Пользуясь привилегией автора, дозволяю себе подробно описать монету: произведение чеканного искусства – вот что перед нами, ни много ни мало! На одной стороне мелкими, но отчетливыми буквами обозначен номинал, а посередине изображена голова Ньютона. Вот оно, будь неладно, американское влияние! (Потом нам рассказали, что в Утопии ежегодно чеканят монеты в честь столетнего юбилея какого-нибудь ученого.) На оборотной стороне монеты изображена Пасифея^[16], красавица с ребенком на одной руке и с книгой – в другой. За фигурой богини видны звезды и песочные часы. Похоже, утописты – народ гуманистичный, раз такая жизнеутверждающая незлобивая символика вынесена на монету!

Таким образом, мы впервые с уверенностью узнаем о Мировом Государстве, а также получаем первый ясный намек на то, что Королям пришел конец. Но наша монета поднимает и другие вопросы. Значит, в Утопии существует не общность владения, а действуют некоторые ограничения права приобретения, то есть – оценка предметов денежными единицами? Экое старье, архаика! Так много устаревшего в этой якобы современной Утопии-модерн!..

Во всех предшествующих Утопиях золото яростно осуждалось. Вспомним, сколь убогое применение в своей Утопии предлагал ему сэр Томас Мор – и как Платон в «Республике» совсем не признавал денег (когда он писал свои «Законы», в общине, которой они назначались, были в ходу железные, весьма неизящные и сомнительной ценности монеты). Возможно, эти великие джентльмены были немного поспешны и чересчур несправедливы по отношению к весьма респектабельному элементу.

Золотом злоупотребляют, превращают в сосуды бесчестия – потому оно и исключено из идеального общества, как если бы было причиной, а не орудием человеческой низости; но ведь и в золоте нет ничего плохого. Его клеймение и порицание – это попросту наказание топора за преступление Раскольникова. Деньги, если ими правильно распорядиться – это хорошая и даже необходимая вещь в цивилизованной человеческой жизни, сложно устроенная, но столь же естественная, как процессы роста запястных костей человека, и мне невдомек, как можно представлять что-либо достойное названия цивилизованного мира без денежных единиц. Ибо они – вода в социальном организме, они способствуют росту и обмену веществ, движению и регенерации. Деньги примиряют человеческую взаимозависимость со свободой; какое другое средство дает человеку такую большую свободу вкупе с таким сильным побуждением к труду? Экономическая история мира – там, где она не является историей теории собственности, – в значительной степени представляет собой отчет о злоупотреблениях не столько деньгами, сколько кредитными средствами для их пополнения и расширения масштабов этого ценного социального изобретения. Никакая система «трудодоверия», описанная Беллами в девятой главе «Оглядываясь назад», никакой свободный спрос на товары Центрального Универмага не урезают многократно объем врожденного «морального шлака» в человеке, с коим нужно считаться в любой разумной Утопии, какую только можно разработать и спланировать. Лишь Бог знает, куда нас приведет прогресс, но во всяком случае в моей Утопии-модерн деньги еще в ходу – и это хорошо.

§ 2

Теперь, если мир Утопии-модерн хоть в какой-то степени параллелен современному мышлению, нужно разобрать целый корпус нерешенных проблем, связанных с валютой и с мерой стоимости. Золото, думаю, из всех металлов лучше всего приспособлено для денежной цели, но даже в этом лучшем случае оно далеко не соответствует вообразимому идеалу. Оно подвергается скачкообразному и неравномерному обесцениванию вследствие новых открытий месторождений и в любое время может пасть жертвой обширного, непредвиденного и крайне сокрушительного обесценивания вследствие открытия какого-либо способа его получения из менее ценных элементов. Ответственность за такое обесценивание вносит нежелательный спекулятивный элемент в отношения должника и кредитора.

Когда, с одной стороны, на какое-то время останавливается увеличение наличных золотых запасов и/или рост энергии, прилагаемой к общественным целям, или ограничивается общественная безопасность, что препятствовало бы свободному обмену кредита и, очевидно, потребовало бы более частого производства золота, тогда и происходит чрезмерный скачок стоимости денег по сравнению с базовыми товарами и автоматическое обнищание граждан в целом по сравнению с классом кредиторов. Простые люди заложены в долговую кабалу.

С другой стороны, нежданный всплеск золотодобычи, находка одного-единственного самородка величиной, скажем, с собор Святого Павла (вполне возможное событие!) приведет к освобождению всех должников и спровоцирует настоящее землетрясение в финансовых кругах.

Один гениальный мыслитель предположил, что в качестве эталона денежной стоимости можно использовать не какое бы то ни было вещество, а вместо него – силу, и что стоимость может быть измерена в единицах энергии. Это превосходное развитие (по крайней мере – в теории) общей идеи современного государства как кинетического, а не статического; так еще раз подчеркивается отличие нового социального порядка от старого. Старый уклад – система институтов и классов, управляемых состоятельными людьми; новый – это союз предприятий и интересов, над которым главенствуют заинтересованные лидеры.

