Свернула в другую сторону. Перескочила через проток и уличную печь. Выбежала на улицу из калитки, чувствуя, как иссякают силы. Дыхание сбивалось. Я бросилась через заросли в заброшенную башню. Хоть бы он меня не заметил! Не должен был!

Я пробежала по винтовой лестнице пару этажей. И вдруг поняла, что звук моих шагов двоится – аландарец настигал меня! О нет!

Несколько прыжков через ступени до пролёта. И тут сильные руки схватили меня сзади. Развернули и приплющили к стене. Разгорячённый бегом красивый как дьявол черноволосый аландарец со сверкающими чёрными глазами выдохнул.

– Чёрт! Ты слишком красивая, чтобы тебя повесить!

Глава 2

Линден

Она смотрела на меня, гибкая и хищная, как загнанная в угол пантера, готовая вцепиться в глотку. Тёмные волосы из расплетённой на бегу косы разметались плащом. Экое богатство! От одного их блеска в живописно спутанных локонах можно было забыть, зачем я здесь.

Тень от козырька над окном падала на её лицо ровно посередине – по прямому, аккуратному носу, тонкие крылья которого вздымались учащённым дыханием. Потрясающая линия скул, овал лица, приоткрытые яркие губы и… чистая как яд ненависть в изумрудном взгляде. Доля секунды, я вдохнул её запах – гвоздики, апельсинов, кофе и перца, сумасшедше пряный и одновременно нежный; почувствовал жар её тела, разгорячённого бегом, совсем близко. Стоп! Жар…

Скользнул взглядом вниз. В животе её, прикрытом сиротским платьем, разгорался рубиновый кокон магии – редкая сила!

Я вовремя сориентировался. Щелчок холода на её запястьях. Она вздрогнула, взгляд изменился, кокон потух. Так-то лучше, пока не снесла меня вместе с башней! Кажется, может…

Я выпустил её руки. С ограничителями никуда не денется. Отшагнул, закрыв собой лестницу вниз.

– Сегодня я умирать и не собиралась! Отпустите меня! – выпалила она.

И голос интересный, вроде девичий, но уже с роковой, опасной бархатцой, несмотря на нотки возмущения.

Я мотнул головой. Усмехнулся, судорожно думая, что с ней делать. Такая ведь не успокоится. Отпустить? Со своим потенциалом дел наворотит, дракон не горюй! А сила у неё недюжинная – раскидать, как котят, пятерых обученных и вооруженных солдат, – это вам не изюмчику погрызть с чаем. Итак, передо мной стоял обворожительный, пока непонятный монстр, а значит, и куча неприятностей.

К тому же как её отпустить, если все знают, что от меня никто и никогда не сбегает. Так что дальше? Сдать контролю? Правда же повесят. Не вариант.

Хотя зачем мне такая проблема?

Снова окинул её взглядом: местный ядовитый цветок, убивающий красотой. Но красота спасёт мир… если не взорвёт случайно. Мда, кажется, простые решения не для меня.

– И что тебя дёрнуло напасть на солдат? – спросил я.

– Ваш патруль унижал ребёнка! – огрызнулась она. – Маленького! Предлагал ботинки вылизать!

Я нахмурился.

– С этим разберёмся.

– Спросите у белобрысого со шрамом! – Она усмехнулась зло. – Теперь с двумя…

– Нападение на патруль всё равно карается законом.

– Угу, конечно! Им можно всё! Вот оно, ваше хвалёное равенство! И лозунги аландарцев: «Равный мир, равные права для всех наций!» Да? Освободили нас от правителя-тирана? От вранья у самих скулы не сводит?!

Я даже присвистнул.

– Ого, тебя что-то сильно тянет на виселицу… День не задался или в тюрьму так хочется, что переночевать негде?

Я щёлкнул пальцами. Вокруг них закружились белесые кольца энергии, как бы ненароком превращая воздух в воронки. Пантера осеклась, уставившись на них. Поджала губы. Кажется, в голове её что-то зашевелилось.

– Нет, – сказала моя арестантка, неотрывно следя за мини-воронками.

Да, на них можно смотреть вечно, как на воду и огонь, если не верну втянутый до предела воздух и не взорву всё к чертям сам. Знает она об этом? Видимо, в курсе. Побледнела. Угу, мы тоже не лыком шиты. Интересно, что не боится, просто судорожно ищет выход. И я добавил:

– Про патруль и ребёнка напишешь. Выясним.

