Дальше не роюсь – больно, как будто копнула лопатой в собственную душу. Может, это и по-детски, но я сама себе хозяйка. Хочу – медитирую под крики сов, хочу – ем торт на завтрак. И пусть в детстве у меня было меньше радостей, чем у гоблина в золотом руднике, – теперь хоть мечтать могу без спроса!

– Эх, что-то я раскисла, – бормочу, отряхиваясь от грусти, как кот от воды. – Соберись, Жаннет! А то водяной офис превратит в болото, пока ты тут по империи скачешь.

Даже два моих волшебных помощника, что достались с агентством, не спасут. Юди – фей ростом с тролля, который носит платья из паутины, и Лулу – орчиха с нравом разъяренной белки, они не справятся с потопом. Они скорее устроят бой подушками, чем вычерпают воду.

Говорят, этот Иль затопил не одну деревню. Но видимо, небожители решили: пусть женится – авось остепенится. Что же он сделал? Реки перенаправил? Или подарил детям лодки вместо игрушек?

– Ой, ладно, – машу рукой, будто отгоняю назойливую муху-мысль. – Пора к кикиморам. Настолько я отчаялась, что готова даже их выслушать. А это все равно что просить совета у сапога.

P. S. Кикиморы, конечно, ворчат, но их пироги с болотными ягодами – бомба. Может, договорюсь на торт в обмен на невесту?..

Глава 4

В Болотистой Роскоши сыро, вязко и совсем не изысканно, как обещает название. Как будто болото прочитало книгу по дизайну и решило: «А давайте я сделаю вид, что старалось». Бабуля всегда говорила, что кикиморы – те еще задаваки без вкуса, и теперь я вижу это своими глазами. Они словно устроили конкурс «Кто соберет больше плесени на диван».

Кажется, сюда притащили всю мебель с помоек края. Кресла, которые когда-то мечтали о дворцах, теперь тонут в жиже, как печальные воспоминания. Комод врастает в дерево, будто пытается сбежать от своей судьбы, диван утопает в трясине по самые подушки, а тумбочка превращается в кочку, которую местные лягушки используют как трон.

Как же я не хочу сюда идти! Но женить водяного желаю больше. Хоть бы небожители добавили в контракт пункт: «Организатору – противогаз в подарок».

Тканевые туфли вязнут и промокают за секунду. Они исчезают в болоте, как мои надежды на сухой день. Но тут же меня ждет сюрприз: птицы поют так красиво, что кажется, будто болото наняло хор сирен. Звуки льются, как мед из волшебного улья, и на миг забываешь, что стоишь по колено в тине.

Если присмотреться (и закрыть глаза на грязь), тут даже красиво. Деревья поднимают корни так высоко, будто готовятся станцевать канкан, кусты с ягодами горят, как рубины в грязи. А еще кикиморы… Ох уж эти кикиморы!

Я всегда думала, что они валяются в лужах и сплетничают о лягушках. Ан нет! Они строят дома в корнях, вплетая ветки так искусно, что позавидовал бы сам горгул-архитектор. Сажают овощи в ящиках от комодов, а потом продают их под лозунгом «Органика с душой болота».

Одна зеленоволосая девушка тащит короб, выгибаясь под тяжестью, как мост под телегой тролля.

– На экскурсию? – бросает она, а я подхватываю ее короб под дно.

– Бесплатно, – улыбаюсь я.

– Бесплатно ничего не бывает, – фыркает она.

Видимо, прочла ту же книгу по философии, что и бабуля.

– Тогда за информацию!

– Своих не сдаю. Чужих не продаю.

Переговоры идут бодро, как торговля на гномьем рынке. Добираемся до домика в корнях, покрытых мхом. Пахнет грибами и ранним детством, которое я провела в сыром подвале. Внутри – крошечная кикимора, выбегающая с криком: «Мамуля!»

Девушка целует ее в макушку, наполняет миску ягодами, а малышка… цепляется за мои колени, как пиявка с болотным обаянием.

– Мама! Что ты мне принесла? – Ее глаза сияют, как светлячки в тумане.

«Мама». Слово, от которого мое сердце делает сальто, будто акробат в цирке. Вспоминаю, как сама сидела у бабушкиной двери, ждала родителей… А они так и не пришли – видимо, заблудились в «заработках», как в трех соснах.

– Вот! – сую ей печенье из сумки. Спасение от детских объятий – сладкая валюта.

