Но и банкиры не обратили на Хамида никакого внимания. Прошло совсем немного времени, прежде чем подъехала патрульная машина Шурты – спорткар «Маркони» в зелено-белую полоску и с изогнутым сбоку мечом, из него вышел чуть менее спортивный мужчина, его черные волосы были аккуратно подстрижены, ботинки начищены, а улыбка выглядела непринужденной.

– Привет, Мариам, – сказал он.

– Назир, – с облегчением отозвалась Мариам.

Она знала его с детского сада, их матери дружили.

– Я не знала, что ты работаешь в центре.

– Меня повысили до сержанта, – ответил он с едва заметной стеснительной улыбкой. – Что стряслось?

– Хамид, – ответила она. – Его убили.

Назир, перестав улыбаться, подошел к распростертому на тротуаре телу робота и опустился на колени, чтобы осмотреть повреждения.

– Мне жаль.

– Ты его знал? – спросила Мариам.

– Его все знали. Он был, можно сказать, неотъемлемой частью этого района.

– И? Ты сможешь что-нибудь сделать? Ты сможешь поймать убийц?

Назир выпрямился и пристально посмотрел на Мариам.

– Может, чаю? Тут за углом есть одно местечко…

– Ты поймаешь их?

– Мариам, убили робота. Это просто железка с человеческим лицом. Его сделали привлекательным для людей, но у него не было собственного сознания, не было ничего, кроме набора заранее запрограммированных реакций в нейронной сети. Он и на современного робота-то не тянет. Он, скорее, похож на старых гуманоидных роботов для войн.

– Но ты не можешь… Не можешь вот так просто…

– Я могу привлечь их за порчу имущества. Но вот только Хамид никому не принадлежал, его, э-э-э… выбросили. Думаю, кому-то придется тут все убрать, так что, возможно, их можно привлечь за разбрасывание мусора. Точно! – Его лицо просияло. – Мусорить – нарушение серьезное. Мы всегда следим…

Но Мариам больше его не слушала. Она вежливо кивнула, а когда он снова предложил ей чаю, она покачала головой: «Нет, спасибо…» и «Да, со мной все в порядке». Назир вызвал бригаду уборщиков, а после уехал.

– Послушай, – сказал он ей перед уходом, – мне и правда было бы приятно снова с тобой увидеться. – Он переминался с ноги на ногу. – Не хочешь… не знаю, пойти куда-нибудь поужинать вечерком? Вспомним старые времена. Знаешь… – Он замолчал.

– Конечно сходим, – ответила Мариам.

– Тогда ладно. – На его лице вновь засияла обворожительная улыбка. – Увидимся.

– Увидимся, Назир.

Он ушел, а Мариам осталась с роботом.

Она села в автобус. Как и другие транспортные средства, автобус был полностью автоматизирован и оснащен кондиционером. Машина увозила ее к окраинам города, подальше от центра. По мере приближения к Ниневии улицы становились грязнее (но гор мусора не было), а ветер приносил все больше песка. Когда Мариам вышла из автобуса, солнце уже садилось и над пустыней слышались раскаты грома. Она надела солнцезащитные очки и остаток пути прошла пешком. Вокруг лаяли собаки, бегали дети, тут и там кучками были разбросаны рыночные прилавки, полные самых разнообразных товаров. В Ниневии жили в основном люди рабочие: уборщицы и горничные, маникюрши и парикмахеры-стилисты, повара, домработницы, медсестры, охранники, билетеры и другая обслуга.

Люди любили Мариам. Те же люди, которые тоже считали, что старый робот может быть другом, а не просто вещью, которую полагается выбросить, когда она отслужит свое. Мариам направилась в приют навестить мать. Та сегодня выглядела бодро: энергично двигалась и оживленно разговаривала.

– Твой отец вернется сегодня вечером, – сообщила Мариам мать, – и мы сходим куда-нибудь поужинать, а после заедем в твою любимую кофейню, где подают хало-хало^[4]. Здорово я придумала, а?

– Да, мам, отличная идея. – Ее отец давно умер, а та самая кофейня закрылась много лет назад. – Я сегодня видела Хамида.

– Робота? Он тебе всегда нравился. Еще с тех пор, когда ты была маленькой. Синтетики хорошо ладят с детьми.

