– А мне делали кесарево сечение, так что я – самая настоящая двоечница, – добавила Эмма.

– Наши дочери родились с разницей в несколько месяцев и лучшими подругами были фактически с самого детства.

– Шэй – моя, Дафна – Женевьевы, а Келли – Ингрид, – вставила Эмма.

– Келли умерла бы, если бы услышала, что ты так говоришь, – фыркнула Ингрид. – Она с двух лет самостоятельная девочка и сама решала, что можно надевать в детский сад, а что нет. Я просто не могла ее контролировать.

– Они все… как бы это сказать? Сильные личности. Ну да ты же их видела на вводном собрании, – обратилась ко мне Женевьева.

Дафна, Шэй и Келли действительно сидели вместе за столом женской теннисной команды. Но тогда я их не знала, а они практически не разговаривали ни с Алекс, ни со мной. Впрочем, для подростков такое поведение – обычное дело, напомнила я себе.

– Да, верно, – кивнула я. – На следующей неделе у моей дочери отбор в теннисную команду.

– Там очень сильная конкуренция, – предупредила Женевьева. – У нас одна из лучших команд в штате. Дафна входит в национальный список лучших теннисисток младше восемнадцати лет.

Мне показалось, что Ингрид и Эмма обменялись взглядами, но что это означало, не поняла.

– Алекс хороша, – произнесла я. – И она много тренируется.

– Уверена, у нее все получится, – заверила меня Эмма.

– Давайте, наверно, перейдем к обсуждению сегодняшней повестки дня, – предложила Ингрид. – У меня назначено на час. – Она взглянула на меня. – Я – психотерапевт.

– О, это интересно.

– Ты так думаешь? – Ингрид пожала хрупким плечиком. – В основном это означает, что мне приходится выслушивать рассказы других людей о своих проблемах.

– Но, должно быть, приятно сознавать, что ты помогаешь им.

– На своем опыте я убедилась, что люди редко бывают готовы к переменам, – ответила Ингрид. – Они хотят пожаловаться, хотят, чтобы я признала важность их чувств, но сами не предпринимают никаких действий, чтобы изменить жизнь к лучшему. – Она снова пожала плечами.

– А ты, Кейт, чем занимаешься? – вступила Эмма. – Или такие вопросы задавать неприлично?

– Почему бы и не спросить? – удивилась Женевьева.

– Потому что считается, что быть просто мамой-домохозяйкой недостаточно, – пояснила Эмма. – Хотя ведь есть женщины, которые называют себя богинями домашнего очага и считают, что это звучит гламурно.

– Ты же не называешь себя богиней домашнего очага? – Женевьева повернулась ко мне с притворным ужасом. – Я не уверена, что мы сможем подружиться с богиней.

– Нет, я себя богиней не называю. И не буду, обещаю, – рассмеялась я.

– Слава богу, – выдохнула Ингрид.

– Хотя это хорошая лакмусовая бумажка, – вмешалась Эмма. – Помните, когда наши девочки были маленькими, мы договорились не дружить ни с кем, у кого на заднем окне автомобиля налеплены семейные наклейки. – Она повернулась ко мне. – Ну, знаешь, мама, папа, мальчик с футбольным мячом и девочка в балетной пачке. Прикол.

– У меня такой наклейки точно нет, – уверила их я. – Но отвечу на твой вопрос. В Буффало у меня был комиссионный мебельный магазин. Я продала его, когда мы переезжали сюда.

Воспоминание о моем чудесном магазине отозвалось, как всегда, грустью. Заведение представляло собой целый лабиринт комнат, которые я обставляла, создавая постоянно меняющиеся интерьерные композиции: гостиная в стиле модерн середины века, детская в морской тематике, столовая в официальном стиле. Мне нравилось представлять кого-то, кто будет жить в той или иной комнате, а затем оформлять ее в соответствии с выдуманным персонажем. Мне нравилось, когда кто-то приходил и покупал всю мебель, желая разместить ее в своем доме точно так же, как в магазине. Расстаться со своим детищем, с его счастливыми воспоминаниями было даже труднее, чем продать наш дом.

– Тебе обязательно нужно открыть магазин здесь! – Эмма всплеснула руками. – У нас в Шорхэме нет ни одного хорошего комиссионного.

