Невеста младшего брата (страница 29)
– Я слюной сейчас захлебнусь. Привет малышам, – кладет ладони на округлившийся животик. – Как тут мои девочки сегодня?
– У нас все хорошо, – заверяю его. – Как прошел твой день?
– Пациента нового привели. Представляешь, они месяц ждали, чтобы попасть на прием именно ко мне. Хороший пацаненок такой, запущенный правда. Попробую поставить его на ноги. Очень хочет ходить. Глеб обещал решить для них вопрос с субсидированием, но лечение все равно обойдется в приличную сумму, – вздыхает он.
– Но ты же ему поможешь? – ныряю в объятия любимого мужчины.
– Постараюсь… Что там у нас сегодня? – заглядывает под прозрачную крышку, на которой собрались капельки конденсата. – Моя любимая вкусняшка, – целует меня в щеку. – Я быстро в душ и будем кушать.
А еще нам надо поговорить. Случившееся между мной и Лексом не отпустило. Этот страх приходит ко мне во сне почти каждую ночь. И чем больше становится мой живот, тем чаще я просыпаюсь среди ночи в ужасе, что Рад все узнал не от меня и сказал, что я его предала.
Мой мужчина очень ждет нашу малышку. У них уже есть своя традиция. По вечерам он читает ей сказки, чтобы дочка сладко спала и давала спать своей маме. Она еще совсем крошка, но уже очень активная. Представляю, что будет, когда она появится на свет.
Сегодня я сознательно решила разрушить наш с Радом мир. Не могу больше… У меня не осталось сил тащить это в одиночку. Знал бы он, сколько только за сегодня было пролито слез, пока я уговаривала себя сделать это.
Вот и сейчас меня начинает мелко трясти. Дочка в животике чувствует мамино настроение и пихает меня ножкой в бок. Глажу ее, стараясь успокоить.
– Я готов! – пугает своим появлением Радомир. – Чего такое? Ты чего сникла? Плохо себя чувствуешь? Устала? Ложись, я тут прекрасно могу справиться сам, – шепчет он, прикасаясь губами к ушку.
– Нет, я покормлю. Садись.
Ставлю перед ним большую белую тарелку со спагетти. Сверху на них выкладываю соус. Себе делаю чай и сажусь напротив, наблюдая, как он с аппетитом поглощает мою стряпню.
Отодвинув от себя тарелку, складывает на столе руки, сцепив пальцы в замок, и напряженно на меня смотрит.
– Я тебя внимательно слушаю.
А я трушу и уже хочу снова отложить этот разговор, но опять напоминаю себе, что нельзя больше откладывать. До конца беременности я изведу себя, а это обязательно скажется на малышке. С ней так поступать я не имею морального права, и я заставляю себя удержаться на стуле и даже посмотреть Раду в глаза.
– Нам очень надо поговорить, – мой голос сел и превратился в тихий шепот.
Плечи Радомира напряглись и на внутренней стороне запястья повздувались вены. Прокручиваю в голове фразы, с которых можно было бы начать разговор. Каждую из них за эти месяцы я выучила наизусть, но именно сейчас они все кажутся нелепыми, просто ничтожно глупыми.
– Рад, я очень тебя люблю…
Он терпеливо ждет. Его выдают лишь руки, на которых ходуном ходят тугие канаты мышц.
– Есть кое-что… Я должна была рассказать сразу, но так испугалась, что ты откажешься от меня… От нас. Если ты сейчас нас прогонишь, это будет…
– Блядь, Рита! – не выдерживает он. Подскакивает, нервно обходит стол и садится передо мной на корточки. – Тебя трясет всю, – сжимает в коконе из ладоней мои руки. – Что ты несешь сейчас такое, родная? Я ни хуя не понимаю! Мне от вас отказаться? От своей дочери, от тебя?! Что, мать твою, происходит?!
– Наша дочь… Рад, она может быть не твоя, – выдыхаю и закрываю глаза.
В комнате повисает тяжелая тишина. Слышно только капли, ударяющие по кухонной раковине. У меня внутри вдруг становится пусто. Я жду удара. Даже не так. Мне сейчас было бы легче, если бы он меня ударил. Сказал, что я шлюха. Что я виновата. Что я предательница. А он молчит, и я боюсь на него смотреть.
– Что, прости? – прокашливается, но голос все равно хриплый.
– Она может быть от Лекса… – забиваю еще один гвоздь в крышку гроба наших с ним отношений.
– Ты же шутишь сейчас, Рит? Это же ни хуя не смешно, малыш!!! – подскакивает он.
