Кто-то предложил просто повесить рукомойники, кто-то возразил: воду откуда-то надо туда наливать. Даже если просто рукомойники и летний открытый душ организовывать – воду в них как подавать, не ведрами же, надорвутся.

Потом решили кинуть летний водопровод от центрального водоснабжения. И снова возник проклятый вопрос современности: делать кто будет?

Говорили:

– Трубу просто протянуть не беда, и тем более водопровод летний, заглублять не надо, можно было бы и в обеденный перерыв управиться. Но насчет оконечного монтажа и разводки по помещению – никак, все заняты.

– Товарищи, дело не терпит отлагательств, – напомнила директор, просто потому что должна была напомнить. – В свете последних событий надо как можно быстрее управиться с планом на соцсоревнование, чтобы к тому времени, как будут готовы эскизы…

Тотчас взметнулась рука – начальница художественного отдела желала знать, когда приступать. Вера, внутренне содрогнувшись, пресекла тему на корню:

– Сейчас не об этом, будет отдельный разговор по этому вопросу. А вот лагерь должен начать работу уже завтра, без водоснабжения это невозможно, первая же проверка прикроет этот наш почин. Товарищи, у кого-нибудь есть конкретные предложения?

Трудно было с этим вопросом, в атмосфере витал невидимый транспарант: «Ты директор – ты и решай».

«Ничего не поделаешь, раз так», – поняла директор и, распустив собрание, попросила секретаря Машу пригласить Рубцова и Канунникова.

Маша знала: раз по графику у этих двоих отгул по распоряжению Акимовой, то искать их надо в ДПР. На том конце телефонного провода кликнули заведующего, Эйхе, выслушав просьбу, согласился помочь, чем сможет, но не обещает. Добрая Маша позволила:

– Не обещайте, Виктор Робертович. Вы их просто выставьте за ворота, а дальше они сами дойдут.

– Отменное чувство юмора, – похвалил заведующий, пообещал так и сделать.

И слово сдержал. Где-то минут через двадцать Яков и Андрей заявились, оба красные и злые. Они ввалились в приемную, как были: спецовки в ржавых разводах, ботинки замызганы чем-то красным. Даже не соизволив вытереть ног, Рубцов с порога спросил:

– Война?

– Нет, – успокоила Маша.

– Авария?

Секретарь заверила, что и этот факт отсутствует.

– Тогда какого… – начал было Рубцов, но вежливый Канунников, прокашлявшись, вытирая глаза условночистым платком, перебил и перевел:

– Мы, Мария Александровна, интересуемся поводом, по которому вызваны во время законного отгула.

– Так сейчас сами и спроси́те, – резонно заметила Маша, поднимаясь для доклада.

Вера, глянув на них, чуть скрипнула зубами: «Оторвали от халтуры», но виду не подала, поприветствовала и даже пожала обоим руки, все в желтых полосах, пригласила садиться.

– Прежде всего объявляю вам благодарность за вашу ударную работу по обустройству летнего лагеря. Приказ уже в кадрах.

– Хорошо, – признал Рубцов.

– Спасибо, – кашлянув, поблагодарил Канунников.

– Мне крайне неловко снова вас беспокоить в выходной, но дело такое, что не терпит отлагательств, – чуть быстрее, чем надо, проговорила директор, – сегодня в течение дня протянут летний водопровод к зданию лагеря. Надо сделать разводку по помещению корпуса. Материалы, инструменты получите у завхоза.

У Канунникова вытянулось лицо, Рубцов поднял по-школьному руку.

– Можно? – и, дождавшись кивка, напомнил: – Отгул у нас.

Яков подтвердил:

– Да. А мы до того участвовали в воскреснике по благоустройству территории, потом отправились лагерь доделывать, работали ночь напролет.

Рубцов снова вернулся к главному:

– И вы обещали.

– Ребята, за все переработки будут отгулы. И премии.

Грубый Рубцов прервал:

– У меня отгулов за переработки уже хоть ж… то есть ложкой хлебай. Зачем они мне в таком количестве, к тому же замороженные?

– То есть такие, какие вроде бы есть, а на самом деле нет, – вежливо расшифровал слова приятеля Канунников. – Товарищ директор, вы же сами говорили…

– Мы не двужильные, – заключил Андрей.