Раньше ее мать работала в таком же доме, в каком сейчас жила. Именно там Мариам и познакомилась с Хамидом. С поразительной ясностью ее мать помнила прошлое. А вот настоящее вечно от нее ускользало.

– Да, мам. Робота, – ответила Мариам. – Как ты себя чувствуешь?

Мама взяла ее за руку. Мариам посмотрела на руку матери и, подивившись пятнам и морщинкам, вновь вспомнила детство, еще сильные в те времена руки матери и как та нежно мыла в ванной малышку Мариам. Тогда на ее руках еще не было морщин, а все пожирающее время и прожитые годы еще не оставили своих отметин.

– У меня все хорошо, Мариам. Ты слишком обо мне беспокоишься. – Пожилая женщина откинулась на спинку стула и вздохнула. – Твой отец вернется сегодня вечером, и мы сходим куда-нибудь поужинать, а после заедем в твою любимую кофейню, где подают хало-хало. Что думаешь?

– Я только за, мама, – ответила Мариам.

* * *

Мариам шла с покупками по запруженным народом улицам к своему дому. Начался дождь, и грязь разлилась по разбитой каменной улочке. Дети катались на электросамокатах, а владельцы лавок крепили на навесах таблички с предупреждением о надвигающемся урагане, ведь отключения электричества, стань оно нужным в другой части города, случались здесь не так уж и редко, но при этом неожиданно. Добравшись наконец до дома, Мариам обнаружила, что лифт не работает. Она поднялась пешком и, очутившись на своем этаже, отперла дверь. На небольшой кухоньке она мелко порезала чеснок и поставила тушиться окру^[5] в томатном соусе. Затем вышла на балкон и закурила сигарету. Достать запрещенный сорт табака было непросто. В такую же ночь, как эта, одна из соседок Мариам продала ей пачку, но никто не думал заявлять на нее в полицию.

Стоя на балконе, Мариам смотрела на пустыню, простирающуюся за городом. Над Меккой сверкнула молния, и здесь, наверху, завыл ветер, унося с собой пропитанный дождем песок.

Она подумала о растерзанном роботе и о том, решат ли Смирнов и Ли завести ребенка, а если и решат, то какие же у него все-таки будут глаза. Она подумала о деньгах, их было немного, тех денег, что она откладывала каждый месяц после оплаты всех счетов и содержания матери. Она подумала о Назире и о том, перезвонит ли ему. Было бы здорово, подумала она, подари ей кто-нибудь букет цветов.

2. Караван

Примерно в то же время в трехстах милях по прямой, с вершины заброшенной башни, расположенной на побережье Призраков в Синайской пустыне, мальчишка по имени Салех наблюдал за приближением Караван-сарая.

Великие ханы^[6] крались по песку. Постоянно двигаясь и перестраиваясь, они приводили в движение весь Караван-сарай. Между ними бродили козы; извиваясь, ползали кольчатые роботы; высоко в небе парили солнечные змеи. Худощавые, облаченные в широкие одежды пастухи пасли свои стада, и тут же меж великих ханов бегали дети.

Позади шли слоны.

В разделявшем Салеха и караван песке виднелись очертания заброшенных бассейнов. Некогда баварские замки соседствовали здесь с египетскими пирамидами, а старый американский дайнер^[7] стоял бок о бок с пустующей Альгамброй^[8], за которой все еще ухаживали ржавые роботы.

Побережье Призраков простиралось от древней границы до объединенного государства: цифровых собратьев – Союза иудеев Палестины и Шарм-эль-Шейха, расположенного почти на самом краю полуострова.

За ним возвышался издревле вечный и враждебный к людям Синай.

Собрав всю волю в кулак, Салех соскользнул по лестнице и юркнул в пару оконных проемов. На мгновение ему показалось, что внизу, около одного из некогда полных бассейнов, стоит женщина. Она повернулась и посмотрела на него, а затем исчезла, словно ее и не было.

Салех тут же забыл увиденное и направился к Караван-сараю.

Идти одному являлось нарушением протокола. Абу-Ала рыскали по Призрачному побережью в поисках старых роботов и иных механизмов. Между ними и караванщиками существовали свои договоренности, иными словами, Салех шел против воли племени и простых правил приличия.

Но терять ему было нечего. Ничего, кроме отчаяния.

Он перешел дорогу, подошел к стенам Караван-сарая и остановился.