Малышка отпускает меня, уплетая угощение, а зеленоволосая кикимора тащит меня прочь:

– Идемте, а то придется ночевать в домике.

– А где ее мама? – спрашиваю я, оглядываясь.

– Погибла. Осталась только Мила с бабушкой.

Вот так поворот. Я пришла искать стервочку для водяного, а нашла историю, от которой даже болотная жаба прослезится. Теперь придется проверить, достоин ли Иль Изумиилович такой семьи. Может, его «внуки» – это не прихоть, а крик души?

P. S. Если он хоть раз обидит Милу, организую ему свадьбу с медузой. Пусть поплавает в слезах.

Глава 5

– Иль Изумиилович, есть у меня на примете одна шикарная невеста. Правда, ее интересуют внуки, а не романтика. – Я сажусь на край бассейна, с которого капает вода, словно слезы русалки после расставания.

Проведя ночь с Милой и ее бабушкой Гибирой, я теперь знаю их историю лучше, чем рецепт бабулиного «зелья от дураков». Эти двое слишком хороши для водяного, который топил деревни, как ребенок – кораблики в луже.

– Увидит меня – сразу влюбится! – Иль выпячивает грудь, будто он Посейдон в дешевом парике. – Как ее зовут?

– Гибира. Живет в Болотистой Роскоши, торгует на рынке под солнцем, от которого ее кожа напоминает вяленый фрукт. А внучка… тот еще еж в платье – никого к себе не подпускает. Решишься?

Иль хмурится, и его лысина покрывается рябью, как озеро в шторм:

– А из достоинств что?

– Душа чище горного ручья. И борщ варит так, что даже тролли плачут.

Если он ждет красотку – сейчас сбежит. Но водяной оживляется, как рыба на крючке:

– Готов знакомиться! Ты ей обо мне рассказывала?

– Рассказывала.

– И что она сказала? – Водяной забрасывает челку назад с таким щегольством, будто это не три волосинки, а грива единорога.

– Послала меня в болото, куда даже лягушки не ходят.

Гибира боится, что чужак обидит внучку. Но Иль расплывается в улыбке, показывая зубы-камешки:

– Характер! То что надо!

– Иль, там молодых кикимор – как грибов после дождя. Может, выберешь кого помоложе? – тяну гласные, будто жую ирис.

– Мне опытных подавай!

– С внуками?

– С внуками!

Смотрю на него как на загадку из древнего свитка. Щелкаю пальцами, и в комнату вползает Шерх, мой розовый змей, который обожает яблоки и разоблачать врунов, как девушки – сплетни.

– Он ядовитый? – Иль отплывает к противоположному краю, будто это акула, а не змей размером с мужской ремень.

– Кусается так, что даже орки ищут маму.

Шерх ныряет в воду, и Иль подпрыгивает, словно его укусила медуза:

– Забери его!

– Заберу, когда признаешься, зачем тебе бабушка с внучкой. Может, ты извращенец, который коллекционирует семейные фото?

Иль шлепается в воду, как мешок с картошкой.

– Я?! – булькает он, выныривая. – Да я послан небожителями! Здесь должна быть награда, а не допрос в стиле болотной инквизиции!

– Тогда почему «опытная» да «с внуками»? – тычу в него пальцем, а Шерх рисует вокруг него круги, как акула.

– Потому что не могу… – Иль краснеет, как рак на гриле. – Не могу спать с женщиной! Пусть у нее сразу внуки будут. Так спокойнее!

Шерх выныривает и кивает, будто говорит: «Правда!»

– Ах вот оно что! – хлопаю в ладоши. – Тогда плыви на свидание. Но если обидишь Милу – вернусь с Шерхом и твоей коллекцией водорослей для костра.

Иль бурчит что-то про «неблагодарных организаторов» и исчезает под водой, оставив бассейн пустым, как мои надежды на отпуск.

– Спасибо, Шерх, – глажу змея, чья голова холодна, как сердце ледяного монстра. – Ты сегодня звезда.

– Госпожа! – врывается Юди, мой фей-великан, и проезжает по мокрому полу, как конькобежец-неудачник. – Новый клиент! В каминной!

– Мы еще старого не женили!

– Срочно! Он уже поджигает занавески взглядом!

Я поправляю деловой розовый костюм, в котором выгляжу как клубничный торт в мире готики, и иду в каминную. Огонь в очаге пляшет багровыми языками, а в кресле…

Сердце замирает.

