Измена. Ты предал дважды! (страница 3)
Впрочем, ладно, пусть и дальше возносят мерзавку в стан богов.
– Ты куда? – догоняет меня мама.
– Домой, – лукавлю я. Лучше ей не знать, что я уезжаю к бабушке с дедушкой. С моей мамой у них очень натянутые отношения, и, кажется, я понимаю почему.
– Вот это ты правильно. Походишь перед Григорием в нижнем белье, он и простит тебя сразу, – меняет голос с гневного и раздражённого на мягкий.
Горький на вкус ком встаёт посреди горла.
От каждого слова, сказанного матерью, становится тошно. Уму непостижимо, как только у неё язык поворачивается говорить подобные вещи, пусть и не самой любимой, но своей родной дочери.
– Ты по секрету маме расскажи, с кем мужа-то застукала. Я никому не скажу, а совет дать могу, – наклонившись, шепчет мне на ухо.
– А это ты лучше у Ольги спроси. Она тебе в красках всё опишет, – буркнув в ответ, вылетаю из дома, ненароком хлопнув дверью.
Покинув территорию частного дома родителей, заказываю такси и еду к любимым дедам за город. Вот кто меня точно поймёт, поддержит и ни при каких условиях не осудит.
Полтора часа занимает дорога. По пути заезжаю в магазин и покупаю немного вкусностей. Дедушка тот ещё сладкоежка, за шоколадное овсяное печенье последнюю рубаху снимет с себя и отдаст. Дай ему волю, только сладости бы и ел, но, увы, бабушка ему не позволяет.
Стучу в деревянную раму.
Спустя мгновение дверь в дом открывается, и на пороге с широкими улыбками на лице появляются мои родные.
– Настюшка ты почему не предупредила? – в шуточной манере ворчит дед и скорее бежит обнимать меня.
– Сюрприз! – скашиваю неловкую улыбку.
– Случилось чего? – считывает с моего лица эмоции бабушка.
– В дом! Там обо всём поговорим. Под печеньки разговор хорошо идёт, – дед, забрав у меня пакет, уходит в дом и мы с бабулей остаёмся наедине.
– Бабуль, а дед тебе не изменял? – произношу сквозь зубы горькие на вкус слова.
– А почему такие вопросы, внучка? – щурит на меня глаза.
– Просто интересно стало…
– На пустом месте такие вопросы не возникают, – качает головой из стороны в сторону. – Что, обижает тебя твой Гришка? Только не ври бабке. Говори как есть.
Слёзы выступают на моих глазах и скатываются по щекам.
– Изменяет значит, мерзавец… – понимает без лишних слов.
Не в силах сказать и слова, киваю в ответ.
– Ничего-ничего, внучка, – обнимает меня, – хорошо, что сейчас узнала, а не через десять лет.
– Оля… – имя младшей сестры срывается с моих губ.
– Не может быть, – смотрит на меня глазами, округлившимися до размера пятирублёвой монеты.
– Я застала их на нашей постели…
– Вот же мелкая гадина! Вот никогда она мне нравилась. С детства была пакостливой. Помню, потехи ради всю клумбу мне истоптала. Вся в мать! – с нескрываемым презрением в голосе произносит бабуля.
– Она ждёт от него ребёнка… – шепчу сквозь слёзы.
Руки сами собой опускаются на живот, инстинктивно защищая малыша.
– Кобелина! – следит взглядом за движением моих рук и верно считывает мой жест. – Про тебя Григорий знает?
– Нет… – произношу на выдохе и качаю головой из стороны в сторону.
– Правильно. Не надо кабелю ничего знать о твоём ребёнке. Нашёл себе прошмандовку, вот пусть она ему и рожает.
Слёзы градом начинают быть из моих глаз.
– А ну не сметь плакать из-за козла! – хмурится. – Это пусть он плачет, что такую жену потерял. Ольга ему ещё покажет свой характер, волком выть будет и локти кусать.
Громкий шум автомобильных колёс заставляет вздрогнуть.
– Кто это? – вздрагивает бабуля и озирается по сторонам.
Всматриваюсь в щёлку в воротах и узнаю внедорожник Цареградцева.
– Григорий… – утробный голос срывается с моих губ.
– Да как он только посмел заявиться в наш дом! – ругается бабуля и во всё горло кричит деду: – Степан, неси ружьё, зятя встречать будем!
Дед у меня боевой. И он действительно может выстрелить…
Глава 5
В груди неприятно кольнуло. Супруг, который изменил с моей родной сестрой, приехал к моим бабушке с дедушкой. За мной ли? Но зачем? Чтобы униженно просить прощения или же, напротив, чтобы поставить точку в наших с ним отношениях?
