После окончания школы я забеременела. Помню, как с ума сходила от страха, и не понимала, что мне делать. Я же была совсем девчонкой, которая только выпустилась из школы, и даже не успела получить образование.

Но Славик меня успокоил:

– Поженимся и будем жить у моих родителей, – сказал он, глядя на меня счастливыми глазами. – Моя мама будет помогать тебе с ребенком, пока я в институте. А когда наш сын или дочка подрастет, ты тоже сможешь пойти учиться. Все будет хорошо, Оль. – Помню, как прижал меня к себе и погладил по голове. – Не переживай, у тебя есть я.

Родители Славика были очень интеллигентными людьми. И его мать так же очень интеллигентно донесла до меня, что ребенок помешает светлому будущему ее сына.

– Он поедет учиться в Лондон, – заявила Римма Альбертовна. – Его уже ждут там. И мы не собираемся из-за твоей глупой выходки с беременностью менять все наши планы. Скажу прямо: если Вячеслав из-за тебя откажется от учебы в Англии, то твой отец вылетит с завода как пробка, и лишится жилья.

– Вы меня шантажируете? – в шоке глядя на нее, прошептала я.

– Я предоставляю тебе выбор. Подумай, что для тебя важнее: ребенок, от которого еще не поздно избавиться, или отец, который останется без работы, без крыши над головой, и вскоре сопьется. У него это хорошо получается, насколько я знаю. В поселке больше работы нет, а значит, и вариантов заработать денег у него не будет.

– Это же ваш будущий внук… – надломленным голосом вымолвила я. – Вы хотите, чтобы я от него избавилась?

– Я хочу, чтобы мой сын поехал учиться в Англию! – гаркнула она. – Но я слишком хорошо его знаю, и прекрасно понимаю, что он не бросит тебя беременную.

– Я ни за что на свете не избавлюсь от ребенка! – со слезами на глазах прокричала я, и выбежала из их коттеджа.

А уже через час Римма Альбертовна стояла на пороге моего дома.

Глава 5. Мои Виктор и Виктория

Ольга

– Извини, я погорячилась, – заговорила со мной примирительным тоном Римма Альбертовна. – Ты права. Я не должна так говорить о своем будущем внуке. Рожай, девочка. Конечно же рожай, милая, – обняла меня. – Но прошу тебя, сделай так, чтобы Славик отправился в Лондон. Пока ты вынашиваешь ребеночка, я буду во всем помогать тебе, обещаю. А потом, когда ты родишь и малыш немного подрастет, вы полетите к Славику в Англию. Мы с мужем позаботимся о том, чтобы у вас там было хорошее жилье, у ребенка – хороший садик и школа, если вдруг вы захотите остаться там жить после того как Славик окончит учебу.

Она провела рукой по моим волосам, и с улыбкой заглянула в глаза.

– Что скажешь, Оленька? – спросила мягким голосом. – Согласись, что это самый правильный вариант. Мы же обе любим Славу, и обе хотим, чтобы он получил достойное образование, верно? Если тебе не наплевать на его будущее, то прошу тебя, давай сделаем так, как я предлагаю.

Это был действительно самый правильный вариант на тот момент. Я понимала, что в таком случае папа не потеряет работу и не лишится крыши над головой, Славик получит хорошее образование, а я без всякой нервотрепки со стороны его родителей рожу ребенка, а потом вместе с ним улечу в Лондон, как мне пообещала Римма Альбертовна.

Я поговорила со Славиком, сказала, что прилечу к нему после родов, а Римма Альбертовна, приложив руку к сердцу, дала ему слово, что будет обо мне заботиться и во всем помогать.

Я осталась жить с папой, но каждый день бегала к родителям Славика, чтобы позвонить ему, так как ни в нашем доме, ни у соседей не было телефона.

Первое время было все замечательно.

Я писала Славику письма, в которых рассказывала о том, как растет животик, как малыш начинает в нем шевелиться. Он в ответ писал мне, как сильно скучает, и как ему не хватает меня там – среди абсолютно чужих людей, говорящих на английском.

