Спафарий Николай. Тот, кто от имени автократора Льва Шестого Философа заключил с Олегом договор о мире и торговом сотрудничестве. И что важно: стратиг Херсонской фемы Иоанн Вога, фигура из, можно сказать, высших политических сфер, принял этот договор всерьез. Во всяком случае поначалу. Из чего следовало, что Николай Пиперат – личность стратигу известная и облеченная кое-каким доверием Палатина^[8]. Неизвестно, насколько договороспособен будет этот Перчик, если общаться с ним без меча, приставленного к горлу, но альтернативы не было. И Сергея патрикий вполне может вспомнить, поскольку все переговоры ромея с Олегом шли через Сергея, ведь прекрасно владевший ромейским Харальд от переговоров устранился. И обустройством личных дел Перчика тоже занимался Сергей.

За минувшие годы Сергей существенно изменился. И физически, и статусно. В частности, обзавелся титулом рыцаря другой империи – франкской. Ну, если можно назвать империей паучью банку королевств и герцогств, образовавшихся на месте единого государства Карла Великого. И пусть взаимоотношения Византии и франкско-папской Европы оставляют желать, но рыцарь Франкской империи – это уже не чернь. Это благородный. Следовательно, Сергей – не какой-нибудь дикий варвар-скиф, а цивилизованный человек, с которым и вино можно выпить из правильной посуды, и на богословские темы потрепаться. И если у них с патрикием Николаем найдутся общие интересы (а они точно найдутся, если речь зайдет о межгосударственных переговорах), то задружиться с важным имперским чином очень даже получится. А дальше – понятно. Во-первых, заключить от имени Олега договор с империей. Правильный договор, взаимовыгодный. Во-вторых, попробовать занять примерно ту же позицию, которую он занимал в прежней жизни. То есть когда имперские шишки полагают его не одним из варваров-русов, а представителем империи среди варваров-русов. И как следствие – гражданство Византии, чин, недвижимость и прочие блага. Но при этом жить и растить детей Сергей будет здесь, на Руси, в Белозере или Киеве – это не так важно. Жить на родине, а зарабатывать красивые золотые кругляши и превращать их во власть и имущество – в богатой и цивилизованной Византии, которая станет его восточным оплотом. А западным, естественно, станет лоскутная Римская империя германской нации.

Великие планы, но вполне реализуемые. Один раз уже вышло, пусть и с помощью наследства оборотистого Мышаты, так почему бы и еще разок не повторить?

Задумавшись, Сергей пропустил мимо ушей окончание рекламной речи великого князя киевского.

А затем наступила тишина, которую нарушил уже князь белозерский.

– Я иду с тобой! – решительно заявил Стемид. И тут же поправился, глянув на среднего сына: – Мы идем. Семнадцать лодий, восемь сотен воинов.

Надо полагать, кораблики Сергея он тоже включил в этот список.

– Знатная сила! – одобрил Олег.

– Я приведу тысячу! – немедленно заявил ростовский князь и предводитель мерян.

– И я тысячу! – Корлы с вызовом глянул на Яктева.

Олег кивнул и некоторое время сидел с опущенной головой. Надо полагать, прятал улыбку. На две тысячи кирьялов и мерян двух сотен варягов с лихвой хватит. Хотя, возможно, Сергей не совсем прав. У Корлы имеется по крайней мере пара сотен более-менее приличных воинов. На уровне дружинников того же Вардига. Наверняка и у мерянского князя личная дружина имеется.

– Очень хорошо. – Великий князь поднял голову. – С морскими лодьями вам пособят. Остальное – сами.

Мерянин и кирьял переглянулись. С одинаковым выражением. Неужели надеялись, что Олег возьмет на себя полное обеспечение их воинства?

– Жду вас в Любече, когда лед сойдет.

И поднялся, обозначая, что совет окончен.

Племенные все поняли правильно и покинули детинец.

Корлы отправился в дом в посаде, предоставленный кирьялам Сергеем. Князю ростовскому тоже что-то выделили. Но не в городе и не в детинце.

В палате остались только свои: Стемид с тремя сыновьями, Олег, Вардиг плесковский с Рулавом изборским. И Сергей с Избором. Последний в княжеские переговоры не вмешивался. Зато пива выдул уже литра два.

Теперь, закончив дела, князья тоже решили расслабиться. Отроки забегали, накрывая на стол, расставляя дорогие кубки и яства на серебряных блюдах.