– Я думала об этом. Просто пока не уверена, чем хочу заниматься. Мы еще и коробки не разобрали полностью.

– Где ты живешь? – полюбопытствовала Ингрид.

– На Коллинз-стрит. Это вниз по улице от большого старого дома в викторианском стиле с розовыми ставнями, – описала я.

– Дом Эйнсли, – понимающе кивнула Эмма. – Там располагается мини-гостиница.

– Это не та улица, на которой живет Лита Груэн? – вспомнила Женевьева.

– Она моя ближайшая соседка, – подтвердила я.

– Вот это да. Будь с ней осторожна. Она совсем чокнутая, – усмехнулась Женевьева.

– На днях я наткнулась на нее в «Пабликс», и она была в ужасном состоянии. Запачканная рубашка, волосы как крысиное гнездо… – Эмма выдержала эффектную паузу. – От нее воняло.

– Отвратительно, – поморщилась Женевьева.

– Говорят, она ужасная скряга, – добавила Ингрид. – Как в том телешоу, где люди с трудом передвигаются по дому, потому что он забит всяким хламом.

– Ты смотришь это шоу? – удивилась Эмма.

– Только не осуждай меня, – попросила Ингрид.

– В любом случае тебе лучше держаться подальше от Литы, – посоветовала Женевьева. – Она не тот человек, с которым стоило бы общаться.

Я оказалась в неловкой ситуации. Слова Женевьевы прозвучали эхом предупреждения Литы, высказанного в тот вечер на школьном собрании. Очевидно, эти двое недолюбливали друг друга. И все же то, как три женщины говорили о моей соседке, комментировали ее внешность и душевное состояние, произвело на меня неприятное впечатление.

– Я не очень хорошо ее знаю, – осторожно сказала я. – Она принесла нам корзинку с кексами, когда мы только переехали.

– Надеюсь, ты их не съела. – Женевьева поежилась. – Я бы выбросила их прямо в мусорное ведро.

– Вы здесь с Алекс вдвоем? – задала вопрос Эмма.

Я мысленно поблагодарила ее за смену темы, хотя и в этой хватало своих мин.

– Да, мы здесь только вдвоем.

– Наконец-то у меня будет подруга без мужа. – Ингрид с наслаждением закинула за голову тонкие руки и улыбнулась мне. – Я разведена, а все остальные в этом городе замужем.

Я улыбнулась в ответ. Посыл ее заявления был ясен, но я была пока не готова поделиться своей историей с этими женщинами.

– На вводном собрании Кейт разговаривала с Джо Миллером. – Женевьева сообщила об этом таким многозначительным тоном, что я покраснела.

– Он симпатичный, – лукаво взглянула не меня Эмма.

– Ты так считаешь? – Ингрид задумалась. – Мне всегда казалось, что у него слишком маленькие глаза.

– Перестань. Он очень привлекательный мужчина.

– Ингрид – самая разборчивая женщина на свете, – доверительно поведала мне Женевьева, снова наполняя бокалы. – После развода кто только за ней не ухаживал. Наверно, все городские холостяки. Но ее никто не заинтересовал.

– Вы бы так же поступили, если бы знали хотя бы половину того, что я слышала от своих клиентов, – выступила в свою защиту Ингрид. – Я слишком много знаю о том, что происходит в этом городе.

– Расскажи, – попросила Эмма, потягивая просекко.

– Ты же знаешь, мне нельзя.

– Ты могла бы использовать вымышленные имена, – предложила Женевьева.

– И тогда мы сможем погадать, кто же за ними скрывается, – рассмеялась Эмма.

– Этого не будет. – Ингрид повернулась ко мне, и я невольно залюбовалась ее красотой. Ей недоставало обаяния Женевьевы, она не обладала статной осанкой Эммы, но у нее были тонкие, деликатные черты лица, большие серые глаза и необычная бледная кожа, которая выглядела так, словно никогда не знала солнца. – Они неисправимы. Постоянно пытаются заставить меня рассказывать им истории о моих пациентах.

– Полагаю, это и называют профессиональным риском, – сказала я.

Ингрид неожиданно хрипло рассмеялась.

– Ты даже не представляешь.

