Я тяжело вздыхаю, и расстегиваю куртку. Чувствую себя униженной ниже плинтуса. Еще и развевающиеся полы драной кофты мне не доставляют уверенности. Стягиваю с себя леггинсы вместе с плавками и укладываюсь на кушетку.

Врач одобрительно кивает, натягивает перчатки, сбрызгивает их жидкостью. Судя по всему, это антисептик, потому что по комнате тут же расплывается специфический запах. Берет со стола пакет, вскрывает и вынимает гинекологическое зеркало.

– Расслабься, птичка!

Я выдыхаю и вздрагиваю, когда он пальцами разводит мои половые губы. Мерзко, гадко и безумно противно. Вообще, после сегодняшнего, не представляю как дальше жить.

Гинеколог что-то рассматривает внутри меня, согнувшись в три погибели. Достает телефон и включает фонарик, светит мне между ног. Как пнуть бы его сейчас посильнее, чтобы на пол свалился. А дальше что? Без трусов сигать в окно? Рудик говорил, территория собаками охраняется. Я их боюсь до одури еще с детства. Любых. Больших, маленьких. Неважно. Сердце замирает, страх пронзает насквозь, колет мелкими иголками. Брр.

– Ну что, – наконец, изрекает мужчина. – Можешь одеваться.

Я поспешно натягиваю на себя одежду и усаживаюсь на кушетку, после чего в комнату входят Лис с Богданом и вопросительно смотрят на врача.

– Что там? – хрипло интересуется Лисичников.

– Девственница.

– Прекрасно! – тут же расплывается в улыбке урод. – Просто сказка! Рудольф!

Тот тут же появляется в дверном проеме.

– Отведи ее в комнату. И смотри, чтобы не сбежала. Пусть душ примет и шмоток найди ей каких-нибудь. У Лики в комнате целых шкаф. На хер ниче не надо. Я зайду чуть позже. Жди меня, Белка!

Последняя реплика предназначается мне, отчего по телу мурашки разбегаются величиной с кулак. Он явно задумал какую-то гадость, и ничем хорошим для меня она не кончится.

Глава 11. Полина

Меня определяют в комнату на втором этаже. По классике, как в фильмах про бандюганов, на окнах, выходящих на задний двор, установлены решетки. Я первым делом открыла створку и подергала их. Бесполезно. Дверь за мной захлопнулась, едва меня втолкнули в помещение. Посреди установлена большая двуспальная кровать, в углу – пустой шкаф-купе, кресло и имеется еще одна дверь. Я заглядываю туда – это оказывается санузел. Ремонт свежий, на стене висит зеркало с парящей подсветкой. Внимательно рассматриваю свое лицо с синяком на правой скуле и кровоподтеком на левой. Глаза опухли от слез и превратились в две заплывших щелочки. Умываюсь ледяной водой и оглядываюсь, чем можно вытереться.

На деревянной полке лежат два пушистых полотенца – серое и белое. Два веселых гуся.

Хмыкаю про себя и возвращаюсь обратно. Делать здесь совершенно нечего. Я не представляю, сколько сейчас времени.

Мне велели помыться, но я не хочу снимать с себя одежду. Какого черта вообще происходит? Я протестую! Плясать под их дудку я не намерена. Крепостное право отменили почти двести лет назад. Так и плюхаюсь на кровать в пуховике. В желудке урчит. Я ужасно голодная, не смотря на нервозность ситуации.

Пялюсь в потолок и ощущаю полную безысходность. Мне так плохо не было, даже когда мамочки не стало. Я хотя бы была свободна. А сейчас что? Снова начинаю реветь, прокручиваю вчерашнюю ситуацию и в сотый раз себя ругаю. Почему я не осталась дома и не заболела? Почему я не отказала Алине и не настояла на том, чтобы кто-то другой выкатил этот злосчастный торт? И вообще, совпадение ли все, что произошло или заранее спланированное действо? Вдруг, меня изначально заманили в ловушку и решили подарить этому уроду на юбилей?

Чудовище только слюной не капало, глядя на меня. От воспоминаний похотливого взгляда, мне становится дурно, и я со всех ног несусь в туалет, где меня рвет. Перевожу дух и со стоном усаживаюсь на кафельный пол, вытираю слезы и понемногу прихожу в себя.

– Эй! – доносится до меня голос Рудольфа. – Целка-Белка, ты где?

– На луну улетела!

