– Нда, натуралист, – хмыкнул майор. – Успокойся, Гончаров, если бы мы тебе не доверяли, то разговор бы сейчас совсем по-другому шёл и совсем в другом месте. Могу тебе приватно сказать, что в этом деле замешана большая политика. Сам, небось, знаешь, после Тильзита мы с Наполеоном союзники и велено вести себя с его подданными крайне обходительно, не давая никаких поводов для ссор и разногласий. А вот атташе французский, что при ставке нашего главнокомандующего сейчас находится, такой скандал поднял! Ногами топает, в Санкт-Петербург одну за другой жалобы отправляет и своим императором грозится. Дескать, какой-то дикий русский кавалерист мало что учёного-путешественника, так ещё и целого графа унизил на глазах у множества туземцев и простых солдат. Покалечил, избил его несчастного, раздел, всяческими похабными словами при этом оскорблял. И бумаги эти, что были найдены, якобы вовсе даже не ему принадлежали, а тому караванщику, которого убили. А как знать, может, он, этот убитый, для англичан, для общих наших врагов шпионил? А русские совершенно безосновательно подозревают такого чистого, практически святого человека, каковым является уважаемый монсеньор Клермон Жан-Луи-Поль-Франсуа. Которого, заметь, знает и ценит сам великий император Франции Наполеон Бонапарт! И твои эти рассуждения о том, как монсеньор назывался – Джавадом или Галибом, они тут совершенно не важны. Может, просто так хотелось ему под видом скромного торговца-странника путешествовать и местные красоты изучать? Сжиться, так сказать, с туземцами, раствориться среди них, чтобы лучше всё окружающее понять. Вот, наверное, именно так и ответит атташе, задай ему кто-нибудь твой вопрос. Жаль, прапорщик, что второго вы убили тогда. Может быть, останься он в живых, и удалось бы его разговорить. А так остаётся только один лишь граф Клермон.

– И что теперь? – спросил, глядя в глаза Воскресенскому, Тимофей. – Признать за собой несуществующую вину, извиниться перед шпионом, который убил двоих моих людей, дабы «не давать никаких поводов для ссор и разногласий»?

– Никто от тебя не требует себя оговаривать или извиняться, – со вздохом заявил майор. – Неужто мы не понимаем всего? Однако проверку провести положено, чтобы, буде запрос из Санкт-Петербурга, доложиться туда по всей форме. Опрошу того подпоручика, который с тобой тогда был на дороге, пяток нижних чинов ещё, и довольно. Тебя более тыркать не буду, не волнуйся, твой рапорт уже и так в ставке у командующего есть. Караванщикам придётся отдать всё их имущество, кроме, конечно, запрещённого, и пусть ступают себе в пределы своей Персии, мы с торговцами не воюем. На их жалобы о разграблении каравана плевать, понятно, что это навет. Возьмём только подписи о возвращённом имуществе, и довольно. А вообще ты, Гончаров, молодец, как бы то ни было, а ведь шпиона разоблачил, срисованные им наши укрепления изъял. Это сейчас французы нам как бы союзники, а пройдёт лет пять, кто знает, как оно там повернётся. Ладно, не смею тебя более задерживать, занимайся своими делами и крикни там вестового, будь любезен.

– Слушаюсь, господин майор. – Тимофей кивнул и вышел из командирского дома.

Глава 2. В Тифлис

Майор Воскресенский пробыл у Аракса два дня и убыл в Шушу. Тем временем служба на дальней заставе шла своим чередом. Выходили драгунским полуэскадроном и ротой егерей к форту на дорожную развилку, меняя отдежуривших. Объезжали дозором оба берега реки. Занимались нехитрыми делами на постое. Погода тем временем становилась всё хуже, по ночам начало хорошо подмораживать, а днём зачастую шёл мелкий противный дождь. И всё время, не прекращаясь, дул холодный, порывистый ветер с гор.

– Скорее бы в Шушу или Елисаветполь, что ли, отозвали, – проворчал, кутаясь в шинель, егерский подпоручик. – Из нашего полка, поговаривают, уже половина рот туда пришла. Первыми тех, которые у горных перевалов стояли, сняли, потому как там снег выпал. Интендантский капитан, что вчера с караванными приехал, нашему майору поведал о том, что командующий с основным войском на Тифлис выступил. По вам-то ничего не слышно, Тимох? Где зимой полк квартироваться будет, в Шуше, Елисаветполе или в Тифлисе?

