Никс не была уверена, справлялся ли он о ее самочувствии или же о состоянии своего корабля. Она осмотрела руку. Осколок стекла пробил рукав и рассадил кожу, но ничего страшного не произошло.

– Всего лишь царапина, – заверила его Никс.

Хиск вздохнул.

– Это был самый сильный подземный толчок на данный момент, – сказал он. – Похоже, что этот клятый остров хочет сбросить нас со своих плеч.

Никс кивнула. Она тоже хотела поскорей убраться с Пенистого. Растущее число и сила подобных землетрясений говорили о неуклонном приближении луны и предупреждали о грядущей гибели.

Зная это, Никс пришла к одному твердому выводу.

«Надо улетать отсюда прямо сейчас».

* * *

К тому времени, как по всему кораблю прозвенел следующий колокол, Хиск и несколько матросов уже прибрались в рулевой рубке и принялись заделывать разбитое окно, чтобы защитить ее от дождя.

Однако в рубку ворвался другой шторм.

Никс обернулась, когда за спиной у нее спиной с грохотом распахнулась дверь.

В рубку протиснулся Джейс, лицо у которого раскраснелось еще пуще. Он подергивал себя за бороду – признак того, что ему явно не по себе. Источник его растрепанных чувств следовал за ним по пятам.

Грейлин си Мор недовольно проворчал, протопав внутрь:

– Вы уверены, что никто в Бхестийе не знал, что вы прибыли именно с этого корабля? Что ни один из ваших запросов не мог быть истолкован как подозрительный, чтобы привлечь внимание сюда?

Джейс хмуро посмотрел на него.

– Ты что, считаешь нас с Крайшем глупцами, способными что-нибудь необдуманно брякнуть? Во время наших исследований мы были крайне осторожны, и ничто не могло навести на мысль, будто мы что то-то скрываем. Мы ходили по лезвию ножа. Мы не могли искать знания о Пустоземье, не задавая конкретных вопросов, иначе ничего не узнали бы. И, уж конечно, не нашли бы эту старую карту.

Грейлин продолжал хмуриться, хотя выражение лица его немного смягчилось, когда он заметил среди суеты ремонтных работ Никс. Глубокие морщины вокруг его льдисто-голубых глаз заметно разгладились, твердый как кремень взор чуть потеплел.

Никс ответила ему столь же недрогнувшим взглядом. Одежда рыцаря промокла до нитки, темные волосы насквозь пропитались влагой, отчего седые пряди в них блестели еще ярче. Грейлин заметно прихрамывал на левую ногу – похоже, что сырость опять разбередила старые раны. Много лет назад его жестоко избили и подвергли страшным пыткам – после того, как он нарушил свою присягу на верность королю Халендии. Грейлин стал клятвопреступником из-за любви к женщине, Марайне, наложнице этого самого короля. Попытка сбежать вместе с ней привела к его поимке и в конечном счете к смерти его возлюбленной. Только вот плод их запретного союза выжил, рожденный, а затем брошенный на произвол судьбы в болотах Мирра.

Никс уже в тысячный раз вглядывалась в лицо рыцаря, пытаясь отыскать в себе хоть какое-то сходство с этим человеком, который приходился ей отцом. Шрамы испещряли его щеки, словно контуры географической карты – только вот карта эта оставалась нечитаемой, свидетельствуя лишь о боли, которую он испытал из-за того, что осмелился полюбить ту, что была навек отдана другому. После неудачного побега Грейлин считал, что плод их с Марайной любви погиб в болотах, пока четырнадцать лет спустя не обнаружил, насколько ошибочным было это предположение.

Никс выжила. Ей до сих пор снились смутные сны о том времени. Когда новорожденным хнычущим младенцем, брошенным на болоте, ее подобрала и вырастила самка огромной летучей мыши, хотя за это чудесное спасение пришлось заплатить свою цену…

Она дотронулась до своих глаз, вспоминая те времена, когда все окружающее виделось ей лишь размытым пятном из света и тени. Грудное молоко ее приемной матери непреднамеренно отравило ее, затуманив зрение, почти ослепив. Тем не менее взамен Никс получила другой дар, другое чувство. В это самое нежное время, окутанное постоянным хором обуздывающих напевов, объединяющих крылатую колонию, в полной мере проявился ее собственный врожденный талант, обретя просто-таки невиданную мощь.