Решаюсь открыть глаза и посмотреть на его посеревшее лицо.
– Ты трахалась с моим братом?! Когда? Когда, блядь, вы успели?!
– Я не уверена… не знаю, – лепечу в ответ.
– Не уверена? Не знаю?! Это как так, Ритк? Как, блядь, такое может быть?!
И онемевшими губами я вываливаю на него все, с чем жила все эти месяцы. Как приехал тогда его брат. Как увез меня в кофейню, чтобы поговорить. Как потом проснулась в дешевом отеле с голым Лексом под боком. Как обнаружила его сперму между бедер. Как ненавидела его и как страшно мне было. Как мне сейчас страшно…
Захлебываясь слезами и собственным дыханием, я больше ничего не утаиваю от Радомира.
– С-сука… – он проводит ладонью по волосам.
Разворачивается, идет в прихожую.
– Рад… пожалуйста… не уходи… – догоняю его.
Забирает ключи с тумбочки, бросает на меня тяжелый взгляд, скользит им по животу и. болезненно сглотнув, уходит из квартиры, хлопнув дверью прямо у меня перед носом.
– Нет-нет-нет, – поскуливая, сползаю по стене вниз. – Ну, пожалуйста…. Нет… Я же не смогу без тебя. Я люблю тебя… – глажу животик. Малышка слабо толкается мне в ладошку и снова затихает. – Ра-а-ад… – реву, не сдерживаясь, – вернись… Вернись, мы не договорили! Вернись, – сворачиваюсь комочком прямо на коврике в прихожей, обнимаю себя руками и продолжаю повторять окончательно севшим голосом. – Вернись… Мне плохо без тебя. Мне плохо, Рад… Вернись…
Глава 46
Радомир
Легкие горят, мышцы в икрах сводит. Торможу на набережной, уперевшись ладонями в перила. Сгибаюсь пополам и, глядя себе под ноги, стараюсь отдышаться. В ушах шумит, перед глазами пляшут черные точки, все конечности покалывает от нехватки кислорода. Наплевав на редких прохожих, сажусь на вымощенную круглым, гладким камнем мостовую и, вцепившись в волосы, закрываю глаза.
В ушах раскатами грома грохочут слова Ритки о том, что она носит не мою дочь. Это может быть ребенок брата… Этот ублюдок трахнул мою девочку!
Горло сдавливает спазмом. Даже сигаретный дым не лезет. Попытка затянуться заканчивается тяжелым кашлем и саднящими легкими.
«Не моя дочь… не моя…»
Да нет же, блядь! Моя!
Ар-р-р. Сука! Что ж так больно-то?! От предательства брата больно.
Лекс, как же так, а? Я всю жизнь за тебя. Всю жизнь, блядь, на твоей стороне! Против всех! Ты, сука, вырос на моих глазах! Хвостиком бегал! Вот такой, блядь, маленький, кареглазый шухер, который вечно то на дереве застрянет, то новые штаны порвет, то котенка домой притащит! Ты же, сучонок, как никто другой, в людях разбираешься. С детства, мать твою! Что же ты наделал? И пропал… Я все эти месяцы тут с ума сходил, не прекращал искать брата. Рискуя выдать себя Ольгиному отцу, все время держал связь с родным городом в надежде, что мой Лекс появится и я хотя бы буду знать – живой. А сейчас я сам готов его убить. Голыми руками свернуть шею ублюдку!
Он же понял разницу! Он понял, что Рита сама ко мне пришла. Она влюбилась в меня, не в него!
Не смог отпустить… Ему тоже было больно. Я его предал, позволив себе забрать Маргариту. А он. Он, сука, взял и ударил туда, куда бить было нельзя ни при каких обстоятельствах. Это даже не под дых. Это блядь, в сердце, легкие, почки… Выстрел в башку!
Но дочь моя. Моя Рита. Мой ребенок! Хер я их тебе отдам! Ты, может, и не кончал в нее. Нет, я уверен, что ты не кончал в нее. Ты нам жизнь испортить захотел. Ты ей несколько месяцев жизни похерил! Поэтому она потухла. Она думает, что ты опоил и трахнул ее, брат! Но ты же, блядь, не делал этого! А если делал, то я совсем тебя не знаю, а это не так. Не так, сука!
Я ей сюрприз сегодня сделать хотел, а получилось, что она мне…
Поднимаюсь, снова упираюсь ладонями в перила и смотрю на воду. В ней отражаются огоньки маленького городка, в который мы оба влюбились за отсутствие суеты, за душевность, за человечность, за его тепло. В кармане штанов так и лежит кольцо, которое я купил по дороге домой.