Конечно, суждения мои обо всем этом – довольно поверхностные, сродни конспекту или выжимке из серьезной научной статьи, подготовленной для популярного журнала. Поэтому вообразите мое удивление, когда, развернув случайно газету, я вдруг узнаю: подразумеваемый гениальный мыслитель (вернее, его здешняя инкарнация) занимает самый ответственный пост в Утопии и касается вопросов денежного обращения на страницах печати! Статья эта, как мне кажется, давала полное и ясное объяснение его новых задумок – если закрыть глаза на обилие специфической терминологии; она опубликована, очевидно, для того, чтобы общество могло подвергнуть его предложение всесторонней критике – так можно сделать вывод, что в Утопии-модерн власти представляют наиболее прозрачные и детально разработанные схемы любого предполагаемого изменения закона или обычая.

Оценим же местный административный порядок. Любого, кто следил за развитием технической науки в течение последнего десятилетия или около того, не шокирует мысль о том, что консолидация большого числа общественных служб на значительных территориях ныне не только осуществима, но и очень важна, желательна. Через некоторое время отопление и освещение, равно как и снабжение электроэнергией бытовых и промышленных, городских и междугородных коммуникаций, будут осуществляться с единых электростанций. Ясно как божий день, что как только минует экспериментальная стадия снабжения электроэнергией, вопрос всецело перейдет в ведение местной администрации (канализация и водоснабжение – в ту же копилку). И местная администрация, само собой, предстанет единственным хозяином положения.

По этому вопросу даже такой закоренелый индивидуалист, как Герберт Спенсер, сходился во мнении с социалистами. Итак, мы может прийти к заключению, что в Утопии, какие бы там виды собственности ни существовали, естественные источники энергии – уголь, водяная сила и тому подобные – будут находиться в распоряжении местных властей. Для максимального удобства контролируемые одной властью земли будут разделены на участки, равняющиеся приблизительно половине пространства, занимаемого ныне Англией. В Утопии будут следить за тем, чтобы электрическая энергия добывалась при помощи гидравлической силы, ветра, морских приливов и отливов – и вообще всякой естественной силой. Электричеством будут освещаться города и поселки, а также разные общественные места; кроме того, электричество будет распределяться между частными лицами и обществами, регулирующими отопление и освещение квартир. Такое устройство, несомненно, усложнит подсчеты трат и отношения – разных отделов между собой и государства с потребителями; но для упрощения бухгалтерии в Утопии, вероятно, будут вести счет на единицы физической энергии.

Не исключено, что оценка различных местных администраций для центрального мирового правительства уже будет рассчитана на основе приблизительно общего количества энергии, периодически доступной в каждой местности, зарегистрированной и заявленной в этих физических единицах. Расчеты между центральными и местными органами власти могут вестись в этих терминах. Кроме того, можно представить, что утопические местные власти заключают контракты, по которым оплата производится уже не монетой на основе золота, а банкнотами на столько-то тысяч или миллионов единиц энергии той или иной электростанции.

Так проблемы экономической теории подверглись бы огромному прояснению, если бы вместо измерения в колеблющихся денежных величинах можно было бы распространить на их обсуждение ту же самую шкалу энергетических единиц – если бы в самом деле можно было совершенно исключить идею торговли. В Утопии-модерн, во всяком случае, производство и распределение обычных товаров были выражены как проблема преобразования энергии, и схема, которую сейчас обсуждала Утопия, была естественным продолжением этой идеи. Все местные энергетические управы должны были свободно выпускать энергетические векселя под залог избытка доступной для продажи энергии – и заключать все свои контракты на оплату в этих банкнотах до меры максимума, определяемого количеством энергии, произведенной и распределенной в этой местности в предыдущем году. Эта эмиссионная способность должна была возобновляться так же быстро, как банкноты, поступавшие для погашения стоимости энергии. В мире без границ, с населением, в основном мигрирующим и эмансипированным от местности, цена энергетических банкнот этих различных местных органов должна будет все время стремиться к единообразию, ибо занятость будет постоянно смещаться в районы, где энергия дешева. Отсюда цена, скажем, миллиона единиц энергии в любой конкретный момент в золотовалютном эквиваленте была бы примерно одинаковой во всем мире. Было предложено выбрать какой-то определенный день, когда экономическая атмосфера наиболее спокойна, и объявить наконец фиксированное соотношение между золотыми монетами и энергетическими банкнотами; каждый золотой лев и каждый кредитный лев представляли бы собой точное количество единиц энергии, которое можно купить в этот день. Старая золотая монета должна была бы сразу перестать быть законным платежным средством сверх определенных пределов – кроме как для центрального правительства, которое не будет перевыпускать ее по мере поступления, иметь полную стоимость в день конвертации по любому курсу; но с течением времени ее все равно заменят обычной жетонной чеканкой. Таким образом, старые расчеты льва и значения мелких разменных денег в повседневной жизни не должны были подвергаться никаким нарушениям.

Экономисты Утопии, как я их понял, имели иной метод и совершенно иную систему теорий, чем те, кого я читал на Земле, и это значительно усложняет мое изложение. Эта статья, на которой я основываю свой «конспект», плавала передо мной в незнакомом, сбивающем с толку и похожем на нечто из сна болоте фразеологии. И все же у меня сложилось впечатление, что вот она – та справедливая золотая середина, которую не смогли нащупать экономисты на моей родной планете. Мало кому удавалось абстрагироваться от интересов политиканского и ура-патриотического толка, а навязчивой идеей всегда становилась международная торговля. Здесь, в Утопии, мировое правительство лишает их такой опоры: импорт отсутствует, если за таковой не считать метеориты, экспорта нет вообще.