Однако такая опека не могла длиться долго. Отравление молоком поставило под угрозу ее юную жизнь. Возможно, осознавая эту опасность, та летучая мышь оставила Никс на попечение другого жителя болот, доброго человека, который усыновил ее и любил так же сильно, как своих собственных сыновей. Теперь все они были мертвы, принесены в жертву, чтобы сохранить ей жизнь, – после того, как очередное почти смертельное отравление вернуло ей зрение и навеяло лихорадочный сон о луне, врезающейся в Урт.

Эти воспоминания, эта потеря все еще ранили Никс, отчего временами у нее перехватывало горло.

И все же в последовавшими за этим ужасе и хаосе они с Грейлином наконец воссоединились. Поначалу ни один из них не был уверен, действительно ли рыцарь – ее отец. А затем, уже в Приюте, старая провидица-ниссианка распознала их кровное родство, подтвердив происхождение Никс. И хотя у той не было причин сомневаться в подобном заключении, зная о чудесных свойствах таких благословенных богами женщин, в глубине души Никс все еще считала это чем-то непостижимым.

Она знала, кто был ее настоящим отцом, представляя себе добрые глаза и измученное болотной жизнью лицо своего папы, как она его называла. Никс не чувствовала такой теплоты или хотя бы просто какой-либо связи с суровым мужчиной, который только что вошел в рулевую рубку. Вообще-то любая привязанность к тому казалась ей предательством по отношению к папе.

Единственной настоящей родней, которая у нее осталась, был Баашалийя. И пусть даже потеряв двух своих братьев, Никс в конце концов воссоединилась с другим – поскольку, когда она была младенцем, рядом с ней под присмотром самки летучей мыши приютился и другой малыш. Двенадцать лет спустя этот крылатый брат пришел ей на помощь, заполнив пустоту, о существовании которой Никс даже не подозревала, пока под едва различимые звуки обуздывающего напева он вновь не ворвался в ее жизнь, пробуждая связь, скрытую глубоко в ее плоти и крови.

«Вот моя настоящая семья».

Грейлин вроде заметил ее холодность и отвернулся, просто кивнув ей.

Еще одно приветствие оказалось куда более бурным.

Из-за спины Грейлина рысцой выбежал Кальдер, высоко задрав хвост и отряхивая влагу со своей густой шерсти. Здоровенный варгр, высотой в холке чуть ли не по грудь Грейлину, был родом из холодных сумеречных чащоб Хладолесья. Его темная шкура в золотисто-рыжую полоску идеально подходила для охоты на такой тенистой местности. Янтарные глаза тепло сверкнули в ее сторону, в то время как уши с кисточками на концах настороженно поворачивались туда-сюда, улавливая каждый треск и стон корабля, обтекаемого пропитанным влагой штормовым ветром.

Кальдер ткнулся ей мордой в бедро, а Никс подняла руку и взъерошила густой мех у него на холке, тихонько напевая и прикасаясь к дикому сердцу варгра золотистыми прядями обуздывающего напева. Хотя Кальдер повсюду тенью следовал за Грейлином, вроде бы полностью подчиняясь этому человеку, Никс знала, что этот зверь – отнюдь не охотничий пес. Они с рыцарем были скорее братьями, связанными не командами и подчинением, а пережитыми вместе невзгодами и трагедией. Ведь когда-то их было трое.

Аамон – брат Кальдера – погиб, защищая Никс.

Даже сейчас она слышала отзвук этого родства, глухой вой призрака, которого они несли с собой, отчетливо видела эту нерушимую связь сердец человека и зверя, так что напевала, чтобы выразить признательность за эту жертву, увековечить память о ней, ощущая при этом уютное тепло общей постели, азарт охоты и вкус крови свежей добычи на языке.

Кальдер заурчал от удовольствия, еще раз толкнув ее носом, прежде чем вернуться к Грейлину. Ажурные нити обуздывающего напева Никс растаяли в воздухе, оставив в ней то чувство родства, что эти двое испытывали друг к другу, уважение и глубокую привязанность зверя к своему двуногому брату.

