Андрей Булычев: Драгун. Крест за Базарджик

Часть I. На Дунай

Глава 1. Большая политика

– Тише, не шоволи башкой, Лёнька, а то ненароком кожу срежу! – буркнул недовольно Клушин. – Последний узелок остался. Во-от, во-от, ещё чуток. Ах ты ж, зараза, похоже, нитка вросла. Ваше благородие, позвольте ваш ножичек спросить, которым вы перья подрезаете? – обратился он к сидевшему за столом Гончарову. – Он маленький, удобственный, а узелок я тут шильцем поддену.

– Ваня, передай. – Тимофей протянул толкущемуся рядом Чанову свой перочинный нож. – Может, я тебе помогу, а Степанович? Давай сам попробую поддеть, а ты этот узел срежешь?

– Не-ет, Тимофей Иванович, сам я, – отказался тот, мотнув головой. – Тут делов-то. Ещё бы этот башкой не крутил. Сейчас, ещё маненько, и всё уже. А ну-ка. – И он, поддев узел остриём шила, ловко его подрезал. – Ну вот и всё, готово, проливай хмельным, Ваня, – обратился он к Чанову, вытаскивая остатки нити из зарубцевавшейся раны. – Во-от, я же говорил, Леонид, ты у меня как новенький будешь, и ни к какому лекарю даже обращаться не нужно. Ну как, ваше благородие? Гляньте. – Он отступил в сторону.

– Красота-а, – покачав головой, произнёс Тимофей. – Через месяц волосы отрастут, и вообще не заметно будет. А тебе ведь с этим шрамом даже и лучше, Лёнька. Солидней. Вид прямо как у бывалого вояки. Я бы сказал – эдакий унтерский, важный вид.

– Так-то я и есть уже бывалый, – шмыгнув носом, заявил Блохин и потрогал на груди Аннинскую медаль. – Как-никак седьмой год уже, небось, с вами бок о бок служим.

– Как петух ты бывалый, Лёнька, – откручивая крышку фляги, заметил Чанов. – Только вот с перьями маненько общипанными. И всё одно недотягиваешь до унтера.

– Ага, боишься, что подсижу тебя, Ванька? – хмыкнув, не удержался от вопроса Блохин. – Да лей ты уже давай! Ну чего застыл?

Чанов пролил тонкой струйкой из фляги багровеющий шрам, и в воздухе запахло хмельным.

– Больно надо мне бояться, – проворчал Чанов. – Сказал бы их благородию, что командирствовать хочешь, глядишь, он и поставил бы тебя на отделенного. И мне было бы меньше забот.

– Готово, ваше благородие. – Промыв в тазике перочинный нож и протерев ветошью, Клушин положил его на стол. – Ещё бы хоть пару дней каску Лёньке не надевать, вообще бы надёжно поджило.

– Спасибо, Архип Степанович, – поблагодарил дядьку Тимофей. – Видишь как, и к лекарю ходить даже не нужно, сами справились. Ещё бы Медведев с Егоркиным поправились, весь взвод бы тогда в строй встал. А ты, Лёнка, и правда походи пока в фуражной шапке, верно Степанович говорит, ни к чему тебе каска.

– Ваше благородие, так нам что, на форт к развилке завтра выходить али так же у арестного склада на карауле пока стоять? – поинтересовался Чанов. – А то господин капитан давеча говорил, что егерей к нему нужно определять. Дескать, нечего кавалерию к такому стоянию привлекать, она для быстрого наскока нужна.

– Пока приказа сменяться не было – стоим, – пожав плечами, ответил прапорщик. – Егеря жалятся, что у них только две неполные роты здесь, а помимо дежурства в форту, ещё и у села приходится пикеты выставлять. Ноябрь на носу, слышал я, что шах войско по домам до весны распустил. Сами знаете, братцы, персы зимой не воюют. Так что, глядишь, скоро и нас к основным силам полка отведут.

– Хорошо бы, – вздохнув, сказал Чанов. – А то тут среди гор скоро ох как несладко будет. Ваше благородие, пойду я пока часовых у склада сменю, а потом и к обеду можно готовиться.

– Меняй, Иван Ильич, – согласился Гончаров. – Ты за командира отделения сейчас, так что смотри сам, этот пост и будет пока за вашим отделением.

– Пошли, хватит чесаться, – толкнув локтем Блохина, буркнул Чанов. – В караул с нарушением формы тебя никак пока не поставишь, значит, будешь ты, Лёнька, за артельных готовщиков у нас.