Вера вдруг поняла, что устала просто зверски. И что она вот-вот разорется и покроет себя позором несмываемым.

О чем болтают эти двое? Какие отгулы? Она не помнит, когда спокойно сидела дома, просто читая книжку, а не корпя над разного рода отчетами, планами, сметами, когда спала без употребления валерьянки, думая о чем-нибудь приятном, а не о том, что и где изыскать, как и чем заткнуть дыру, кому о чем докладывать. Ей пятый десяток, а она еще ни разу не была в отпуске, не считая тех сиротских полутора месяцев, что выпали на рождение Оли.

И вот эти двое, которых, можно сказать, на помойке подобрали, за немытые уши не раз вытаскивали из переделок… именно так! И Сергей порассказал про них всякого, и сама много знала. Гнить бы им в колонии, а то и под забором в виде замерзших трупов, а они вдвоем в комнате по-царски проживают, питаются в два горла, премии получают – ну, почти всегда. Другие бы в ножки кланялись ежедневно по сто раз, а эти, смотри-ка, носы кверху, сопли пузырями!

Вера спросила:

– В чем это вы все?

– Охра и сурик, – поведал Канунников.

– Чаю хотите?

Рубцов ответил за обоих:

– Не хотим. Можно идти?

– Устали мы, – виновато улыбаясь, соврал Яшка.

– Устали, значит. А вы не пробовали вместо того, чтобы халтурить на своих выходных, отдыхать, как все трудящиеся? На что вам столько денег? Живете в бесплатном общежитии, на всем готовом…

Тут уже Пельмень понял, что сейчас разорется. Они сговорились? С утра спросил у Тоськи, все ли постирала назавтра, и выслушал визги о том, что она ему не прачка, ей тоже надо план выполнять. И что некоторые, которые гребут во все руки, пока ударники пашут на благо родного предприятия, могли бы сами постирать себе.

Канунников громко, нарочито громко кашлянул, чтобы не так был слышен Андреев скрежет зубовный, примиряюще проблеял:

– Так ведь по закону имеем право проводить свободное время как заблагорассудится.

Директор, вздохнув, поднялась, заложив руки за спину, прошлась по кабинету туда, потом обратно, все продумала, каждое слово, и лишь после этого заговорила:

– Видите ли, ребята. Взрослая жизнь далеко не всегда идет по вашим хотениям и законам. Более того, необходимо думать прежде всего не о себе, а об общей пользе, о долге.

– Мой долг – механизмы и станки настраивать, – прервал директора наладчик Рубцов.

– Мой – время фиксировать, – напомнил Канунников, помощник хронометражиста.

– Ну а благодарность?

– Такого рода дензнаков нет, – заметил нахал Рубцов.

Все, терпение лопнуло. Вера, не сумев удержать порядком натруженный язык, сказала то, что не надо было:

– Тогда раз о долгах заговорили, то какой долг был Сорокина, Николая Николаевича? Отправить вас в детдом, а не терпеть ваши художества в районе. Долг Сергея Павловича был – упечь за воровство и бродяжничество, и не раз. И мой долг был очевиден – уличить вас, как пособников вора, мошенника и самозванца, а не оформлять по липовым бумагам на порядочную работу с проживанием и питанием.

Канунников выкатил глаза, Рубцов тотчас упер взгляд в пол. Только видно было, как его уши наливаются кровью, и проговорил он очень спокойно, обращаясь подчеркнуто к приятелю:

– Это кого она именует этими паскудными словами?

Акимова потребовала:

– Выбирай выражения! – И уточнила, подчеркнуто спокойно: – Вором, мошенником и самозванцем я называю Кузнецова, если угодно, Максима Максимовича.

– Вот чего она стоит, ваша благодарность. – Рубцов поднялся, демонстративно нахлобучил кепку.

Канунников поднялся тоже, но кепку надеть не решился, только для надежности и опоры держался за спинку стула.

Андрей продолжил:

– Вор, мошенник и самозванец вам без копейки денег оборудование поставлял, ремонты делал, телефоны устанавливал, дороги латал. На машине вас катал. Благодаря ему кабинетик ваш до сих пор в вымпелах, грамотах. Вы так, значит, о человеке, который столько добра вам сделал…

– И к тому же ответить вам не может, потому что покойник. И ва́лите на него, – вставил хмуро Канунников.