Она посмотрела на Грейлина в этом свете, изо всех сил пытаясь уловить в себе такое же чувство по отношению к нему, но вновь потерпела неудачу. Хоть Никс и признавала свое кровное родство с Грейлином, сердца ее это никак не затрагивало – слишком уж переполненного скорбью по всему, что она потеряла, чтобы в нем оставалось место для чего-то другого. И если б Никс была окончательно честной сама с собой, то это была не просто тоска, но и некая мера обиды – справедливой или нет, – на то, что он бросил ее, что никогда не пытался найти подтверждение тому, о чем мог только предполагать.

Часто по ночам мысли ее возвращались к другому исходу. «А что, если б он нашел меня тогда? Какая жизнь тогда меня ждала бы?»

Никс стряхнула с себя эти грезы наяву, принимая путь, который лежал сейчас перед ней, перед всеми ними.

Грейлин вприщур посмотрел на нее, наконец заметив прореху у нее на рукаве, окаймленную подсохшей кровью, и резко шагнул к ней.

– Ты поранилась.

Это был не вопрос, а утверждение – и обнаруженное, по представлению рыцаря, требовало его немедленного внимания. Никс отстранилась от него.

– Ничего страшного.

– Точно? Дай-ка я гляну…

Грейлин потянулся было к ней, но Никс оттолкнула его руку, не обращая внимания на его обиженный взгляд. Она не нуждалась в том, чтобы он нянчился с ней, особенно когда их внимания требовали куда более насущные задачи.

Ее взгляд скользнул к двери.

– А где Дарант и Глейс? – спросила Никс, которая ожидала, что вслед за Грейлином и Кальдером в рулевой рубке появятся и капитан «Огненного дракона» со своей дочерью. – Нам нужно обсудить, когда вылетаем.

– Они устанавливают отремонтированную горелку, – ответил Грейлин, после чего покосился на Джейса. – Если нас и вправду разоблачили, то стоит поспешить с вылетом.

В этих его словах Никс услышала свои собственные тревоги и кивнула в знак редкого согласия с ним.

Джейс обвел взглядом огромную рулевую рубку.

– Если мы готовимся к вылету, то нужно показать Фенну карту, которую мы нашли. Я думал, он уже здесь?

Ответил ему Хиск, который с молотком в руке заделывал разбитое окно:

– Парня уложили в постель. По моему приказу. Фенн почти не спал с тех пор, как мы прибыли сюда. У него такие темные круги под глазами, что он похож на разбойника в маске.

– Нам нужно, чтобы он вернулся сюда, – сказал Грейлин.

– Я ждала, пока все соберутся, прежде чем поднимать его, – объяснила Никс. – Не было нужды будить его раньше.

Грейлин кивнул, но повернулся к Джейсу, затронув еще одну проблему:

– Вам с Крайшем удалось еще что-нибудь вызнать в Бхестийе? Есть какие-нибудь новости о боевых действиях, охвативших Западный Венец?

Джейс поморщился.

– Отдельные стычки между Халендией и Южным Клашем по-прежнему продолжаются. Но после большой битвы прошлой зимой обе стороны в основном притихли и ищут союзников в других землях, чтобы пополнить свои ресурсы – вынуждая и своих соседей принять ту или иную сторону. Так что война понемногу распространяется по всей ширине Венца. Вообще-то несколько дней назад в Бхестийю прибыли посланники как из Халендии, так и из Клаша, которые обратились к королю с просьбой о поддержке.

Грейлин проворчал себе под нос:

– Король Акер склонился в ту или иную сторону?

– Ходят слухи, что он стравливает их между собой, преследуя какие-то собственные интересы, хотя твердо пока что не определился.

– Это хорошо – по крайней мере, на данный момент. Хотя если там высадились посланники, то наверняка и шпионы тоже.

– Вне всякого сомнения, – согласился Джейс, опять подергивая себя за бороду. – И если до них дошли те же слухи, что и до нас там – о летучем корабле с драконьей головой, нагруженном крылатыми тварями, – то наверняка вскоре они заглянут и сюда.

– Если этого еще не произошло, – уныло заметил Грейлин, после чего со вздохом добавил: – Вообще-то я надеялся, что у нас будет больше времени.

Никс уже просто надоело ждать.