– Щас дошутишься. Я тебе тут шмотки Ликины принес. Смотри, не порви. И это, ужин скоро.

Я тяжело вздыхаю и продолжаю сидеть в ванной. Дожидаюсь, когда он свалит, хлопнув дверью, и только потом выхожу.

На кровати разложен спортивный костюм от Стеллы Маккартни, футболка и трусы Виктория сикрет. Все новое, с бирками. Вот же люди живут. Покупают, и не носят. Уперев руки в боки, размышляю, как мне себя вести. Идти на поводу у беспредельщиков не хочется совершенно. Не могу же я вот так взять, и сдаться? С другой стороны, а что мне еще остается делать?

В этот момент дверь в комнату отворяется и без стука входит Лис, я даже не слышала, как он замок открыл! В отличии от меня, он в прекрасном расположении духа. Глаза, после выпитого вискаря, масляно поблескивают, а лицо раскраснелось.

– Ну че, Белочка! Как обживаешься?

– Домой хочу. Мне здесь не нравится.

– Да что же ты заладила. Домой, да домой! – ворчит он, усаживаясь на кровать. Я же, поплотнее запахнув пуховик, отхожу подальше к окну. Присутствие мужчины не дает расслабиться. Несмотря на то, что в помещении тепло, мое тело словно сковано льдом.

– Значит так! Ты мне торчишь семь лямов. Я все посчитал, дорогая моя. Денег у тебя нет, халупа столько не стоит, а в долг я не даю никому и никогда. Принципы у меня такие, понимаешь?

Я практически не разбираю, что он говорит. Семь миллионов. Это что за деньжищи такие? Семь миллионов? Это сраный торт столько стоит? Из чего они его пекли? Из золотой муки? Ужас! В ушах звон стоит, а перед глазами плывет.

– Я найду! – шепчу, уставившись стеклянными глазами в одну точку. – Я заработаю.

– Милая моя! – тепло произносит Лисичников. – Я давно живу на этом свете, и прекрасно понимаю, что даже сейчас, в век больших возможностей, быстро и честно таких денег не заработать. Я личико тебе немного попортил, придется подождать, когда заживет. А потом я тебя продам. На ночь. Думаю, на аукционе за тебя дадут хорошую цену. Ладная, стройная, кожа фарфоровая, волосы красивые. Еще и целка. Короче, если сразу за семь продам, ты свободна. А если нет, то отработаешь в клубе. Полгодика потанцуешь, дяденек и тетенек поублажаешь, и свободна. Как тебе план?

– Отвратительный. Как Вы вообще можете? – не сдерживаюсь, и срываюсь на истерику. – Я что, вещь какая-то? Я – живой человек. Да, случайно уронила торт, и испортила праздник. Но из-за этого не продают в рабство! Как Вы можете? Как?

В ту же секунду Лис вскакивает с кровати и со всей дури залепляет мне пощечину. Я без сил опускаюсь на пол и скулю, прижав ладонь к лицу. Боль невыносимая. Меня никогда не били, я вообще не знала, что такое физическая боль.

– В этом доме рот открывать могу только я. Понятно? Ты ноги мне должна целовать, идиотка, за то, что малой кровью обойдешься. Какая трагедия, подарить свою целку богатому мужику? Че с ней носиться-то? Выебал бы тебя и в клуб отдал лет на пять за бесценок, члены вонючие полировать и трахаться в жопу, пока геморрой не выпадет. Неблагодарная овца! Сегодня без еды остаешься, подумай о своем поведении!

С этими словами покидает мою комнату, оглушительно хлопнув дверью, оставляя меня в слезах и переживаниях. Чудовище! Как же я его ненавижу. Клянусь, я отомщу. Но для начала мне нужно отсюда выбраться.

Глава 12. Полина

Меня не кормят три дня. Вообще, обо мне словно забыли. Не приходят, не разговаривают, словно и нет меня. Я пью воду из-под крана, и на этом все. Все время я лежу на кровати, уставившись в потолок. Ночь сменяет день, периодически я засыпаю поверхностным, беспокойным сном.

Периодически долблюсь в дверь, зову на помощь, но никто ко мне не приходит. Хотя я слышу, как перемещаются по коридору. Несколько раз раскрывала створки и кричала, но мои мольбы о спасении возвращались лишь эхом обратно.

Краешком сознания догадываюсь, что меня не могли здесь оставить умирать. Я могу принести Лису кучу денег. Зачем от меня так просто избавляться?