– Как твоя дочь? – спросила Эмма. – Осваивается в Шорхэме? Должно быть, большая перемена после Буффало.

– Да, ей нелегко, – призналась я. – Новый город, новая школа. Хотя я надеюсь, что когда начнутся занятия в школе – а это уже завтра, – и у Алекс появится расписание, ситуация выровняется.

– В пятницу мы устраиваем вечеринку у себя дома по случаю окончания лета, – объявила Эмма. – Почему бы тебе не прийти вместе с Алекс? Она сможет познакомиться с нашими девочками.

Я вспомнила, какими неприветливыми показались мне три их дочери при встрече в школе. Но, возможно, это из-за того, что в тот вечер там было многолюдно, как в зоопарке. Наверняка в домашней обстановке они другие, более общительные. И Алекс было бы неплохо поближе познакомиться с кем-то из своих одноклассников.

– Да, было бы здорово, – кивнула я. – Большое спасибо. Что мне принести?

– От тебя требуется одно – прийти самой. – Эмма улыбнулась, и я поняла, как сильно она мне нравится. Вообще-то, мне понравились все трое. Они были веселые и обаятельные и совсем не подходили под описание Литы.

– Марк и Эмма всегда устраивают лучшие вечеринки, – рассмеялась Женевьева. – После меня, конечно. А теперь давайте к делу. В этом году вечер встречи должен быть таким, какого эта школа еще не видела.

Глава 6
Видеодневник Алекс Тернер

10 августа

Алекс сидела, свернувшись калачиком, в кресле, обитом тканью с принтом «икат». Она держала телефон прямо перед собой, из-за чего картинка была немного смещена от центра. Между бровями у нее пролегли три вертикальные морщинки.

У меня только несколько минут на то, чтобы что-то сказать. Или что-то записать. Или что-то еще в этом роде. Это так странно – говорить в пустоту. В камеру. Но мне нужно сделать все сейчас, пока мама не вернулась из продуктового магазина. Нет, она не подслушивает, но она постоянно где-то поблизости. Как будто беспокоится, что если не будет следить за мной, то я попаду в беду. И, конечно, я не хочу, чтобы она узнала, что произошло сегодня.

Алекс оглянулась через плечо и снова повернулась к камере.

Мне показалось, я что-то слышала, но, наверно, это у соседей. В общем, сегодня был – та-ра-та-там – первый день в школе. Я ждала его и боялась. Мне никогда еще не случалось приходить в новую школу. Дома, в Буффало, я дружила с теми ребятами, с которыми ходила еще в детский сад. Здесь я понятия не имела, как пройдет сегодняшний день.

Мама встала пораньше и приготовила мне завтрак. Окей. Знаю, жаловаться неправильно и невежливо, но мама в курсе, что я не завтракаю. Обычно я просто беру с собой в школу банан на случай, если проголодаюсь до ланча. Но этим утром она была на кухне, стояла у плиты и готовила яичницу-болтунью. И что еще более странно, она надела сарафан и накрасила губы блеском. В семь утра! И вот она вся такая: «О, привет! Первый день в школе! Я подумала, что мы могли бы позавтракать вместе, прежде чем ты уйдешь!»

Ранить ее чувства я не хотела, поэтому съела немного яичницы, а потом она настояла на том, чтобы отвезти меня в школу. Я не возражала, потому что ехать на автобусе мне не улыбалось. Хотя это означало, что мне пришлось выслушивать ее щебетанье о том, что все будет хорошо, что я заведу новых друзей и бла-бла-бла.

Алекс изобразила, что стреляет себе в голову, приставив к виску указательный палец.

Иногда мне кажется, что в мамином понимании реальная жизнь похожа на фильмы Джона Хьюза^[8]. Что это всего лишь вопрос времени, когда я найду такого парня, как Джейк из «Шестнадцати свечей», и все обернется калейдоскопом милых подростковых сцен: мы гуляем в парке с одной парой наушников, слушаем одну и ту же музыку, едим мороженое в старомодном кафе, я иду на студенческий бал с букетиком на запястье. Не понимаю, как можно быть настолько оторванной от реального мира.

Тем не менее. Новая школа.

Алекс глубоко вздохнула и покачала головой. Взяла желтую мягкую подушку и прижала к груди, как щит.