Мальчишка-караванщик в гогглах спрыгнул с башни и пошел навстречу Салеху. Сразу за невидимой чертой он остановился.

Мальчики смотрели друг на друга.

* * *

Салех испугался, хотя виду не подал.

Два крошечных ползающих робота пересекли линию и, вытянув щупальца, изучили гостя. Салех понял, что он под прицелом.

– Постарайся не двигаться, – обратился к нему другой мальчишка.

Салех не шевелился. Глубоко вдохнув, он сказал:

– Меня зовут Салех Мохаммед Исхак Абу-Ала аль-Тирабин.

– Ты из Абу-Ала? – заинтересовавшись еще больше, спросил караванщик.

– Да.

– Но ты не посол.

– Нет.

– Тогда зачем пришел?

В воздухе ощущалась прохлада, но на спине Салеха выступили капельки пота.

– Я кое-что принес.

– Что же?

– Кое-что для обмена.

– Что-то ценное? – вновь с интересом спросил мальчишка.

– Думаю, да.

– И все же, – задумавшись, сказал караванщик, – отдельные падальщики нас не интересуют, мы имеем дело только с племенем. Так безопаснее и проще.

– Но я пришел один.

– Что?

Салех сглотнул.

– Я пришел один, – тихо повторил он и расплакался.

* * *

Второго мальчишку звали Элиас. Пока он заваривал чай с шалфеем, Салех понуро сидел на циновке.

От чая он не отказался.

Элиас вытащил фисташки и крекеры. Он положил угощение на тарелку и, скрестив ноги, сел напротив Салеха.

– Что с ними случилось? – мягко спросил он.

Салех пожал плечами.

– Мы копали в Дахабе, – начал он свой рассказ. – Во время второй или третьей войны там жили роботники. Вы, должно быть, видели спутниковые снимки Дахаба. Во время четвертой войны это место атаковали члены Террорарта. Раскопки были приостановлены. Взрыв все еще не прекратился. Но если надеть костюм для нулевого поля, то работать можно. Мы так и копали. В Дахабе полно ценностей. А потом что-то случилось… Что-то вырвалось… Освободилось… Не знаю, что именно. Может, призрак.

– Призрак?! – воскликнул Элиас.

Салех вновь беспомощно пожал плечами.

– Видимо, это был один из старых израильских роботников. Он как-то жил… внутри взрыва. В эпицентре взрыва большинство источников питания выходят из строя, поэтому, когда мы идем на раскопки, мы берем портативные генераторы. Думаю, отец подошел к роботнику слишком близко, и тот, как-то получив энергетический импульс, ожил. Мозг-то у них человеческий, но в остальном они – машины, роботы. Я даже не знаю, живые ли они на самом деле. Для таких, как он, все вокруг – поле боя. Очнувшись, он убил моего отца… Он всех убил.

– Мне жаль, – сказал Элиас.

Салех закрыл глаза. Чашка чая в его руках все еще оставалась теплой.

– Все погибли, – тихо сказал он. Салеху пришлось произнести это вслух. Пришлось рассказать Элиасу о том, что произошло, и на мгновение ему стало легче. – Почти все мое племя сейчас в Шарме или в Сент-Кэтрин. Но я, как ты понимаешь, принес одну вещицу.

Салех открыл глаза и посмотрел на своего собеседника, Элиаса, этого мальчишку с его странными гогглами, коротко стриженными волосами и любопытным взглядом.

– Принес что?

– То, что мы искали, – возбужденно произнес Салех. – Мой дед Исхак и мой отец Мухаммед искали эту вещь. Даже несмотря на то, что это было опасно. Даже несмотря на то, что это было тяжело. Террорарт каждый год взрывают свои бомбы. Эти террористы все еще живы, взрывы все еще происходят. Слышал о них?

– Немного. Всё начала эта Рохини. Джакарта тоже ее рук дело.

– Бомбы замедленного действия, – кивнул Салех. – Да, это была Рохини. Но были и другие. «Безумный» Ракер, отправивший Бопперов на Титан. Сандовал с композицией «Восход Земли». Он сделал ее из украденных с Луны черепов. Все они убийцы, все до единого. А люди все еще тянутся к этому, я знаю.

– Есть коллекционеры, – начал Элиас. – И музеи. Что там у тебя?