Я считала дни до рождения ребенка, чтобы поскорее взять его на руки, увидеть его глаза, и мечтала о том, что они будут такие же красивые и бездонные, как у Славика. Представляла, как вместе с ним отправимся к его папе, и начнем там новую жизнь.

Но у судьбы на нас были другие планы…

Никогда не забуду ту страшную ночь, когда меня бесконечно долго везли на скорой в городской роддом.

Семь месяцев беременности…

Адские боли внизу живота…

Я чуть не умерла во время родов.

А когда очнулась, услышала слова доктора, после которых мне не захотелось жить.

«Вашего ребенка не удалось спасти. Это был мальчик».

Мне даже не дали посмотреть на него – на своего Витеньку, которому сейчас было бы двадцать пять лет…

После тех сложных родов я не могу иметь детей.

Когда мы с Сережей взяли девочку из дома малютки, я не раздумывая назвала ее Виктория, в честь своего первого ребенка.

Глава 6. Края любимые, края… незабываемые

Ольга

Вика и тетя спят, а я до самого рассвета не могу уснуть. Лежу на маленьком кухонном диванчике, смотрю в окно, и кручу в голове всякие разные мысли.

Много лет назад я пережила жестокое предательство со стороны близкого человека, и теперь все это снова повторяется…

Сейчас мне сорок три года. Я взрослая, мудрая женщина с хорошим образованием, благодаря которому всегда смогу заработать на хлеб. А тогда… тогда мне было всего лишь восемнадцать. У меня не было никакой поддержки. Я была молодая девчонка, вчерашняя школьницей, которая потеряла ребенка от любимого человека, и осталась один на один со своей болью.

Я наивно надеялась на то, что Славик меня поддержит после случившегося. Это же было наше общее горе, наш общий малыш. Но вместо поддержки я получила от него нож в спину.

Сначала он перестал мне писать. Все письма, которые я отправляла ему в Лондон, оставались без ответа. Я приходила в дом его родителей и бесконечно задавала один и тот же вопрос: «Слава мне не звонил?». На что его мать отвечала с усмешкой: «Вячеслав звонил. Но о тебе не упоминал».

Весь мой мир стремительно рушился, оставляя от счастливой жизни одни руины. Я не понимала, чем заслужила такое отношение со стороны Славика и его родителей, которые смотрели на меня как на надоедливую собачонку, изо дня в день бегающую к их дому.

Через несколько недель мучительного ожидания писем, и моих бессмысленных походов на почту, я встретила в магазине мать Славика, и она добила меня словами:

«Ты больше не ходи к нам. И на почту не бегай. Вячеслав все равно не позвонит и не напишет, – свысока глядя на меня, сказала Римма Альбертовна, а затем равнодушно отрезала: – Он полюбил другую. А тебе попросил передать свои извинения, и сказать, чтобы не ждала его. Вячеслав планирует остаться жить в Лондоне».

Спустя месяц после этого разговора на заводе началось массовое сокращение, и моего отца уволили одним из первых.

Нас попросили освободить дом, и мы переехали к тете Любе в столицу. Ютились втроем в этой однокомнатной квартирке, папа устроился работать охранником в детский сад, а я поступила в университет на педагогический факультет.

Через год папы не стало. Он умер от сердечного приступа, и у меня из близких людей на всем свете осталась только тетя, которая заменила мне маму.

«Девочка моя, – ласково говорила она. – Ты так рано потеряла мать, а теперь и отца… Ну, ничего, мы с тобой со всеми трудностями справимся, не переживай. Отучишься, станешь хорошим педагогом, выйдешь замуж и будешь самой счастливой на земле».

Через несколько лет ее слова начали сбываться – когда я познакомилась с Сережей. Между нами вспыхнула такая любовь, что ничего вокруг не замечали. Он тогда работал тренером в спортзале, а я – только устроилась на работу в московскую школу.

Я сразу сказала Сереже, что не смогу подарить ему ребенка, и была готова к любой его реакции. Если бы это стало для него поводом не жениться на мне, то я не стала бы его осуждать. Я понимала, что он имеет полное вправо стать счастливым отцом, но, к сожалению, я ему в этом помочь не могла.