Домой… Это мой дом. Я обрел его с Ритой и своим ребенок. Нет, Лекс, я не дам тебе все разрушить. Или ты вернешься и начнешь предъявлять права на мою дочь? Попробуй! Я тебе зубами кадык вырву, если ты посмеешь заикнуться о том, что имеешь на нее право. Не имеешь, блядь!
Оттолкнувшись от перил, разворачиваюсь и быстрым шагом иду в сторону дома. По дороге пытаюсь курить. Кашляю, блюю, но затягиваюсь. Не знаю, какая в этом необходимость, но мне становится легче. Легкие с каждой затяжкой расправляются, никотин горечью оседает на языке. Я сосредотачиваюсь на этой горечи и держусь за нее до самого подъезда. Поднимаю взгляд на наш балкон. В квартире темно. Ушла? Куда ей идти? Некуда!
Понимая это, все равно бегу по лестнице. Дергаю дверь и едва не спотыкаюсь о… Ритку!
– Малыш! – падаю на колени.
Холодная. Дрожит и тихо всхлипывает, свернувшись комочком на чертовом придверном коврике.
– Рит, Рит, вставай… Иди же сюда, – поднимаю ее. – Тебе плохо? Больно? Ты чего здесь лежишь, малыш? Не молчи!
Ее колотит сильнее. За живот держится, глаза не открывает. Страшно. Мне становится пиздец как страшно! Сколько она здесь лежит? С тех пор, как я ушел?! Это пиздец!
Скорая… Надо вызвать скорую.
Дыша со свистом, ищу по карманам мобильник.
– Сейчас, сейчас, мои девочки. Сейчас все будет, – нервным поцелуем прижимаюсь к ее виску и достаю-таки этот долбанный телефон.
Вызываю службу спасения, поднимаю Ритку с пола и несу на руках к нашему мягкому диванчику в гостиной. Кладу на него, стягиваю край покрывала и заворачиваю. Кладу ладонь на живот и жду…
Тук-тук-тук, блядь!
Это мое сердце, а дочка не шевелится.
Наклоняюсь ухом к животу, глажу его ладонью и бормочу невнятно всякое, лишь бы наша малышка слышала мой голос. Ей нравится, она всегда откликается, толкаясь в меня ручкой или ножкой, когда я говорю с ней или читаю сказку.
– Ева, пни папу. Папа тут с ума сходит. Рит, – перевожу взгляд с животика на бледную девушку. – Моя Ритка… Я люблю тебя, – прижимаюсь к ее прохладным губам. – Ты не виновата ни в чем. Не смей думать, что виновата. Люблю тебя, мой малыш. И дочку нашу люблю. Она наша, ты поняла меня? Так было и так останется. Наша Ева.
Под моей ладонью, оставшейся на животе, чувствуется пинок. Да! Моя девочка! Она старательно упирается прямо в мою руку. Чувствует папу, мой комочек. Рита глаза открывает, и в оставленную открытой дверь входят медики.
Ее долго осматривают, пока я мечусь вдоль дивана в ожидании хоть какого-то вердикта. Прослушивают нашу малышку, меряют Рите давление, проверяют тонус, исключая угрозу.
– Мы можем забрать ее на ночь, чтобы понаблюдать в стационаре, – говорит мне один из медиков, – но вам повезло, у нее крепкий организм. Просто стресс и она замерзла. Горячее питье, теплое одеяло, укрепляющие витамины, покой и сон – лучшее лекарство для беременной женщины.
– Вы уверены, что ей и ребенку ничего не угрожает? – не отпускаю врача.
– Уверены, но повторюсь, можем перестраховаться и забрать вашу жену в стационар.
– Я смогу поехать с вами?
– Конечно, – кивает он.
– Тогда мы едем.
Я не готов ими рисковать. Ночь в больнице – не самое страшное, что может случиться. Там оборудование, дополнительное обследование, анализы, в конце концов.
Быстро собираю все самое необходимое, забираю из комода документы и несу Риту до кареты скорой. Клиника недалеко, добираемся минут за десять. Стараюсь не мешаться под ногами, пока ее устраивают в палате. Заполняю документы. Медицинская страховка покроет эту ночь, но я бы и заплатил, лишь бы все было в порядке.
Настаиваю на том, чтобы ей сделали УЗИ с прослушиванием сердцебиения. Только после мы остаемся вдвоем, и я устало опускаюсь в кожаное белое кресло, стоящее у кровати.