Двое драгунов, подхватив стоявшие у стены ружья, пошли к двери.

– Ой-ой-ой, какие мы важные, прямо раскомандовался он, – донеслось уже с улицы. – Вот дай человеку власть, вся сущность-то его сразу и раскроется.

– Тимофей Иванович, я, пока спокойно, свожу Янтаря перековать? – спросил мывший в тазу ножницы и какие-то железные приспособы Клушин. – Там на левом заднем копыте подкова немного шатается, да и другие мне не больно уж нравятся. Ранней весной, перед большим походом, на квартировании ведь только их ладили, а с тех пор сколько это по горам пришлось ездить. Кузнец Газар не шибко ещё покамест занят, спешить не будет, значит, хорошо всё сделает. А то потом вдруг команда к выходу поступит, и пол-эскадрона к нему разом ринется. А до Тифлиса непростой ведь переход, тут всякая слабина может бедой обернуться.

– Тоже думаешь, скоро в дорогу? – подняв голову от бумаг, поинтересовался Тимофей.

– Да кто же его знает, – пожав плечами, промолвил многоопытный денщик. – То ведь только лишь большому начальству одному известно. Однако я бы, ваше благородие, поостерёгся. А то вдруг день дадут на сборы, и бегай как ошалелый.

– Так обычно и бывает, – согласился с ним Тимофей. – Сколько нужно за работу, Степанович?

– Есть пока деньги, вашбродь, – отмахнулся Клушин. – У меня ещё три рубля с полтиной серебром и восемь копеек медью в кошеле лежат. Ежели никаких затруднений не случится, должно до рождественской трети этого хватить. В кошелевскую, теперь уже чановскую артель порционные мы отдали, офицерские приварочные нет-нет тоже дают. Хмельное вы с господами вовсе не употребляете, в карты деньги не проигрываете. А на этом завсегда ведь самые траты у их благородий случаются. Так что хватает всего. Может, вам чего прикупить, пока овощ и фрукт копе-ешный? А то ведь холода придут, враз всё подорожает.

– Недоуздок изношенный – три штуки, трок с кольцами – два, поводья – четыре, – бубнил, подбивая подлежащую замене конскую амуницию взвода, Тимофей. – Что говоришь, Степанович? – Он поднял голову от бумаги. – Овощи и фрукты? Да, конечно, покупай, сейчас самое время для них. И как только деньги будут к концу подходить – скажи. У меня ещё остались с прошлой трети, восполню убыль. Так, дальше: потники – три штуки, вальтрап, ага, нет, вальтрап мне точно не дадут списать, он нового образца, тёмно-зелёный. Пусть штопает Ярыгин. Далее: подперсье и пахвы. Так, здесь на черновом списке два комплекта указано, а показывали с износом только один, который Плужин приносил со своего Каштана. А у кого же второй тогда? У Кузнецова? Нужно уточнить…

– Ваше благородие, позвольте?! – забарабанили в дверь.

– Заходи! – крикнул Гончаров, и в открывшийся дверной проём заскочил эскадронный вестовой.

– Господин прапорщик, драгун Платонов! – представился он громогласно. – Их благородие господин капитан просили вас срочно к нему прибыть! – И, оглядев комнату, понизил голос: – Тимофей Иванович, с Шуши какой-то майор важный при казачьей сотне приехал, говорят, что самим генералом посланный. С нашим капитаном они закрылись, разговаривают. А Павел Семёнович потом дверь открывает и кричит мне: «Семён, бегом за Гончаровым! Бегом, говорю!» Ну вот я и припустился.

– Майор от генерала, интересно, – откладывая в сторону перо, отметил Тимофей. – С чего бы это генералу и какой-то прапорщик был интересен? Ладно, пошли, Семён. – И, одёрнув мундир, вышел вслед за вестовым на улицу.

– Подсаживайтесь к столу, Тимофей. – Облачённый в егерский мундир средних лет худощавый штаб-офицер кивнул на скамью представившемуся драгуну. – Майор Воскресенский Алексей Михайлович, адъютант его высокопревосходительства генерала от кавалерии Тормасова. У меня к вам несколько вопросов, молодой человек, – произнёс он, глядя в глаза прапорщику.