– Да Бог его знает. – Драгунский прапорщик пожал плечами. – Нам же не сообщают заранее. Эскадронный командир слышал вроде, что на зиму в Тифлис хотели всю кавалерию отводить. Так-то там сейчас основные полковые квартиры.

– О-о-о, это вам сколько же ещё туда идти, да по такому холоду, – покачав головой, посочувствовал подпоручик. – Сейчас вообще с небес лить начнёт, а потом и дороги снегом завалит. Коли так далеко следовать, значит, пораньше нужно эскадроны отводить.

– Да нам к таким маршам не привыкать, Денис, – вздохнув, произнёс Гончаров. – Я и не помню, чтобы мы по хорошей погоде когда-нибудь на постой уходили, всё время по ненастью. Начальство осторожничает, хочет убедиться, что персы за Тебриз ушли и опасности нашествия нет, потом уже войска на квартиры убирает.

– Да это поня-ятно, – протянул егерь. – А в марте обратно в заслоны. Тебя майор этот, адъютант генеральский, не мучил более вопросами? А то я ведь три раза ему рапорт переписывал по тому каравану.

– Не-а. Как в первый раз с ним поговорили, он трёх моих драгунов опросил, и всё, отстал, при отъезде только лишь головой кивнул, когда мимо проезжал.

– Нда-а, вот же канители сколько с этим караваном, – рассуждал подпоручик. – Ещё и виноватыми остались. Ладно, авось успокоится. Капитан интендантский, который из Шуши прибыл, особо не церемонится с купцами. Я перед убытием к форту у арестантского амбара проходил, слушаю, он выкрикивает одного: «Зульяр из Тебриза, а ну заходи с двумя подручными! Десять минут тебе, чтобы вынести свой товар! Время пошло, быстрей!» Тот, который самый старший из караванщиков, бегом в амбар метнулся с подручными, а капитан снова кричит: «Милад из Сараба, жди, ты следом заходишь!» И правильно, так с ними и надо. Если канителиться и все ахи этих персов слушать, то там на неделю у амбара восточный базар затянется.

– Ну да, капитану-то, небось, обратно в город поскорее хочется, а не у Аракса с купцами под дождём лаяться, – заметил Тимофей. – Вот он их и подгоняет.

Уже после обеда со стороны селения показался тот самый караван, груз которого хранился две недели в арестном амбаре. Старший из купцов показал русским офицерам разрешительные бумаги, был крайне любезен и всё пытался всунуть бакшиш – небольшой, позвякивающий металлом кошель – Тимофею.

– Оставь себе, Зульяр, – отмахнулся прапорщик. – Или у тебя опять что-нибудь запрещённое в повозках?!

– Нет, господин, нет, всё большой начальник проверять! – воскликнул тот испуганно. – Потом бумага с печать давать. Только хороший товар нам отдавать, плохой, не наш товар, весь в сарай остаться. Тот товар не мы, тот товар, господин, чужой купец везти! Нам ничего не сказать. Зульяр слушаться белый царь, только хороший товар караван возить!

– Всё, идите уже! – буркнул, отходя от купца, Гончаров. – Демьян Ерофеевич, выпускайте караван! – крикнул он Плужину.

Со скрипом и грохотом прокатились арбы, процокали копыта вьючных коней, и у форта на дорожной развилке стало опять тихо.

– Ну всё, больше торговых долго теперь не будет, – заключил, провожая взглядом вьючных, егерский подпоручик. – Зря бакшиш не взял, Тимофей, поделили бы его пополам, лишними деньги не бывают.

– Вот и взял бы тогда сам.

– Так не мне же давали. Странный ты какой-то, Тимоха.

Семнадцатого ноября в селение у Аракса прибыла полусотня казаков во главе с хорунжим Глазиным, и над речной долиной разнёсся напев трубного сигнала «Командирский сбор». Вскоре офицеры второго драгунского эскадрона слушали наставления своего командира.

