По этому маршруту Сергей ходил трижды. Первый раз – с еще живым Святославом, но тогда их проводник вел. Второй раз тогдашний князь белозерский по его просьбе водил сюда Богуслава. Богуслав не особо впечатлился. Особенно когда узнал, что территория имеет статус заповедника и никаких трофеев не будет. Третий раз, опять-таки с проводником, наведался сюда уже сам. Приобщиться к вечности, так сказать. И младшего сына Илюху с собой прихватил: развеяться перед муромским наместничеством. Вот Илья тот да, впечатлился. Аж глазки загорелись – так ему захотелось этакое чудо заполучить. Античных авторов вспомнил и даже цитировал. Мол, вполне реальное это дело. И даже обиделся на отца и на князя белозерского, услышав категорическое «нет».

* * *

Путь к цели занял шесть дней.

И это было прекрасно. Просто идти по лесу, скользить неторопливо по лыжне, прокладываемой другими, или самому идти первым сквозь лес, наполненный жизнью и солнцем, нырять под обремененные снегом ветки, ловить ухом взлет глухаря, отмечать росчерки следов, распознавая, кто здесь порушил белизну и что при этом делал: охотился, спасался или просто остановился, чтобы оглядеться. А самое главное: ни о чем не думать, ничего не планировать, не взвешивать каждое слово, напряженно контролируя реакции и угадывая последствия. Просто жить, дышать, ощущать лицом невластный над тобой мороз, глядеть, как огонь лижет сложенные треугольником стволы, а неподалеку «переговаривается» волчья стая, что вот уже третий день бежит по следу в надежде, и небезосновательной, что ей что-нибудь перепадет от людской трапезы.

Еще разговоры. Неторопливые, спокойные, значимые. Когда красные отсветы огня превращают человеческие лица в странные подвижные маски, а паузы между словами могут длиться минутами. Ничто так не сближает соратников, как такой вот махонький тесный круг света внутри бесконечного и безвременного леса, где ты – всего лишь крошечная часть, мимолетный миг, мелкое звено цепи поколений, уходящей в те времена, когда не было ни крепостей, ни драккаров, ни булатных клинков. И не было в них нужды, потому что се – человек. И ни один, даже самый голодный волчара не рискнет подойти к твоему костру. И не от того, что боится огня, а потому что там, где огонь, там смерть. Мгновенная, неотвратимая и беспощадная, как терзающий нутро зимний голод. И есть только один способ ее обмануть: подползти на брюхе, поскуливая и обещая угадывать желания господина за дарованное право быть сытым. Сначала. И право быть другом – века спустя.

* * *

Эти властелины прошлого тоже могли бы стать друзьями. Умными, верными, могучими. Сильнее коней и туров. Не стали. И уже не станут. Прошло их время. Не совпало. Или среди двуногих повелителей мира не нашлось мудрых, а только жадные, видевшие в исполинах одно лишь мясо и нужную в хозяйстве кость.

– Скажи, Варт, глаза меня обманывают или мы уже за Кромкой? – пробормотал Наслав, не отводя взгляда от бурых, присыпанных снегом холмов.

– Нет, дурень, мы всё еще в Мидгарде, – шепотом произнес Дёрруд. – И ужасайся потише. С такими ушами они должны слышать очень хорошо. А я не хотел бы, чтобы они ушли.

Сергей посмотрел на Убийцу с интересом. Но спрашивать ничего не стал. Вместо него это сделал Нарви.

– Думаешь, они нас испугаются, Сигтрюггсон? – спросил он тоже шепотом.

– Уверен. Раз им подобные остались только в такой глуши, значит, в иных местах их убили. А к таким даже белый мишка подойти не рискнет. Только человек.

– Их и сейчас бьют, – сказал Наслав. – Помнишь, Варт, мы года три назад на полюдье такой же рог взяли.

– Пожалуй, ни стрела, ни копье такого не пробьет, – сказал Нарви. – Там шкура два вершка и шерсть еще, а под шерстью небось калган потолще, чем у кабана.

– Моя стрела все пробьет, – шепотом возразил Машег. – Но убьёт вряд ли. Хотя вон того, маленького, пожалуй. Только я не стану и тебе не дам. Будь я на месте белозерских князей, вообще запретил бы их трогать. Спасибо, брат, что привел нас сюда. Таких увидел – на всю жизнь запомнил. Пойду поближе посмотрю.