– Алексей Михайлович, я, пожалуй, пойду посты проверю? – спросил, вставая из-за стола, Кравцов. – Может быть, вам что-то ещё нужно?

– Нет, спасибо, Павел Семёнович. Идите, а мы пока с вашим офицером потолкуем. Я потом, как только закончим, вас позову. Ну что, Тимофей, эскадронное, да и полковое, начальство отзывается о вас весьма лестно, – проговорил он, когда капитан вышел. – Распорядительный, сметливый, храбрый командир, во взводе всегда порядок. В недавних боях по закрытию горных проходов персам хорошо себя проявил. Даже благодарность от их высокопревосходительства получил, что, конечно, похвально. А недавно и вовсе целый купеческий караван задержал, в бой с ним вступил, людишек торговых побил. Я что-то не так сказал? – заметив, как встрепенулся драгун, поинтересовался Воскресенский.

– Прошу прощения, господин майор, но в бой с караваном мой взвод не вступал, – решил внести ясность Гончаров. – Был открыт ответный огонь по двум ехавшим в караване вооружённым людям, по тем, которые убили двоих моих драгунов, а одного ранили. Один из них пытался застрелить и меня, да спас денщик, прострелив ему руку.

– Да-да, я это всё читал из вашего рапорта, – не стал спорить майор. – Однако задержанный и раненный вами подданный Франции некий монсеньор Клермон Жан-Луи-Поль-Франсуа, который, кстати, имеет титул графа, в написанной на имя самого нашего императора жалобе отмечает, что, будучи мирным путешественником и учёным-натуралистом, изучающим природу Кавказа, был подвергнут нападению со стороны некого русского прапорщика Гончарова и его людей, кои пытались его убить и прострелили ему руку. Потом он, уже будучи раненным, был ограблен, избит и даже раздет на глазах у туземцев. Отчего весьма пострадала его честь, а всё личное имущество было утрачено. Он же сам ничего враждебного супротив русских властей, с его слов, не предпринимал, его вина могла быть только лишь в том, что он испугался выстрела, произведённого одним из торговых людей каравана. И что он побежал оттого прочь, боясь за свою жизнь.

– Ловко, – заметил Тимофей. – Так это ведь он лично Хрисанова Яшку, моего драгуна, из пистоля застрелил и уже разряженным им голову другому драгуну рассёк. А потом, когда убегал, в меня из второго хотел стрелять, да не успел, опередили.

– А вот граф, я повторюсь, совершенно по-другому рассказывает. – Воскресенский развёл руками. – Говорит, что одного вашего драгуна на дороге убил торговый человек из каравана, а потом он же ударил рукояткой пистоля другого по голове и, уже когда убегал, застрелил ещё одного из погони. Ну и сам тоже пал от пули. Причём все купцы, которых доставили под конвоем в Шушу, подтвердили то, что он говорил, слово в слово, а ещё и прибавили к рассказу монсеньора, как вы их всех избивали и как грабили караван.

– А оборонительные схемы многих наших крепостей, небось, говорят, что тоже мы им подкинули? – хмыкнув, предположил Гончаров. – И запрещённое к перевозке оружие с порохом тоже в повозки мы подложили?

– Ну-у, немного, конечно, не так, – улыбнувшись, возразил майор. – Ссылаются на убитого вами. Дескать, что две арбы и вьючная лошадь с запрещённым товаром принадлежали ему. И схемы эти, бумаги, якобы они видели, как вы лично доставали, вспарывая своим горским кинжалом кафтан убитого. У вас ведь был при себе кинжал, Тимофей?

– Был, – произнёс тот глухо. – Трофейный, я его всегда с собой на выезд беру и пистоли с кобурами надеваю. Не раз всё в бою выручало. Но только вот бумаги я в одежде этого самого Клермона нашёл, взрезав подкладку.

– И кто это может подтвердить? – поинтересовался Воскресенский.

– Да человек десять моих драгун это видели! – воскликнул горячо Гончаров.

– Драгуны ваши видели, – повторил за ним майор. – А кто-нибудь из офицеров?

– Да там только лишь подпоручик из егерей был, – вздохнув, ответил Тимофей. – Но его тогда к повозке позвали, в которой оружие нашли. Вы мне не доверяете? А как же то, что этот француз под разными личинами по нашей и вражеской земле передвигался под видом караванщика. То он Джавадом, то Галибом назовётся. Не зря же я его заприметил. Для чего такие сложности обычному путешественнику-натуралисту?