, побережье Адриатического моря, декабрь 1192 г.

Холодная морская вода хлюпала в сапогах. Туника и шоссы^[3], тоже промокшие насквозь, липли к коже. Дрожа, я плотнее закутался в сырой плащ и повернулся спиной к югу в тщетной надежде на то, что ледяной ветер станет оглаживать не все части покрытого мурашками тела. Мне не повезло: из двух десятков спутников короля я один свалился в море при сходе с корабля. Ричард стоял шагах в десяти от меня и распекал капитана пиратов, доставившего нас в этот богом забытый край, на пустынное побережье без признаков какого-либо жилья. Насколько хватало взгляда, простирались заросли болотной травы и лужи соленой воды, намекая на то, что путь вглубь этой страны будет долгим.

– Переоденьтесь сейчас, пока еще можно.

Я с досадой посмотрел на Риса, потешавшегося над моим нырком не меньше остальных. По правде говоря, причин обижаться на него или на других у меня не было. В месте падения было неглубоко, мне грозило разве что промокнуть. И потом, после многонедельных испытаний нам, Господь свидетель, требовалась минутка веселья. И все-таки уязвленная гордость не давала покоя. Я неопределенно хмыкнул.

– Вы простудитесь, прежде чем нам удастся найти место для ночлега. – Теперь в голосе Риса звучал упрек. Он уже забрался в мой деревянный сундучок и принес стопку сухих вещей. – Берите, ну же.

Стуча зубами, я разглядывал собравшихся. Мало кто обращал на меня внимание: люди занимались подбором снаряжения, которое стоило захватить с собой. Все мы солдаты, подумал я. Мы вместе выносили тяготы, проливали пот и кровь в Утремере, видели, как наши товарищи падают, сраженные сарацинскими стрелами, или умирают от жажды или жары. Мы баюкали на коленях головы друзей, которые уходили из жизни, истекая кровью и зовя матерей. В сравнении с этим осрамиться, показав голый зад, казалось чем-то ничтожным.

Скинув сапоги и одежду, я с наслаждением облачился в сухое, не обращая внимания на замечания Балдуина де Бетюна, увидевшего, чем я занят. Он был моим близким другом и, подобно мне, одним из самых доверенных людей короля. Я с болью вспомнил о де Дрюне, другом моем приятеле, никогда не упускавшем случая поддеть товарища острым словцом. Но этот закаленный в боях жандарм навсегда перестал шутить. Его смыло за борт в первом из штормов, что трепали нас со времени отплытия из Святой земли, случившегося почти два месяца тому назад. Я надеялся, что его конец был быстрым.

– Двести марок, и они привели нас сюда, к этому берегу?!

Бешеный гнев Ричарда не выказывал признаков угасания. Он пронзил капитана пиратов убийственным взглядом, и тот благоразумно убрался на свой корабль. Во время прилива – он ожидался тем вечером – пират и его шайка, видимо, собирались приложить все усилия, чтобы вывести длинное, низкобортное судно на глубокую воду. Нам не приходилось рассчитывать на помощь со стороны.

Пират – негодяй, подумалось мне, и запросил заоблачную цену за наш перевоз, но в том, что мы оказались на этом берегу, его вины не было.

– Он не в ответе за шторм, сир.

Ричард зыркнул на меня, но я говорил правду.

Свирепые осенние бури преследовали наш большой бус^[4] на всем пути из Утремера: хорошо еще, что мы не пошли ко дну. У берегов Сицилии король решил, что в открытом море слишком опасно, и мы направили нос в сторону Корфу. Замысел состоял в том, чтобы плыть по водам более спокойной Адриатики, но длительная непогода и встреча с пиратами побудили Ричарда заключить сделку с капитаном корсаров. Две его галеры были мореходнее пузатого буса, везшего нас из Святой земли. Так нам тогда казалось.

Мощный ветер, называемый бора, задул вскоре после нашего выхода с Корфу и погнал нас, беспомощных, по Адриатике. Сколько это продолжалось – три дня, четыре? Память отказывалась помочь, настолько усталым и сонным был я тогда. Час за часом нас качало с борта на борт, с носа на корму. Я блевал так, что казалось, желудок готов был вывернуться через воспаленное горло. Лишь изредка выдавалось затишье, не приносившее облегчения, всегда слишком короткое. Я забыл, когда у меня в последний раз было хоть что-нибудь во рту. Когда корабль выбросило на мель, я испытал одно только облегчение. Сгорая от желания поскорее ощутить под ногами твердую землю, я поторопился при сходе с корабля и свалился в воду.

– Ну да, где оказались, там оказались, ничего не поделаешь, – сказал король. – И если будем стоять и ждать, то никогда не доберемся до Саксонии. Пора в путь.