– Ружьё у меня наготове. Я же завтра на охоту с соседом собираюсь. Заранее достал, как знал, что пригодится, – из дома выходит дед с оружием в руках. – Куда стрелять? – спрашивает бабушку, направляя дуло на ворота.
Сердце уходит в пятки. Зная вспыльчивый характер деда, я могу со стопроцентной уверенностью сказать: выстрелит.
– Пока просто попугаем, – считав неоднозначные эмоции с моего лица, успокаивает меня бабуля и шепчет деду на ухо так, чтобы я не слышала: – Если будет проявлять агрессию, стреляй по бубенцам. Кобелю они не нужны.
– Баб! – не успеваю возразить, как ворота открываются, и Григорий оказывается во дворе.
– Степан Николаевич? – удивлёнными глазами смотрит на направленное в его сторону дуло. – Что-то не так?
– Охренеть, он ещё и спрашивает! – возвращается бабуля и даёт отмашку деду: – Заряжай!
Цареградцев словно по взмаху волшебной палочки меняется в лице. Кажется, он неслабо так испугался.
– Да вы что, с ума посходили, что ли? – смотрит на деда дикими глазами и крутит указательным пальцем у виска.
– Степан, целься в бубенцы! – отдаёт свой приказ бабуля.
Я же, не в силах выдавить из себя ни единого слова, просто стою и молча наблюдаю за развернувшимся на моих глазах представлением.
– Настя, нам надо поговорить! Мне звонила твоя мама и умоляла меня, чтобы я простил тебя, я подумал, она пьяная, – разводит руками. – Про какую-то измену говорила, я ничего не понял.
Ком слёз подступает к горлу. Кажется, ещё немного, и я, не сумев сдержать эмоции, заплачу в три ручья.
– Дед, ст…
– Нет! – кричу во всё горло и перебиваю бабушку, практически отдавшую приказ стрелять на поражение.
Дедушка, взглянув в мою сторону, послушно кивает и отводит прицел в сторону.
– Спасибо, Степан Николаевич, когда мушка в лоб не смотрит, говорить сразу легче становится, – неловко улыбается и делает пару шагов в мою сторону.
– Бабушка, дедушка, родные мои, оставьте нас, пожалуйста, наедине… – в сердцах произношу я.
Всё-таки это мой выбор, и поставить точку в отношениях с предателем я должна самостоятельно, без чьей-либо помощи.
– Хорошо, внучка, – утвердительно кивает бабушка и, грозно посмотрев на Цареградцева, добавляет: – Но ты, негодник, знай. Мой дед со ста метров не промахивается.
– Да, Антонина Павловна, я знаю, – кивает. – Ходили со Степаном Николаевичем на утку, собственными глазами видел, как он метко бьёт из своего ружья. Десять выстрелов, и все чётко в яблочко.
Дед расплывается в довольной улыбке и, подхватив свою жену под руку, уходит со двора, оставив меня с Цареградцевым наедине.
– Настюша, я понятия не имею, что произошло и откуда твоя мама взяла этот бред, – начинает отпираться.
Бред… Ну конечно, Цареградцев дал заднюю и сейчас всеми правдами и неправдами будет убалтывать и убеждать меня в том, что я сумасшедшая и страдаю зрительными галлюцинациями.
Мерзавец! Если изменил, то имей храбрость признаться! Как в трусы к любовнице, так это с радостью, а как правду сказать, так сразу в кусты! Трус!
– Цареградцев, не надо! Не надо оправданий, не надо ничего! – голос невольно срывается.
– Я не ищу оправданий. Я хочу разобраться в том, что произошло, – разводит руками, – давай поговорим.
– О чём мне с тобой разговаривать? О том, что я пришла посмотреть, как сделали ремонт в нашей новой квартире, и застала тебя голым в обнимку с моей младшей сестрой? Ой, прости, ты же спал и ничего не знаешь!
Сердце начинает колотиться, как заведённое. Нет никаких сил, а главное, нет никакого желания выслушивать его тупые оправдания. Я всё своими глазами видела!
– В обнимку с младшей сестрой? – выкручивает бровь в вопросительном жесте и смотрит на меня, как на сумасшедшую. – Не спал я ни с чьей сестрой! Это бред!
– Если сделал гадость, то имей смелость признаться, трус! – так и хочется отвесить ему пощёчину, чтоб на пол-лица остался отпечаток моей руки.