– Так я вам и назвала имя мальчика!

– Достаточно того, что тебя зовут Тара…

Лучистые отравленные изумруды вспыхнули удивлением. Да, я такой.

– Откуда вы знаете моё имя?! Духовидец не бывает боевиком!

– А вдруг?

Она сглотнула.

– Тебя толпа на рынке сдала. «Тара, наша Тара», – передразнил я восхищённое придыхание, которое слышал, когда сорвался за ней следом. – Любая торговка потом так же бодро расскажет, кто ты, где живёшь, кто твои родители и откуда тот мальчик, за которого ты вступилась. Сын?

– Нет! Соседский. Маму не трогайте, она не причём! Она вообще болеет.

«Отлично, мама – наше слабое звено».

И вдруг у меня возникла мысль, подкупающая своей новизной. Я чуть не расцвёл от того, что я гений. Но данная минута требовала холодной жёсткости.

– Итак, Тара, ты арестована. Убежать не получится. Где живут близкие, выясним в два счёта. Но у тебя есть выбор.

Она напряглась.

– Либо я сдаю тебя контролю, последствия ясны: суд, казнь, если кто-то из солдат с тяжкими телесными. Если все отделались синяками, тюрьма. Закон строг к тем, кто нападает на военных. Маму и родных тоже привлечём. Не воспитали, значит, виноваты.

Пантера вздрогнула, дёрнула призрачные ограничители на руках. И тут же обмякла, привалившись на стену. Взгляд потускнел.

– Либо ты учишься у нас тому, как обуздать свой дар. Сотрудничаешь. Становишься лучшей, не влипаешь в неприятности. И тогда посмотрим.

– Что посмотрим? – Её голос охрип. – Что будет с мамой?

– Будешь делиться с ней академическим пайком и стипендией. Но малейший прокол, и дело о нападении снова в силе.

– Что за школа? – мрачно спросила она.

– Академия Высших Магических Сил. Филиал недавно открыли у вас в столице.

– У нас?..

Кажется, ей полегчало. Обалдеть, она ещё и раздумывает! Раньше думать надо было!

И вдруг из трещины в каменной кладке прямо за её плечом показалась морда и крошечные лапки рептилии. Учуяв человека рядом, шея гадины начала вытягиваться, морда увеличилась, превратилась в пасть, розовую с четырьмя клыками по краям, готовыми впиться в жертву. Я дёрнул Тару на себя одной рукой. Другой ударил разрядом из воронки.

На глазах у ошеломлённой пантеры рептилия превратилась в отбивную. Розовая, склизкая лепёшка с кишками и чешуёй вперемешку отделилась от потрескавшихся старых камней и шлёпнулась на пол… Торчащий из неё хвост дёрнулся.

Тара моргнула. Я повернулся к ней, не выпуская руки.

– Едем.

– Куда? – Она всё ещё стояла, вперившись в то, что осталось от ядовитой твари.

– Тара… как тебя?

– Элон.

– Сначала домой за вещами и документами. Потом в академию, Тара Элон.

– Но я ещё не решила…

– Я решил. Или хочешь маму свою в тюрьму?

– Нет!

– Тогда вперёд! И без глупостей!

⁂

Без глупостей не вышло. Тара вскинула подбородок и спросила вызывающе:

– Вам это зачем? Что там за ловушка, в вашей академии?

Такие алые мятежные губы лучше всего затыкать поцелуем. Но я сдержался. И так нарушаю целую кучу инструкций. Не уверен, что эта благотворительность сойдёт мне с рук.

– Маму тронете, всем мало не покажется. Особенно вам! – заявила пантера.

– И как ты меня найдёшь? – Сощурился я, мне она начинала надоедать.

– Найду! – заявила она так, словно прокляла.

И мотнула подбородком в сторону моего рукава. Да, на нём была нашивка с моим именем на аландарском: «Гел-Линден Каласс». Она на нём читает? Странно. Местные чиновники кривятся и по слогам произносят, запомнить и не пытаются. В захваченном нами Видэке на имена и фамилии явно буквы жалеют.

Я поднял пальцем её подбородок и, низко склонившись, прямо в губы бунтарке сказал:

– Довольно. Ещё один звук, и я передумаю. Мне это действительно незачем.

