Записки ночью из холодного отеля (страница 3)

Страница 3

– Джек Астрагрид! – строго сказала учительница. Я подскочил. – Пожалуйста, вынь голову товарища из унитаза и следуй за мной.

В кабинете директора меня ждали новости. Потные и лысые. Мужчина из департамента сказал «Поздравляю, молодой человек!» и пожал мне руку. Потом сказал, что моего папу уволили в герои.

Он имеет право носить черный мундир там, где захочет, только не там, где это будет раздражать руководство космофлота.

Другими словами: одни стабильные земные ДНК нагнули другие стабильные земные ДНК и круто поимели. Папа больше не капитан.

Для меня это означало, что доказывать законы Архимеда теперь придется в другом месте. И элитная школа радостно открыла мне шлюз на выход. Имеешь скафандр? Вали путешествовать! В иллюминаторе задумчиво плыл голубовато-фиолетово-желтый диск Фионы.

К челноку меня провожала учительница. Она же помогла мне пристегнуть шлем.

«Джек, тебе сейчас не до этого. Но все же – ты пытался утопить своего товарища?».

«Нет, мэм. Я проверял, вытеснит ли его голова положенное количество жидкости, мэм. Первый закон Архимеда, мэм».

Я соврал.

На самом деле в унитазе завелась какая-то гадость и ее нужно было срочно стабилизировать земными ДНК. Мама бы меня поняла.

Зато учительница не поняла и растрогалась.

– Ты уникум, маленький Джек! – сказала она и поцеловала меня в шлем. Ее можно понять. Она была учительницей физики.

Весь полет до Фионы я разглядывал след ее бесцветных губ на прозрачном забрале.

3. Папа

Он у меня капитан космического дальнего плавания.

Именно он привел легендарный первый корабль колонистов на Фиону. На этом корабле было двадцать три тысячи человек, двести сорок три вида земных животных, и мама.

Мама в то время была еще молодая, но уже умная.

Они вращались в разных кругах. Папа капитанил, мама ученила.

И тут папа неосторожно решил к ней подкатить. Он шел по коридору с бокалом мартини в руке, слегка покачиваясь и напевая. В бокале плавала оливка. И тут папа увидел ее. Она сидела на диванчике с книгой.

«Что вы читаете?» – снисходительно спросил роскошный капитан дальнего космического плавания.

«Адыгейские сказки», – спокойно ответила мама и подняла голову. Стальной взгляд трущобной красотки пронзил папу насквозь…

Он бросился к ее ногам.

Как многие властные мужчины, папа искал в своей жизни еще более властную женщину. Правда, он этого не знал и перепортил до встречи с ней множество других женщин.

«Вас тошнит?» – спросила мама на всякий случай.

«Какая милая ножка, – папа поднял голову. Он знал, что у него красивые глаза. – Чудесный изгиб…» – и нежно провел пальцами. В тот момент папа еще не знал о чудесных свойствах другой маминой ноги. Удар!

Очнулся папа с синяком и уже влюбленный.

* * *

4. Охота на Фионе

Удовольствие для настоящих мужчин, которым нечего терять. Так говорит папа. Он вообще любит ни к месту вставить пару афоризмов.

Перед нами простирается фионийское болото в первозданной, желто-фиолетово-черной кипящей форме. Чужие, нестабильные ДНК.

И сейчас земные ДНК, затянутые в зеленые комбинезоны, слегка порезвятся.

Взревывают двигатели. Поехали.

Папа увлекся охотой еще до моего рождения. Главное, объяснял папа, успеть разглядеть, чего ты там убил, до того, как оно превратится в какую-то земную хрень. Что я, уток не видел? Или там ежиков?

Мы разворачиваемся на своих шлепоходах, поднимая волны. Брызги от папиного шлепохода заливают меня с ног до головы…

Привал. Я отплевываюсь, папа смеется. Я знаю, что он это специально сделал.

«Как-то я убил забавную тварь, Джек. Но, видимо, ее успели сожрать до моего возвращения».

«А почему забавную?».

Папа повернулся и посмотрел на меня капитанским взором.

«Она не менялась, Джек. Я восемь часов пробыл рядом с ней, а она не менялась».

Будь это не мой отец, я бы рассмеялся.