– Так, довольно! – оборвала директор. – Приказываю приступить к работам по обеспечению водоснабжения в новом фабричном корпусе немедленно после того, как будет протянута труба. С приказом ознакомит секретарь. Марш на работу. И чтобы к вечеру вода была.

Оба вышли. Вера Владимировна побегала туда-сюда по кабинету. Открыла окно, подышала, успокоилась.

«Новости какие! Посмотрите на них! Ввалились в кабинет, как свиньи малолетние, требуют непонятно чего! Ей-богу, пора ставить вопрос в райкоме, что он себе позволяет, Эйхе? Растащили фонды, теперь поправляют дела за чужой счет? Чужими руками?!»

В это время Маша, постучавшись, доложила, что пришел главбух. Вера желчно заявила:

– Я не принимаю!

– Он настаивает.

– Скажи, что он не вовремя.

Но главбух уже самочинно влез в кабинет, эдакий упрямый броненосец с папкой для бумаг – огромный лоб наклонен, очки на конце носа с пористой кожей.

– Я всегда не вовремя. Служба такая.

– Присаживайтесь, – процедила сквозь зубы Акимова. – Маша, чаю! – И, спохватившись, прибавила: – Пожалуйста.

С аппетитом испив вкусного чаю, заваренного Машей, главбух принялся излагать, раскладывая бумагу за бумагой, как гранпасьянс:

– Вот, благоволите видеть, какая получается история. Наш завхоз Бутузов оформил под списание двести кило охры и сурика по акту на покраску третьего цеха.

Вера подняла брови:

– Охры и сурика? – Потом спохватилась: – Какой третий цех? Он год как крашеный.

Главбух с готовностью выложил «козырь» с обоснованием:

– Сами убедитесь.

Директор бегло просмотрела бумагу.

– Позвольте. Если их списали, то где они? Куда делись такие-то объемы?

– А вот, – еще один «козырь» лег сверху, – требование-накладная с печатью ДПР, подписанная у вашего заместителя по АХО… С которым тоже что-то надо делать, он как того-сего нюхнет, подмахивает все.

– Что в матотчете?

– Усушка-утруска.

– Где материалы, я спрашиваю? – лязгнула зубами директор.

Главбух глянул поверх очков, точно прикидывая, как ее лучше боднуть.

– По документам – в утиле. А где на самом деле, то это вам лучше спросить Бутузова.

– Спрошу. Обязательно спрошу.

– Спроси́те уж. Не то как бы по итогам следующего аудита не полетели наши с вами головы.

Главбух поднялся, отправился к выходу. И уже у двери, точно припомнив, добавил:

– А лучше вам сразу адресоваться к товарищу Эйхе, Виктору Робертовичу.

Нет, это последняя капля, переполнившая чашу терпения.

– Этот-то при чем?! – чуть не простонала Вера.

– Да вот я как к вам шел, как раз видел, что ихний транспорт под погрузку стоял у ворот.

– И вы мне только сейчас… – Но, поняв, что зря теряет время, директор бросилась вон из кабинета.

Глава 9

По коридору и лестнице Вера пролетела вихрем и, лишь выскочив из здания, сбросила темп – много народу было во дворе, не скакать же козой на виду у всех! Но из-за этой вот зависимости от чужого мнения она опоздала. Когда поспела на место, полуторка уже отбыла. Но Вера увидела точно: полуторка эта из ДПР была гружена лесом – наверняка тем самым, сухим, который Акимова выбивала лично для обустройства дома отдыха, а теперь должен был пойти на койки в лагерь!

Тю-тю досочки. Уехали, издевательски маша красными ленточками. Остались лишь вонючий шлейф солярки да пыль на зубах. Осталась также куча каких-то сваленных мешков, порядком побитых жизнью, воняющих плесенью и мышами, а также завхоз Бутузов, в телогрейке при плюс двадцати на солнце. И главное – остался Виктор Эйхе, негодяй белобрысый, который, совершенно не таясь, совал завхозу какие-то бумаги. Тот, въедливо изучив, собирался их спрятать, но Вера, подоспев, отобрала, вчиталась, язвительно спросила: