Эрик Рыжебородый: Тайна пятого подъезда

Omnia vincit amor et nos cedamus amori

(с лат. – Любовь побеждает всё, так давайте покоримся любви)

Привет! Вы хоть раз в жизни интересовались, как познакомились ваши родители? Нет?! А я – да! И знаете, скажу из личного опыта – спросите, вдруг и вашей семье найдётся нечто удивительное, а если нет – тоже не беда. Отец не любил распространяться о тех днях, мама же охотнее вспоминала прошлое, и с её слов я долго была уверена: банальная школьная дружба, постепенно перешедшая в более глубокие отношения. Брак одноклассников не редкость. Правда, не всегда подобный союз сверстников оказывается долговечным. Увы и ах! За примерами далеко ходить не надо. Небось сами на вскидку без труда назовёте таких из числа знакомых. В общем, я долго пребывала в блаженном спокойствии, пока бабушка не проговорилась: родители не просто сидели за одной партой, но маму удочерила семья отца, и в школе моих предков часто считали братом и сестрой, кем они по рождению, конечно, не являлись. Скажите, довольно банально. Согласна. Девочку-сироту взяли в дом, воспитывали наравне с родным чадом. Бывает. У нас много благородных людей, готовых бескорыстно помочь, как говорится, ближнему. Читала: сегодня встречаются семьи, где пять-шесть и более приёмных детей вдобавок к трём-четырём собственно рождённым.

Безусловно, мне стало очень любопытно, почему маму удочерили? Как решились на сей непростой, ответственный шаг? Почему предпочтение пало именно на неё? Ведь наверняка дедушке и бабушке изначально предлагали не одного ребёнка для усыновления. Были же варианты! По крайней мере, так в банальном фильме: приходит пара в детдом, наставники суетятся, показывают воспитанников, конечно, так, чтобы последние до поры до времени не видели посетителей, намекают, подталкивают к «правильному» выбору. Вопросы роились в голове, я подолгу не могла заснуть, фантазируя и представляя события тех дней. Да, пришлось включить буйное воображение, ибо никто мне так и не рассказал, как было дело. Папа пожимал плечами – ему на тот момент стукнуло лишь двенадцать, и он не знал мотивов родителей. Для мамы удочерение оказалось полным сюрпризом. А единственная надежда – любимая бабушка – практически всё напрочь забыла: «чего хочешь, внученька, мне же девятый десяток пошёл» – твердила она, теребя в руках носовой платок. Недосказанность чувствовалась, я не сомневалась – родители не договаривают, но не скажешь же им это прямо в лицо. Грубо, некультурно. Вскоре у меня закрутился первый серьёзный, как я тогда думала, роман, и мне стало не до разгадывания семейного ребуса.

Прошло много лет, ни бабушки, ни мамы уже не было в живых, да и отец чувствовал себя всё хуже. Такова жизнь: родители уступают место детям, дабы те вырастили собственных детей, и сами ушли в мир иной. Так без конца, жизнь и смерть шествуют рядом. Нагнала тоску? Извините, нахлынуло. Вернёмся к истории.

Однажды утром, когда я, как обычно, принесла папе лекарства, он не отпустил меня от постели, а нежно взял за руку и попросил присесть. Не буду ходить вокруг да около, скажу сразу: и отец, и мама всегда помнили, как познакомились, эта фантастическая встреча привела к невероятному событию, участниками которого они стали.

Случилось всё, когда папе едва исполнилось двенадцать лет. Его отец, то есть мой дед, был военным и постоянно колесил по необъятной стране, служа то в одном, то в другом гарнизоне. Иногда это были военные городки, расположенные в глухой местности, где до ближайшего жилья сотни километров. Порой – воинские части в черте населённого пункта. Как раз такая находилась и в городе, где я родилась, и где спустя годы дед поселился, выйдя в отставку. Впрочем, я немного забегаю вперёд.