Я знаю, что такого быть не может. Стабильность местных ДНК – миф, ерунда. Земные ДНК изменяют чужую биосферу в течение максимум получаса. Если я сяду посреди болота, через час вокруг меня образуется земная биосфера три метра радиусом. Все фионийское, попавшее в этот радиус, видоизменится и станет земным. Уток можно будет есть, яблоки срывать и надкусывать… От тигра или медведя отбиваться ногами.

Тварь, которая не менялась? Бред.

«Па, а ты бы не пил… В смысле, она точно была не с Земли?»

Папа смотрит вдаль, в кипящую фиолетово-желтую массу лжеболот, и лицо его на мгновение становится стальным. Словно папа снова на мостике космического лайнера и ему пора наматывать парсеки на гипердвигатель.

В следующий миг его лицо обмякает. Неудачник, как говорит мама.

«Эта тварь напоминала кошмарный сон, Джек. И я до сих пор хочу найти еще одну такую. Веришь мне?»

Я киваю. Я просто не хочу спорить.

5. Знакомство

«Это твой дядя Бляго. Что нужно сказать, Джек?»

Я чешу затылок. Затем открываю рот…

Мама хмурится:

«Нет, Джек! Почему у вас синяя поросль на лице – это не то, что мы обычно спрашиваем у родственников… Нет, ты не можешь взять пробу слюны. Это невежливо. Джек, перестань!»

Я перестаю. На время.

Дядя Бляго огромен. Никогда не видел таких огромных людей. Я сам выше многих, выше своего отца на голову. А мне всего тринадцать лет. Что будет, когда я вырасту? Даже мама не знает, а она знает все.

Я стану таким, как дядя Бляго?

С минуту я обдумываю такой вариант. Потом решаю: лучше уж застрелиться. Из папиного бластера.

Дом родителей – это лаборатория, врезанная в настоящее мексиканское ранчо. Два этажа, кабинет отца отделан деревом. Правда, находится все это на Фионе. Я выглядываю в окно, вишу на перилах. Смотрю, как по зеленой равнине бегут тысячи земных лошадей. Если лететь на вертолете, видно, как перед бегущим табуном фиолетово-желтая каша-размазня на глазах превращается в зеленую траву.

Стабильные ДНК. Интересно, сколько из этих лошадей – фальшивые?

Я возвращаюсь – может быть, слишком рано. Или слишком бесшумно.

И вижу: тот, кого называют моим дядей, кладет маме руку на плечо.

Секунда, вторая… сейчас мама ее сбросит!

Рука лежит.

Я выдыхаю.

Мама не отстраняется. Наоборот, она придвигается ближе.

* * *

Знакомое имя. Я забиваю его в поисковик. Читаю:

«Бляго – дракон, олицетворение злых сил природы».

Я поднимаю глаза и вижу заголовок. Он гласит: «Сказки народов мира. Адыгея».

Тварь, думаю я.

6. Мама

– Хайби, – сказал папа. По капитанскому лицу текут слезы. – Хайби.

Мама выпрямилась. Гордая, с железной волей. Женщина, что выросла в трущобах, а стала ученым с галактическим именем.

Она бросает на меня умоляющий взгляд.

Я поворачиваюсь и выхожу из комнаты. Сажусь за мамин терминал, вбиваю пароль. Еще бы мне его не знать. «Мейсон», идеальный мужчина из «Санта-Барбары», ретро-сериала, который даже древние старики уже не смотрят.

Слышу, как за стеной говорит отец. Как настоящий мужчина, он не может рыдать. Он может только повторять ее имя с различными интонациями:

– Хайби.

Интонация отчаяния.

– Хайби.

Интонация любви.

– Хайби.

Интонация смерти.

Я открываю дневник опытов и читаю:

«Объект: Бляго. Стабильность пробы ДНК – восемьдесят девять процентов».

Ничего себе, думаю я. Единственный стабильный организм на Фионе – и к тому же разумный. Еще результаты тестов. И короткая запись маминым почерком:

«Язон, Тезей – полубоги. Ха, смешно. Надеюсь, у меня получится. И надеюсь, мой ребенок меня простит. Но это так важно. Лишь бы все получилось. Лишь бы».

Поднимаю голову:

– Получилось, ма? – спрашиваю я вслух.

И вдруг понимаю, что все кончено.

– Хайби, – слышу я за стеной.

Интонация смерти?