Помню, как он обнял меня и сказал: «Оль, в детских домах много детей-сирот, которые нуждаются в родительской любви и заботе. И мы можем осчастливить одного из них. Пока что одного, – подчеркнул он. – А дальше будет видно».

Мы поженились и через некоторое время у нас появилась Вика.

Я думала, что мы оба полюбим ее как родную дочь, но почти сразу стала замечать, что Сергей холоден к ней. Особенно это чувствовалось, когда Вика начинала капризничать. Я слышала от Сергея одну и ту же фразу: «Это всё гены».

Когда мы забирали ее из дома малютки, ему было все равно на то, кто ее биологические родители. Был уверен в том, что ее дальнейшая жизнь зависит напрямую от нас, и она вырастет такой, какой мы ее воспитаем.

Но каждый раз, когда Вика закатывала истерики, он говорил, что девочка, рожденная от матери и отца, которые вели разгульный образ жизни, навряд ли будет примерным и послушными ребенком, который добьется больших высот в жизни.

У меня складывалось такое ощущение, что, по его мнению, детдомовские дети не имеют права на капризы и слезы. Наш родной ребенок точно так же закатывал бы скандалы из-за конфетки, которую ему не дали, и из-за мультиков, которые ему не разрешили смотреть в позднее время.

Вика была обычным ребенком со своими детскими хотелками и обидами, как и все остальные дети. Но Сергей был уверен в том, что наш родной ребенок никогда бы не стал валяться по полу и колотить по нему руками, когда ему что-то очень сильно нужно. Упрямо считал, что такое поведение может быть только у детей, рожденных от не пойми кого.

Но чем старше Вика становилась, тем сильнее он к ней привязывался.

Стал понимать, что наша любовь и забота все-таки сильнее плохой наследственности. Вика сходу запоминала стихи и выразительно рассказывала их на конкурсах. Выигрывала школьные олимпиады, и занимала первые места на мероприятиях в музыкальной школе.

Когда Сергей с гордостью ставил родительскую подпись в дневнике, в котором были одни пятерки, то говорил о девочке из дома малютки с плохой наследственностью уже совсем не так, как раньше:

«Оль, она у нас очень умная. И непременно добьется больших успехов в жизни».

Вот и сейчас, когда Вика идет на золотую медаль, он гордится ею, и говорит, что ее ждет светлое будущее.

Но теперь благодаря ему эта золотая медаль под большим вопросом.

Я не знаю, как Вика после всего, что случилось, будет сдавать экзамены…

Вчера она в слезах прокричала:

«С этого дня я ненавижу географию. Ненавижу все, что с ней связано! Я не хочу ходить в эту школу, и не хочу видеть географичку!»

До последнего звонка осталось всего две недели, а потом начнутся экзамены. У нас нет другого выбора, и поэтому придется потерпеть.

Сегодня я напишу заявление на увольнение, как раз отработаю эти две недели и уйду из школы. Вика тоже вскоре окончит ее, затем поступит в институт, и мы с ней начнем новую жизнь, в которой не будет места предателям и развратным учителям географ… географичкам!

Понимаю, что уже нет никакого смысла спать, так как до будильника осталось всего сорок минут, и, встав с дивана, включаю чайник.

– Ты так и не спала? – войдя в кухню, шепчет тетя.

– Поспала, не переживай, – вру я, чтобы она не волновалась за мое состояние.

– Оль, надо бы к матери на могилу съездить, – садится она за стол и глубоко вздыхает. – Скоро будет тридцать лет, как ее не стало. Можем на эту дату и запланировать поездку.

– Обязательно, – киваю, наливая чай, а сама напрягаюсь от одной только мысли, что мне придется поехать в поселок.

Столько лет прошло с тех пор, как я из него уехала, но каждый раз, приезжая туда на кладбище, невольно погружаюсь в события, с которыми связаны родные края.

Дорога к кладбищу как раз проходит через дом, в котором раньше жил Славик. И всякий раз, глядя на тот коттедж, я вижу на крыльце себя в возрасте восемнадцати лет… И глаза Риммы Альбертовны – холодные, равнодушные. А в голове звучит ее голос: «Не приходи сюда больше».