– Господа, с полусотней казаков доставлен пакет от подполковника Подлуцкого, – оповестил всех собранных капитан Кравцов. – Наш полк выдвигается к месту зимнего квартирования в Тифлис. Эскадрону приказано прибыть в Елисаветполь не позднее двадцать пятого числа. Полторы сотни вёрст в это время, сами знаете, быстро никак не проскочишь, так что на сборы даю время один день. Даже и того меньше, учитывая, что скоро уже обед и половина его, считай, что прошла. В любом случае завтра утром наш эскадрон должен будет выйти из селения. Так что не смею задерживать вас более, готовьте своих людей к переходу.

Началась обычная в таких случаях суматоха. Унтеры и взводные командиры дали нагоняй рядовым драгунам, и сонное селение стало походить на разворошённый муравейник. Нужно было увязать вьюки, проверить всю конскую амуницию и починить, кому-то потребовалось срочно перековать коня, запастись фуражом и провиантом. Дел хватало всем. Тем не менее ранним утром восемнадцатого ноября колонна второго эскадрона драгунского Нарвского полка вышла из селения на северо-восток, огибая справа Карабахскую горную гряду. Через три дня она достигла большого Бакинского тракта и вечером двадцать четвёртого вошла в восточные ворота города-крепости Елисаветполь.

– Наш эскадрон последним подошёл, все остальные уже давно здесь, – оповестил своих офицеров капитан Кравцов. – Командир полка спешит с выходом. Главного интенданта при мне отругал за нерадивость, два дня ему дал времени на подготовку полкового обоза. Основная колонна уже послезавтра выходит, а вот весь обоз на следующий день, двадцать седьмого. Нашему эскадрону, как только что подошедшему, и поручено его охранять. Так что двое суток отдыха у нас здесь есть. Места под временный постой взводам определены, сейчас каждому командиру раздадим список с адресами. Всё взводное имущество, господа офицеры, размещайте там, где сами на квартирах встали. В артелях пусть драгуны только лишь по мелочи держат. Савелий Иванович, нужно, чтобы три арбы и вьючные лошади из эскадронного обоза около меня были, – предупредил эскадронного каптенармуса капитан. – Это у самых Тифлисских ворот, там, где хлебные амбары прошлого правителя Гянджи Джавад-хана стоят.

– Понял, ваше благородие, знаю это место, – подтвердил тот. – Мы ещё три года назад там квартировались.

– Вот-вот, всё верно. Займёте один из малых амбаров, Игнат Матвеевич покажет какой. Ну всё, разводим эскадрон на постой.

Взводу Гончарова определили пять домов неподалёку от северного выезда из города, а для размещения коней выделили место в бывшей ханской конюшне. Всё взводное имущество умещалось в одноосной повозке и на двух вьючных лошадях.

– Тише, тише толкай! Заводи помалу! Сто-ой! – командовал разгрузкой Чанов. – Всё, отцепляй арбу, выноси поклажу, братцы!

Драгуны подхватывали мешки с овсом и крупой, сухарные кули, патронные ящики, котлы, ранцы, всякую всячину из арбы и заносили внутрь хозяйского сарая. Тимофей, удостоверившись, что здесь порядок, решил проверить, как разместили коней. Нужно было ещё заглянуть в полковое интендантство и выполнить поручение капитана – оставить там фуражный запрос на весь эскадрон. Отойдя за поворот, решил вернуться.

– Ваня! – крикнул он, заходя во внутренний двор. – Караульного из своего отделения у сарая пока оставишь. Потом его ближе к ночи из отделения Плужина поменяют.

Переносивший тяжёлый рогожный куль Казаков при крике командира споткнулся, и его ноша, звякнув металлом, ударилась о косяк.

– Гришка, зараза! – ругнулся на молодого драгуна Чанов и, подбежав к амбару, заслонил драгуна.

– Так, вы чего это там суетитесь? – нахмурившись, стал выяснять Тимофей. – А ну-ка, постой, Казаков!

– Ваше благородие, да там так, трофейного немного, – обернувшись, проговорил вмиг покрасневший Чанов. – Ну бывает же такое, подберёшь иной раз после боя, глядишь, оно и пригодится. У нас вон у каждого пистоли из трофейного при себе. Да и на обмен, если вдруг порцион уменьшат, можно аккуратно сбыть.

– Ты кому об этом рассказываешь, Ваня? – пристально посмотрев в глаза драгуну, произнёс Гончаров. – Почему от меня прятали?

– Да мы не прятали, вашблагородие, – отведя глаза, пробормотал тот. – Мы так, просто.