Выстрел бластера беззвучен. Проклятье! Я бросаю мамин терминал и врываюсь в комнату. Останавливаюсь. Пытаюсь вдохнуть.

Мама лежит на диване, откинувшись, глаза открыты. На белой блузке черная точка – лазерный ожог. Из маминой руки выпала книга, скатилась на пол…

Папа в черном капитанском мундире сидит у ее ног и раскачивается. Он совсем седой.

«Мой Джек». Мне чудится мамин голос. «Зачем ты запустил кошку в центрифугу?» «Ей было скучно».

В руке отца бластер.

Я поворачиваюсь и выхожу в дверь. В покрасневших глазах стоят слезы.

7. Сын Бляго

Меня зовут Джек.

А не Язон, не Тезей, и даже не Мейсон (кажется)…

Меня зовут Джек.

Как Потрошителя.

Папа кивает мне, я киваю в ответ. Мы идем. Рукояти бластеров мокрые под нашими ладонями.

Бляго. Тварь, которая не меняется. Стабильное ДНК в мире Фионы.

Мой настоящий отец.

«Когда-то я убил забавную тварь, Джек», сказал отец.

Нет, папа. Ты его не убил. Ты его только ранил. Бляго ушел по твоему следу и нашел наш дом.

Убивать его придется сегодня.

* * *

«Джек, я твой отец». Вот что могла сказать эта тварь. Но не сказала. Толстое огромное тело фиолетово-желтого оттенка оплывает на глазах. Он уже совсем не похож на человека…

Он был похож на человека только рядом с моей мамой.

Я поднял голову и убрал бластер в кобуру. Я никого не убивал. Честно.

Это сделал мой отец.

Смешно. Оказывается, он тоже был похож на человека только рядом с мамой.

А потом мы с папой сели на шлепоходы и поехали к солнцу. К огромному красному диску, заходящему за фиолетово-желтый край Фионы.

Каждый – в свою сторону.

3. Бумажные звезды, бумажные города

БУМАЖНЫЕ ЗВЕЗДЫ, БУМАЖНЫЕ ГОРОДА

На далекой-далекой космической станции, прямо посреди невесомости, на орбите двойной звезды затменно-переменного класса…

Жила-была девочка по имени Катя.

И был у нее скафандр.

Планетоид был заселен родителями Кати и зелеными бумажными человечками.

Это был космический феномен – оживающая бумага. И только в одном месте, рядом со станцией.

Еще на станции была коллекция фарфоровых слоников со старой Земли, уничтоженной взрывом коллайдера. Коллайдер сколлапсировал и превратился в черную дыру, но прежде чем это случилось, волна уперлась в фарфоровых слоников. Слоники отважно задержали волну. За это время родители Кати добежали до космического корабля. И даже часть слоников забрали с собой. Некоторые были повреждены черной дырой, но все равно стояли на почетной полке в гостиной, рядом с собратьями.

Родители высадились в другом конце Галактики, где нет злобных изовретиан (именно они, сказал папа, запустили коллайдер), а только оживающая зеленая бумага.

Человечки, которых Катя складывала из бумаги, создали цивилизацию. Их город разросся и теперь был виден из окна невооруженным взглядом. Человечки строили очень высокие дома. Скоро они стали выше станции.

Десятки небоскребов из бумаги, сотни этажей, тысячи квартир и офисов.

Однажды родители Кати увидели это – и слово проснулись. Папа посмотрел в иллюминатор и сказал "Э?", мама сказала "Я тебя предупреждала!" и вынесла папе зажигалку и пожаропрочный скафандр.

Папа шел, подпрыгивая. Плавно опускался, и на пыльной поверхности планетоида оставались следы его космических сапог. Так он прыгал, пока не добрался до города зеленых человечков.

Папа отдышался. Трудно быть мячиком в таком возрасте. Даже если ты одержим местью.

Папа увидел город. Бумажные небоскребы мягко колыхались от ветра, в окнах суетились бумажные человечки – работали, жили, смотрели бумажные телевизоры, встречались, влюблялись и вывозили на крошечных бумажных колясочках крошечных бумажных детей. Гуляли в бумажных парках и дворах. Бумажные машины стояли в бумажных пробках. В машинах сидели бумажные человечки и слушали бумажное радио.

Папа замер. Потом медленно поднес зажигалку…

Чирк! Чирк! Пламя занялось.