И вышел из-под прикрытия ветвей на замерзшее болото.

Сергей тут же бросился за ним.

– Куда? – прошипел он. – Знаешь, как они быстро бегают?

– Раз быстро бегают, тем более не нападут, – возразил хузарин. Но остановился.

Вслед за ними на открытое пространство вышли и остальные.

Их заметили. Все семеро гигантов развернулись к ним, только вставший на колени детеныш продолжал искать что-то под снегом.

Между ними и пришельцами из прошлого было метров сто.

– Если нападут, надо по ногам рубить, – пробормотал Нарви. – Сзади.

Но так, для порядка. Он тоже не верил, что гиганты нападут.

Люди не двигались, и через некоторое время громадины вернулись к прежнему: взрыхляли снег и отправляли в рот то, что под ним. Только вожак еще некоторое время глядел на человечков, подергивая ушами. Но потом и он расслабился.

– Уходим, – бросил Сергей минут через пятнадцать. – Я хотел, чтобы вы их увидели, и вы увидели. – И Машегу: – А трогать их ни наши, ни здешние не станут. Бивни берут с мертвых, когда находят. А находят часто.

* * *

– А я бы все-таки хотел попробовать, каковы они на вкус, – заявил Наслав как-то вечером.

Дёрруд не глядя треснул его по загривку.

– Ну я же только сказал, – обиженно пробормотал Наслав. – Не стал бы я их трогать, Убийца!

– Еще б ты их тронул, – сказал Машег, на секунду оторвавшись от инспекции содержимого колчана.

И опять наступила тишина, нарушаемая только потрескиванием костра да ночными звуками леса.

Сергей вздохнул. Еще несколько дней, и он вернется в обычный мир и обычное время. Прекрасный мир и прекрасное время. Но от мысли о том, что в эту явь он попадет еще очень, очень не скоро (и попадет ли?), щемило в груди.

А в остроге над Черным озером их ждал Корлы. С драгоценными дарами, стоимость которых существенно превышала тот доход, который можно было получить от выкупа и продажи кирьялов.

И это было правильно. Друзья не торгуют и не считаются – они дарят. Только тогда их дружба не имеет цены.

Глава 4
Рог Битвы

В Белозере ожидал сюрприз. Гость нежданный и незваный. Великий князь Олег собственной персоной. С малой дружиной и спутниками: князьями-варягами Вардигом плесковским и Рулавом изборским, торжественно представившимся Рулавом Труворовичем.

Годами сей князь был, пожалуй, помоложе Трувора Стемидовича и при более близком общении пыжиться перестал, повел себя, как и подобает родичу – попросту и без лишних понтов. Сергей простил ему чванство: как-никак князем Рулав был совсем свеженьким, полгода назад стол унаследовал.

Еще одним важным спутником Олега был ростовский князь^[4], мерянин Яктев. Этот, хоть и мерянин по подначальной территории, похож был скорее на словенина из южных, а жена, которую он привез с собой, ликом и вовсе была чудинка: светловолосая, светлоглазая, с тонкими губами и курносая. Оказалась она, впрочем, не чудинкой, а очередной родней белозерских. Не близкой, колене в четвертом и по линии Стемидовой бабушки… Но понятно, почему Яктев прихватил ее с собой. Чтоб не забывали: не совсем чужой он.

Как позже пояснил Рёрех, отношения с мерянами у Белозера всегда были сложными. А прошлой зимой еще больше усложнились. Это когда Сергей пленных пригнал. Нет, к нему никаких претензий: сами напали, сами огребли. Опять-таки, бо́льшую часть Сергей еще по пути за выкуп отпустил. Но осадочек остался. И лег на многолетние отложения территориальных разборок.

* * *

Избор удивил. Не тем, что явился на общекняжеское сборище, а тем, что решил поселиться у Сергея.

Стемид, возможно, немного обиделся. Избор ему прямо заявил:

– Шумно у тебя, тесно. Не люблю. У ученика жить буду.