Первым делом варяжские лидеры выпили за успех будущего похода, не забыв плеснуть богам. Потом подняли здравицу за щедрого хозяина Стемида. Затем за славного воителя Олега. И за варяжскую Русь. На этом список официальных тостов закончился, и кубки начали поднимать кто во что горазд. Градус веселья креп.

– Ты когда моему соправителю невесту пришлешь? – поинтересовался Олег у Вардига. – Пора бы нам с ним наследником обзавестись.

– Я б ее лучше за тебя отдал! – заявил уже порядком опьяневший Вардиг. – Хельгу и Хельга! Вот славная пара была бы!

– Не была бы. – Это Избор сказал. Оторвался от чаши и изрек.

Олег метнул в его сторону яростный взгляд. Не смутил. Некоторое время великий князь и ведун играли в гляделки, потом Избор сделал губы уточкой и покачал головой. Олег скрипнул зубами и отвел глаза. Что-то такое знал о Вещем мастер-наставник. Что-то уязвляющее.

– Стар я для дочери твоей, – буркнул великий князь. – Сговорена за Игоря, так пусть за Игоря и выходит. Быть ему князем после меня. А сыну его – после него. И сыну сына. И так вовеки.

– Или не так.

Это услышал только Сергей, сидевший рядом с Избором.

И теперь уже Сергей встретился с ним глазами и понял: ведун ведает.

Что ж, Сергей тоже мог сказать, что ведает, кто именно унаследует власть после Игоря. Если, конечно, все будет так, как ему помнится. А может, и не будет…

– Спой нам, Хельгу, – попросил Стемид. – Спой, брат, как ты умеешь…

– Добро, – согласился тот. – Спою, что от отца слышал.

И запел неожиданно мощно и красиво:

Бьют кровавые ливни,
Горем полнится мир.
Нам на плечи взвалили
Годить во́ронам пир.
Выше палуб вздымается волна
От темна до темна.
Много в горе тропинок,
А дорога – одна…

Что-то знакомое было в этой песне. Что-то давнее-давнее. Нездешнее. Забытое.

Сергей смотрел на поющего Олега, а Олег… Олег смотрел в вечность.

Но когда все подхватили песню, подхватило и Сергея…

Выше палуб вздымается волна.
От темна до темна.
Много к дому тропинок,
Но дорога одна.
Нам дорога одна…

Глава 6
Весна

Киев. Гора

– Я покупаю эту женщину!

Милош опешил. Вот так вот. Среди бела дня. Посреди улицы. На Горе.

Хузарин. Воин. Спешился. Встал поперек дороги. Плечи шире, чем у Милоша, узкая талия перехвачена поясом с золотым(!) шитьем, в оголовье сабли синий камень размером с глаз, на ножнах, серебром, письмена, орлиный крючковатый нос, редкая черная бородка завита в косичку, в которую искусно вплетены серебряные нити.

– Я ее покупаю!

Милош сначала подумал: хузарин указывает на Ядвару, но ошибся. Степняку приглянулась не она. Искора.

Милош не ответил. Молча схлестнулся с хузарином: взгляд в взгляд. Тот не собирался уступать. И видит же чужин, что не холопка перед ним, а свободная, да еще и замужняя.

За спиной хузарина слуга – держит под уздцы скакуна.

Позади слуги – двое конных хузар. Воинов, и не из последних, судя по оружию. Охрана. Глядят на Милоша равнодушно. Велит хозяин – убьют. Не велит – пусть живет. Милош им – никто. Неверный-язычник.

А вот слуга нервничает. Надо полагать, не первый день в Киеве. Кое-что уже понимает. Оценил Милоша. Увидел усы, что свисают ниже подбородка. Заметил золотую гривну на шее, что значит – этот варяг не меньше чем сотник. А варяг-сотник – это без малого боярин. И этот хузарин-слуга, в отличие от золотопоясого, разбирается и в здешних порядках, и в том, кто в Киеве поводья держит. Но хозяина предупредить даже не пытается. Помалкивает.

Милош молчал. Сдерживался, чтобы не ответить резко обнаглевшему степняку. Откуда такой взялся резвый? И кто он такой вообще, раз смеет так себя вести?

Просто дурень, не ведающий о том, что Киев – это не какой-нибудь аланский городишко, где хузары – хозяева? Или знатный хузарский бек, прибывший к великому князю с посольством? Судя по тому, сколько на нем золота, последнее очень даже вероятно…

Пока Милош думал, вмешалась Искора. Отодвинула мачеху, встала рядом с отцом.