Мне приходится переодеться, в рваной кофте я больше находиться не могу с бельем напоказ. Из вредности не моюсь и не чищу зубы. Выгляжу соответственно. Синяк на лице постепенно желтеет, а ссадины рубцуются.

На четвертые сутки я понимаю, что сил у меня практически не осталось. Встав в туалет, я падаю на пол возле кровати. Рыдаю от бессилия, свернувшись калачиком. Взываю к маме, к Богу, молю о помощи. Так нельзя. Не может моя жизнь так нелепо закончиться. Мне всего восемнадцать! У меня планы на жизнь, черт возьми! Лежу на полу долго, в туалет перехотелось, а подниматься не хочется. Мечтаю о свином стейке с жареной картошкой, запить это все стаканом молока. Или нет, тарелку пельменей бы навернула со сметаной. Или борща с салом. Мама такой вкусный борщ варила. Божечки! Рот наполняется слюной, и я явственно чувствую его запах. Это что? Галлюцинации? Прелестно!

– Эй, целка! – кричит мужской голос из-за двери. Похоже, это Рудольф. – У тебя все в порядке?

Камера! Как же я сразу не догадалась! Все эти дни они присматривали за мной и даже бровью не вели.

– Белка? – в голосе появляются обеспокоенные нотки.

Так-то тебе, козлина, испугался. Довольно улыбаюсь, и продолжаю изображать из себя мертвую.

Ключ в замке поворачивается, и я чувствую движение воздуха. Глаза мои закрыты, хотела еще картинно вывалить язык, но понимаю, что это уже лишнее. Классно бы еще, чтобы вокруг меня муха летала, как в мультиках про Спанч Боба. Эх, ноябрь на дворе.

Рудик подходит ближе, осторожно пиная меня кончиком туфли. Козел! По щелканью коленных суставов, делаю вывод, что он присаживается на корточки. Шеи касаются ледяные пальцы, нащупывая пульс. Охранник шумно выдыхает и переворачивает меня на спину. А потом хлещет по щекам, отчего я якобы прихожу в себя.

Похоже, во мне умерла актриса. Лицо этого мудака белое, а над верхней губой блестят капельки пота. Пересрался, Рудик. Так тебе и надо.

Обвожу мутным взглядом комнату и тихонечко стону.

– Ты че, бля? – единственное, что находит сказать мужчина. – Думал, померла.

– Где я? – еле слышно тяну, снова прикрывая глаза.

Он кряхтит, поднимает меня на руки и бережно укладывает на кровать. Я практически слышу, как крутятся шестеренки в его голове. Соображает Рудик.

– Белка, не шути так. Мне за тебя голову открутят! Ты от голода, поди, в обморок рухнула. Еще бы, худющая такая. Лежи, щас Лису позвоню, спрошу, что делать с тобой.

Я из-под ресниц наблюдаю, как он достает из кармана телефон и набирает номер. Подходит к окну, повернувшись ко мне спиной, одну руку укладывает в карман, а другой подносит к уху аппарат. Увлеченно что-то созерцает во дворе, приподнявшись на цыпочки.

Из приоткрытой двери в коридор веет свежестью и свободой. Вот он, мой шанс. В секунду я сгребаю покрывало, накидываю недоумку на голову и босиком лечу к выходу. Моей прыти хватает кубарем спуститься до первого этажа, где здесь дверь на улицу, без понятия совершенно. За своей спиной слышу отборный мат и тяжелые шаги. Погоня будоражит кровь в венах, и я испытываю небывалую эйфорию. Несусь, что есть мочи, куда глаза глядят. По пути роняю какие-то статуэтки под ноги Рудику и даже умудряюсь свернуть тумбочку.

Сегодня удача на моей стороне, я замечаю широкий проход, по которому меня когда-то вели. Тот, с окнами в пол, и понимаю, что до выхода рукой подать. Куда я рвану в ноябре без одежды, не знаю. Но в заточении я больше сидеть не буду. Лучше пусть меня убьют!

– Стой, кому сказал! – верещит Рудольф. – Оля, держи ее!

Острым зрением выхватываю полную женщину в переднике, в руках она держит ведро и с интересом на нас смотрит.

– Оля, блядь! Хватай!

Но Оля не понимает, что от нее требуется. Пробегаю мимо, разворачиваю ее и содержимое ведра выплескивается прямо на моего преследователя.

– Спасибо, милая! – отвешиваю, не оборачиваясь воздушный поцелуй.