Тогда белозерский князь только кивнул. Может, обиделся, а может, и почувствовал облегчение. Дама из экипажа – тягловой силе облегчение. Характер у ведуна трудный. Запросто мог кого-нибудь унизить, а князю потом разруливай. Вот только подумал он, скорее всего, что ведун нацелился к Рёреху, который тоже своим домом жил, причем рядышком, и числился учеником Избора. А старый взял да и заквартировал у Сергея. Нет, Вартислав, конечно, тоже сын. Но приемный и родная кровь – большая разница.

Рёрех, что характерно, не обиделся, а выразил полнейшее удовольствие.

Оказаться под одной крышей с наставником… Да ну на фиг! Шпынять будет, строить, дуть пиво, приговаривая: «Давно такой гадости не пил. Жена у тебя, верно, безрукая». Вот и вся радость от совместного пребывания с таким гостем. Ах да! Еще девок молоденьких изваляет. А которыми побрезгует, тех зашугает до икоты. Ведун и есть, чтоб его барсук оттопырил!

Сергею норов ведуна был отлично известен, но Избор уже сделал для него столько хорошего, что имел право на любое поведение. Разве что в супружескую постель он бы ведуну залезть не позволил бы. Ну да Избор и не стал бы. Сергей за годы общения более-менее научился понимать своего наставника и знал, что тот безупречно чувствует границы и никогда их не переходит.

Тем приятнее было, когда оказалось, что Избор-гость неожиданно пришелся ко двору. Прямо как старый Рёрех из прежней жизни в доме воеводы Серегея. Колхульду если и ругал, то только за то, что мало строит челядь. А Колхульда при этом цвела маковым цветом! Пестун мужнин ее стряпню и хозяйственность неустанно нахваливал, а когда сказал, что знает, как ей родить сына, то и вовсе превратился в спустившееся с небес божество.

То же и с воинским контингентом. Дёрруд к Избору и раньше проникся, а после того как ведун меньше чем за минуту трижды(!) обезоружил Грейпа Гримисона, то и Сигтрюггсона можно было смело поставить в один ряд с Колхульдой под табличкой: «Поражены божественным величием».

– Он обманул меня, – грустно признался Убийца Сергею. – Он лучше. – И, прочитав по глазам мысль, воскликнул: – Ты знал!

– Знал, – пришлось признаться Сергею. – Меня ведь не один ты учишь, но и он. Только он не лучше, друже. Он – другой. Сойдись вы не в шутейном бою, а в настоящем, не знаю, кто победит.

– Думаю, мы оба умрем, – рассудительно произнес Убийца. – Потому что теперь, когда мы знаем правду, ни он, ни я не захотим уступить. Да ладно, не думай обо мне дурно, хёвдинг! – Дёрруд ухмыльнулся: – Есть и другие, что мне не уступят. Тот же Харальд Золотой. Он мне, помнишь, сестру в жены обещал! Когда забирать поедем?

* * *

А чуть позже у Сергея с Избором состоялся разговор интимного характера. Никак иначе не определить процесс наречения именами личного оружия.

– Негоже, – сказал ведун, – когда у такого, как ты, клинки безымянны.

– А кто сказал, что безымянны? – поднял бровь Сергей.

Имя синдского клинка ему было ведомо. Огнерожденная. Но называть его вслух как-то не получалось.

Но сейчас произнес. И удостоился одобрительного кивка.

Франкский меч…

– Он у тебя пустой покуда, так что я сам его нареку, – решил за Сергея Избор. – Дай-ка сюда!.. Гож, ой гож, – ворковал ведун, глядя на клинок как гурман на каплуна после недельной голодовки. Первого, естественно.

«Не дам! Пусть даже и не надеется!» – мысленно приготовился Сергей.

– Последний Довод… – наконец-то выдал Избор. Но тут же исправился: – Таково было бы его имя, кабы не видел я его назначение. А потому ему другое имечко требуется… – Избор снова задумался, а потом выдал: – Рог Битвы! – И прибавил деловито: – Сыну отдашь, когда в силу войдет. А как родится, мне такое же диво подаришь. Ведаю: твой коваль-умелец может и получше этого сковать.

Избор погладил уникальный в своем роде предмет, тесак из булата, скованный, кстати, тем же умельцем. Ух он тогда и ругался! И понятно почему. Это даже хуже, чем лучшую корабельную древесину, отборную, высушенную в идеальных условиях, на рыбацкий челнок пустить.

«Ведает он, – подумал Сергей. – Да об этом все Белозеро знает».