– Козу купи, козлобородый! – прошипела она. – Себе под стать! – И уже Милошу: – Жаль, Варта здесь нет! Он бы ему бородку отчекрыжил! С бубенчиками вместе!

Беременна Искора. По ней еще не заметно, но Милош знает. А у женщины в тяжести характер, бывает, немного сдвигается в сторону непокорства. При том, что у Искоры покорности и до беременности было примерно как у дикой рыси.

Однако если она думала, что хузарина ее речь оскорбит, то зря. Смысл сказанного прошел мимо него. Он любовался. Искорой. Едва слюни не пустил.

Ну и хорошо. Драться с наглым хузарином Милошу не хотелось. Не потому, что боялся этого бека и его телохранителей. Стоит Милошу позвать, и подмога не замедлит. Однако ссориться с хузарами – для дела плохо. И князь будет недоволен, и сам Вартислав, у которого со степняками – дела.

Опять-таки, за знатного хузарина много кто обидеться может. Убьешь – табун родичей-мстителей образуется. Вартиславу такое не понравится. Права Искора: жаль, что его здесь нет. Варт бы этому степному орлу живо колпачок на голову надел бы.

– Ее муж – княжич Вартислав белозерский, – произнес Милош ровно. – Ты хочешь его оскорбить?

– Не знаю такого, – отмахнулся хузарин. – И мне безразлично, кто ее муж. Я, Алп-Барик Езид, сын шеда Еремии, всегда получаю желаемое.

– А ты узнай, – насмешливо предложил Милош. – Тархан Ноам знает его очень хорошо.

– Чего он хочет?

Клиб Два Меча. Сосед. С сыновьями.

– Ты удивишься, – сказал Милош. – Искору желает.

– Вот тут не удивлюсь! – хохотнул Клиб. – Я тоже ее желаю. И парни мои. Верно, отроки?

Оба закивали. Ясное дело, желают.

– Удалась у тебя дочь, Милош, что сказать. Повезло княжичу.

Хузарин переводил взгляд с одного варяга на другого, щурился. Пытался понять: не насмехаются ли над ним.

– Он, Клиб, не просто желает. Он ее купить хочет.

Клиб подергал себя за ус.

– Купить? Чужую жену? У тебя? Он пьян?

– Вроде нет, – сказал Милош. – Может, у них, хузар, это обычное дело – чужими женами торговать. Надо спросить у Машега, когда он в Киев приедет.

– Если так, то понятно. Я подумал: он головой слабый, дурачок. Но сабля у него хороша. И конь.

– И сапоги! – влез один из сыновей.

Все семейство бесцеремонно разглядывало странного хузарина.

– Бать, а чо за обереги у него на ножнах? Это у хузар такие?

– Ты! – Палец Клиба нацелился на хузарина. – Ты меня понимаешь?

– Говори, – процедил тот.

– Ты, может, не знаешь: у нас свободными женщинами не торгуют. Ты понял меня? Холопку купить можно, свободную – нельзя! Уразумел?

– Я хочу эту женщину! Я ее куплю!

Упорный, однако.

– Хотеть можно, – терпеливо, тщательно выговаривая слова, проговорил Клиб. – Хоти. Можешь хоть туда в переулок отойти, где никто не видит, и за уд себя подергать. А купить – нет, нельзя.

– Я не понимаю тебя, рус. А ты не понимаешь меня! – заявил хузарин. – Я – Алп-Барик Езид! – Хузарин полез за пазуху и вынул кошель. Небольшой. Встряхнул. Зазвенело. – Послушай, рус! – предложил хузарин. – Здесь золото! Оно станет твоим, рус, если эта женщина пойдет со мной. Здесь немало. Хватит на хорошую кольчугу. Соглашайся, рус!

– А я думала, он и впрямь меня желает, этот козлобородый, – насмешливо проговорила Искора, обращаясь к мачехе. – А он за одетый в шелк лук из сандала и буйволиного рога горсть медяков предлагает. Как думаешь, он дурак? Или нищий?

– Вдвое от этого дам! – воскликнул хузарин восторженно. – Втрое! С собой нет столько. Привезут. Жди!

Развернулся, вскочил в седло, махом, не коснувшись стремени, и погнал, распугивая прохожих. Охрана – за ним. Слуга порысил следом, безнадежно отставая от конных.

Машег переглянулся с Клибом. «И что это сейчас было?» – читалось в глазах у обоих варягов.

– Что делать будешь? – спросил сосед.

– Ничего, – пожал плечами Милош. – Весть пришла: скоро сюда сам Вартислав придет. Пусть он и делает.