Дед регулярно менял места службы, отец, соответственно, школы. Папа, как я говорила, в то время – сопливый юнец. Едва он заводил друзей на новом месте, как приходилось прощаться, ехать на другой конец страны. Из-за постоянных перемещений папа, приходя в класс, неизбежно оказывался в роли «новенького», «пришлого», «временщика» и часто по этой причине бывал бит сверстниками. Сложно влиться в сложившийся годами коллектив! Безусловно, отец не тушевался и, раз того требовали обстоятельства, мог помахать кулаками. Один на один куда ни шло, а против нескольких? Иногда получалось, чаще – нет. На конфликты между детьми взрослые в те времена смотрели проще, да и сами драчуны могли уже на завтрашний день стать чуть ли не друзьями, сказав примерно следующее: «молодец, здорово врезал, никогда бы не подумал, что ты такой смелый, настоящий пацан». Только подобного признания для настоящей дружбы всё равно мало, надо иное. Банальная общность интересов, например. А откуда ей взяться у «коренного» и «пришлого»?

Неспособный стать среди сверстников «своим», отец много времени проводил один. Сейчас в подобной ситуации ребёнок часто уходит во Всемирную паутину – интернет, ища там понимания, поддержки, друзей, новых увлечений. И это не есть правильно! Ничто не заменит личного общения тет-а-тет. В те времена компьютеры только появлялись, занимая целые комнаты. Огромные, гудящие, мигающие лампочками шкафы. Съёмные диски размером с микроволновую печь, картонные перфокарты. Сложно представить, если не видеть вживую. Телефоны – стационарные, примитивные, без дополнительных функций, лишь диск для набора номера, и то такой «продвинутый» аппарат был отнюдь не в каждом доме, как и цветной телевизор, магнитофон и много ещё чего.

Отец убегал на какой-нибудь пустырь, водохранилище, поляну ближайшего лесного массива, в зависимости от того, что находилось поблизости от части. В нашем провинциальном городке этим местом уединения стал микрорайон старой застройки, предназначенный под снос. Жителей давно выселили, даже снесли несколько зданий. Потом дело застопорилось, вернее, полностью остановилось. Так и возвышались ветхие пятиэтажки посреди огромных гор кирпича. Папа любил побродить по руинам, заглядывал и в заброшенные квартиры, многие из которых оказались не заперты, поскольку ничего ценного не осталось: жильцы всё забрали с собой.

Как-то раз отец зашёл в заброшенную квартиру и увидел… Так вы подумали? Нет? И правильно! Всё проще. Папа просто сидел на кучке битых кирпичей, смотрел на уцелевший дом, думая о чём-то своём. О чём именно он не рассказал. Вероятно, действительно не помнил, да это и неважно. От пятиэтажки осталось лишь четыре подъезда. Очевидно, ранее их было больше, один или несколько снесли, но почему-то бросили работу на полпути. Неожиданно правая стена здания «поплыла», как пластилин, если его нагреть, и дом «удлинился». Подъездов стало пять. Папа сильно разволновался, и тогда, впервые увидев загадочный феномен, и сейчас, пытаясь донести до меня, как это аномальное явление выглядело. Представьте: вы смотрите по телевизору кино. На большом экране дом, люди снуют по неотложным делам. Внезапно середина изображения от верха до низа практически мгновенно становится чёрно-белой. Четыре подъезда всецело остаются в окрашенной части, а пятый – в бесцветной. Люди есть и там, и там, но, доходя до условной границы, не продолжают путь и не становятся пёстрыми, если были чёрно-белыми и наоборот, а таинственно исчезают. Отец сидел с открытым ртом, в полном оцепенении, пока «кино» также внезапно не завершилось. Пятый подъезд бесследно исчез, дом обрёл привычный вид. Чуть не забыла: звук присутствовал только в цветной части, чёрно-белое «кино» оказалось ещё и немым, как в первых фильмах на заре синематографа или кинохронике.

Увиденное не стало мальчишеским секретом. На то место папа бегал регулярно, едва выдавалась свободная минутка. Однако чудный «фильм» показывали далеко не каждый раз. Взрослых отец не спрашивал, благоразумно решив: «расколют» при первом же вопросе. Сверстники в один голос утверждали: подъездов всегда было четыре. При этом дети неохотно соглашались: правая стена дома в самом деле выглядит неровной, то тут, то там выступают кирпичи, и, вполне вероятно, когда-то старое здание было «длиннее», но никто такого не помнил.