Сейчас он не напоминал то богоподобное существо, которое мы часто видели в Утремере. Ни яркого солнца, играющего на звеньях кольчуги, ни гарцующего скакуна, с высоты которого он взирает на нас. Но даже в простой тунике и шоссах Ричард источал мощь и харизму. На несколько дюймов выше шести футов, широкоплечий, с красивым лицом, обрамленным гривой растрепанных ветром золотых волос, он выглядел как настоящий король. И держался соответственно: яростный, царственный и бесстрашный.

Когда он указал путь, все мы, двадцать человек, охотно повиновались.

Меня не удивило, что первым вопрос задал Рис.

– А как далеко до Саксонии? – спросил он вполголоса.

– Не знаю, – ответил я. – Сотни миль. Многие сотни.

Я не раз говорил ему об этом прежде, но валлиец все равно помрачнел.

– Мы не всю дорогу будем идти пешком. Лошадей купим.

Рис закатил глаза:

– Ну почему мы не отплыли раньше? Добрались бы до места по морю.

– Это было невозможно.

Я снова принялся втолковывать ему, что ветры и течения, благоприятствовавшие нам во время путешествия на восток через Греческое море^[5], теперь будут мешать, и они слишком сильны, чтобы мы прошли узкий пролив, отделяющий Испанию от Африки.

Рис умолк. Я, тоже удрученный предстоявшим нам долгим путешествием, впал в тяжкие раздумья. Было бы неплохо высадиться на французском или испанском побережье, но этому мешала давняя вражда Ричарда с графом Тулузским, который вкупе со своими испанскими союзниками контролировал эту область. Ехать через Италию тоже было нельзя – большинство ее правителей оказались под крылом у императора Священной Римской империи. Генрих VI, один из могущественнейших монархов Европы, издавна не питал любви к Ричарду, поскольку тот поддерживал другого Генриха, прозванного Львом, бывшего герцога Саксонии. В последнее время рознь между Ричардом и императором усугубилась. По пути из Святой земли французский король Филипп Капет встретился с Генрихом VI и перетянул его на свою сторону, заключив тем самым новый союз.

Размышления о Генрихе Льве пробудили в моей душе печальные воспоминания об Алиеноре, белокурой придворной даме Матильды, покойной супруги герцога и сестры Ричарда. Много лет минуло с нашей последней встречи, но при одной мысли о ней кровь быстрее струилась в моих жилах. Была даже надежда, что мы свидимся. Кружным путем обогнув Венгрию, мы намеревались добраться до Саксонии, где правил племянник Ричарда, а оттуда направиться на северо-восток, в земли Генриха Льва. Я молился о том, чтобы Алиенора была жива и оставалась при дворе Генриха. Затем, смутившись оттого, что думаю о ней, хотя по-прежнему влюблен в Джоанну, сестру короля, я выбросил Алиенору из головы.

Хорошо, что я предпочел не переобуваться. В течение часа или больше мы пробирались через заболоченные пески, населенные только морскими птицами, с криками разлетавшимися при нашем приближении. Приходилось брести через озерца с соленой водой, и вскоре уже я потешался над де Бетюном и остальными, которые проваливались по колено и ругались на промокшие сапоги. Добравшись наконец до твердого берега, мы наткнулись на собрание лачуг, с трудом могущее называться деревней.

Ричард старался быть не очень заметным – человек его стати и роста наверняка запомнился бы каждому, – а мы с де Бетюном и королевским знаменосцем Генри Тьютоном пошли вперед, чтобы выяснить, куда нас занесло, и прикупить коней, если бы таковые нашлись. Благодаря знакомству с иноземными воинами в Утремере мы с де Бетюном нахватались итальянского, а Генри Тьютон бегло разговаривал на немецком, наречии своего отца. Общими усилиями мы сумели объясниться с местными, прихваченные мной серебряные монеты тоже помогли развязать языки. Нас занесло в область Гориция. Мне это название ни о чем не говорило, но де Бетюн при упоминании о ее правителе Мейнарде II изменился в лице.

Велев подмастерью привести принадлежавших ему лошадей, кузнец пояснил, что Мейнард – соправитель своего брата Энгельберта III, владетеля ближайшего города, тоже именуемого Горицией. Город лежал в нескольких милях от этого места, у подножия гор.

Пока мы торговались насчет кляч, де Бетюн рискнул спросить, в каких отношениях состоят Мейнард и Энгельберт с императором Генрихом VI. Кузнец переплел средний и указательный пальцы, давая понять, что они близкие союзники, и мне стало тревожно.

Но когда де Бетюн поделился добытыми вестями с королем, тот рассмеялся.

– Мы с самого начала похода пребываем на вражеской земле, – заявил Ричард. – Как в Утремере, где люди Саладина поджидали нас за каждым углом.