Её глаза расширились. Я на мгновение замер, мои мышцы окаменели. Её дыхание участилось. Воздух стал невыносимо жарким, словно вспыхнул между нами. Я выпрямился и с усилием воли отстранился.

– Вперёд!

⁂

Тара

Он разозлился, чёрные глаза вспыхнули, что-то в них прокатилось странное, как раскалённое масло. И голос внезапно охрип. Но высокий аландарец выпрямился и, отвернувшись от меня, равнодушно посмотрел на лестницу.

Это было благом, ведь я совершенно растерялась. Со мной такого никогда не было – чтобы ноги настолько ослабели от волнения и так сразу, а мысли расплавились в ватной голове. Это так противоречило моей ненависти, самой моей сути, что захотелось его ударить! Наорать и стукнуть просто ладонью или даже кулаком, потому что ничего, ни-че-го хорошего о нём думать было нельзя!

Но чёртовы аландарцы всегда найдут, чем шантажировать! Мама у меня, как чахлый цветочек, не то что я. Она всегда была нежной, тоненькой, болезненной, а из-за последних переживаний совсем сдала. Поэтому сейчас мне пришлось сжать зубы и молчать. И вести себя прилично.

В конце концов, я сама виновата: дала волю гневу, а с ним и магии. За всё приходится отвечать, увы.

⁂

Аландарец не зашёл к нам домой, просто кивком указав на практически не видимые магические путы, остался стоять в тени увитого цветами крыльца. Я их и без него чувствовала, как настоящие. Хорошо, что мама ничего не заметила.

– Мама, мне предлагают учёбу, хорошую учёбу в столице. Это шанс, один из тысячи! Мне его нельзя упускать! – Со счастливой улыбкой наврала я. – Я просто раньше, пока не сложилось, ничего тебе не говорила! Представь, как хорошо мы заживём, когда я получу образование! Будет даже стипендия! Нам уже будет легче!

Счастье изображать было сложно, особенно потому что в голове до сих пор царили сумбур и отчаяние, но я научилась за эти годы скрывать свои чувства. В дверях моей комнаты показалась Марика с испуганными глазами. Я попросила маму принести воды и прижала подругу в углу, прошипев:

– Ни слова маме про то, что было на площади!

И в двух словах рассказала про академию и что выхода нет. Марика сглотнула, протянула мне завязанные в платок монеты.

– Хоть это на первое время тебе… – Она чуть не плакала.

Я тоже.

– С Кинсом всё в порядке, моя мама щёку ему подлечила, пока его бабушка с матерью на работе. Он у нас.

– Хорошо, – выдохнула я. – Это очень хорошо. Значит, не зря.

– А тех патрульных забрала лекарская карета. Только один ушёл сам… – ещё тише прошептала подруга.

Но тут вернулась мама, и мне пришлось отправить Марику восвояси, чтобы не разревелась. У меня самой было чувство, что меня отправляют если не в тюрьму, то почти. Я быстро побросала в сумку всё, что казалось нужным, сунула потихоньку маме в карман передника деньги, что дала мне Марика, и обняв крепко, вылетела из дома. До того, чтобы разрыдаться и испортить всё, оставалось несколько вздохов…

Мама, немного растерянная от неожиданного моего отъезда, провожала до калитки. Из окна с красными глазами смотрела на меня Марика, прижав ладони к сердцу. Даже старик Мусль на узкой улице проснулся. Помахал мне сухой рукой и почему-то улыбнулся моему конвоиру. Совсем из ума выжил. Ладно, ему простительно почти в сто лет…

И только в чёрном блестящем монстре-автомобиле с отрытым верхом, который как владелец забрал себе у других патрульных аландарец с непроизносимым именем, когда мы выехали из города, я не выдержала. Из глаз покатились тщательно сдерживаемые слёзы.

Уверенно ведущий себя за рулём аландарец покосился на меня и покачал головой, словно это я вела себя глупо, а не он – подло. Я отвернулась, глядя на море. Синее, томное, в дрожащем мареве, оно было спокойным. Ему было всё равно, что происходит: оно не умело страдать, оно просто было. Как и ветер, путающийся в волосах.

– Никто тебя не съест, – со вздохом сказал аландарец.

«Разве что ты… – мысленно огрызнулась я, – своими чернющими глазами».

И слёзы сразу высохли.