«Кино» никто, кроме отца, не видел. Это не добавило папе популярности, а напротив «прославило» в качестве враля и фантазёра, спровоцировав лишние тумаки, появление фингала под левым глазом и ещё большее отдаление от одноклассников.

«Фильм» длился ровно восемь минут. Отец несколько раз засекал время при помощи «позаимствованных» наручных часов деда, вручённых тому каким-то малоизвестным военачальником и хранившихся в верхнем ящике комода. Острая необходимость в этом отсутствовала, папа прекрасно мог восемь раз досчитать до шестидесяти, но он хотел быть абсолютно уверенным. В «фильме» неизменно показывали одно и то же. Сюжет следующий: женщина с грудным ребёнком на руках пробегает из левой части картинки вправо, пропадая за границей изображения. Другая женщина, а чуть позже, пожилой мужчина в помятой одежде, напротив пробегают справа налево. Потом некоторое время ничего не происходит. В самом же конце «кино»: девочка с косичками забегает в пятый подъезд и скрывается за входной дверью. Надо ли говорить: именно сверстница заинтересовала мальчика больше всего.

Отец не считал, сколько раз просмотрел «фильм», пока ему не пришла в голову безумная мысль: подойти ближе и заглянуть в немое «кино». А вы не хотели попасть по ту сторону экрана? Конечно же, нет! Сие принципиально невозможно! Любой взрослый, обладая фундаментальными знаниями и жизненным опытом, понимает это и у него не возникает подобного несбыточного желания, но ведь отец тогда был ребёнком, а дети воспринимают мир совсем иначе, чем взрослые, веря в чудеса и возможность всего на свете. Короче: отец стоял на границе изображения, не в силах сделать последний безумный шаг. Пробежала первая женщина, вторая. Вокруг тишина. Вечер клонится к концу, на город мягко спускается тёплая июньская ночь. Тогда папа решился и, зажмурив глаза, шагнул вперёд. Он едва не оглох. Внутри чёрно-белого «фильма» стоял ужасный шум, земля сотрясалась, выли сирены, грохот, казалось, шёл отовсюду. Отец открыл глаза. Ночное небо прорезали лучи прожекторов и трассирующие пули зениток, стремящиеся поймать вражеские самолёты. Война! Девочка, едва не оттолкнув папу, пронеслась мимо, благополучно скрывшись в пятом подъезде. Отец оглянулся по сторонам. Теперь всё наоборот. Чужой мир немого «кино» стал живым, цветным, с какофонией звуков, а родной, напротив, маячил невдалеке чёрно-белым, тихим, нереальным. Папа замер, как заправская статуя, не в силах сдвинуться с места. Незнакомый мир поглотил его. Хорошо, – папа вспомнил про восемь минут и вовремя шагнул назад в безмятежность мирного июня. Сложно представить, ЧТО могло произойти, задержись он хоть на несколько секунд.

В другой раз отец был морально готов к переменам, неизбежным, едва он переступит границу. Тем не менее его снова ожидал сюрприз. Хотя «фильм» появился днём, в «кино» по-прежнему «показывали» ночь. От резкого перехода в темноту папа некоторое время видел лишь расплывчатые силуэты, чудом не столкнувшись с первой и шарахнувшись в сторону от второй женщины. Ему даже показалось: «местные» его не видят. Однако пожилой мужчина, пробегая, бросил в сторону папы косой взгляд, и отец убедился: до него просто нет дела. Люди в «фильме» спасались от бомбёжки. Всё говорило об этом, кроме одного: девочки, нырявшей в подъезд, вместо того, чтобы вместе со всеми бежать в бомбоубежище.

Какой пацан не захочет раскрыть тайну? Отец устремился за незнакомкой. Не успела дверь за ним захлопнуться, как он споткнулся и, чертыхнувшись, растянулся на полу.

– Цел? – услышал папа вопрос.

– Вроде да, – ответил отец, вставая и потирая ушибленное колено.

– Вроде в огороде! Дуй на крышу, держи перчатки.

Он пригляделся. Папа разговаривал с той самой незнакомкой. Девчушка также упала, но ей повезло меньше. Неестественное положение правой ноги не оставляло сомнение в серьёзном повреждении: вывихе или даже переломе.

– Зачем? – удивился отец, – Какие перчатки?