В кресле сидит Кир Шакли – моя первая любовь, разбившая сердце так, что осколки до сих пор колют душу.

P. S. Шерх шипит у ноги: «Укусить? Укусить?» Отказываюсь. Пока что.

Глава 6

– А ты что здесь делаешь? – Кир бросает мне взгляд, будто это я ворвалась в его спальню с криками «Сюрприз!», а не он в мой офис.

То же хамло, что и семь лет назад. Раньше его «непосредственность» казалась милой, как котенок с когтями. Теперь я знаю: котенок вырос в саблезубого тигра.

Молча изучаю его лицо. Где тот юноша с дьявольскими ямочками? Передо мной мужчина со взглядом «Я все еще умею портить жизнь!».

– А ты постарел, – бросаю, как нож в стену.

Семь лет. Семь лет я не видела его рта, что целовал меня, а потом плевал ядом. Теперь он хочет жениться? Или пришел сжечь мою контору ради развлечения?

– А ты все такая же колючка, – парирует он, играя с бокалом вина.

Бокал дрожит, как я в его присутствии.

Колючка? Да я кактус в сравнении с ним! Он научил меня отращивать шипы, и пришла его очередь поцарапаться.

Кир резко встает, и вино плещет на пол, как кровь из свежей раны. Бар за его спиной разгромлен: бутылки лежат осколками, словно обломки наших отношений.

– Здесь не твой дом. Веди себя прилично.

– Все мое. Как сын Эндрюса Шакли, я имею право… – начинает он, но тут из-за кресла выстреливает Шерх.

Мой розовый змей кусает Кира за икру, словно говорит: «Привет от прошлого!»

– А-а-аргх! – Кир швыряет в Шерха черную молнию.

Змеиная кожа дымится, как шашлык на углях.

Сердце сжимается. Я уже видела эти «фокусы» – на фамильярах, на друзьях, на мне.

– Шерх! – бросаюсь к змею, который лежит без сознания. – Жив? – шепчу, прижимая его к груди. Руки дрожат, как листья в ураган.

– А меня не пожалеешь? – Кир закатывает штанину, демонстрируя укус. – Я же клиент, посланный небожителями!

Его голос – смесь сарказма и театра. Как будто он играет в трагедии, а зрители – его жертвы.

Кладу руку на Шерха, отдавая последние капли энергии. «Живи, дружок. Этот ублюдок не стоит твоей чешуи», – мысленно молю я, чувствуя, как мир плывет перед глазами.

– Я силу не рассчитал, да? – Кир морщится, глядя на змея.

Ложь. Он всегда не «не рассчитывает». Его удары точны, как плевки огнем генерала драконов. Помню, как он «случайно» поджег дом парня, который ему нагрубил…

– Эй! Я тут, и я ранен. Сейчас зафиксирую травму и пойду в суд, твою контору и прикроют. – Я узнаю эти угрожающие нотки в голосе Кира.

Он, как всегда, меняет злость на милость и обратно за доли секунды.

Первое время Кир почти не показывал характер, но, когда я увидела его настоящего, уже своего нрава не скрывал.

– Иди в суд! – шиплю зло. – Закрой агентство! Я мечтаю печь торты, а не разгребать ваш ад.

Мечтаю, чтобы император попробовал мой шоколадный торт, а не чтобы ты снова вполз в мою жизнь, как ядовитая змея.

Шерх шевелится, и я выдыхаю. Жив!

Сравнение неуместно – змеи в сто раз лучше Кира. Теперь бедняге нужен покой и ведро яблок.

– Юди! – зову фея, который врывается в зал, как живой танк.

– Возьми Шерха, – прошу я.

Но Кир перебивает:

– Ко мне иди!

Его тон – как удар хлыста. Юди замирает, колеблясь.

Кир говорит так требовательно, что Юди косится на меня с сомнением. Я протягиваю к нему Шерха на руках, и он забирает.

– Не слышишь меня?

Мне нужно срочно его переключить.

– А ты меня слышал, когда подружки твоей невесты издевались надо мной, а я просила о помощи через парный браслет? – спрашиваю я.

– Жаннет, ты все старые обиды вспоминаешь? Я же пришел после помолвки. И к лучшему лекарю тебя отвел. Ты же была в курсе, что это все фиктивное соглашение ради одной сделки. Мне нужно было быть там.