Глава 2

Воскресенье, 3 марта

Первое, что увидела Робин, когда наконец добралась до своей квартиры в Гонолулу спустя две недели, – это письмо, лежащее на коврике у двери. Адрес был написан небрежным, узнаваемым почерком бабушки. Значит, бабуля не шутила. Охоте за сокровищами быть.

После всех тягот, которые Робин пережила, чтобы привезти Эшли на Гавайи, то письмо показалось почти утешением, хоть сердце у Робин болезненно сжалось при его виде.

Она чувствовала себя совершенно опустошенной – выплакав глаза, пересказав все воспоминания, приняв сотни соболезнований от друзей и родственников. Бабушку похоронили всего два дня назад, и рана была еще слишком свежей, а путешествие на другой конец земли окончательно выжало из нее все соки. Сам по себе перелет из Лондона на Гавайи с пересадкой в Лос-Анджелесе способен доконать кого угодно – а если ты везешь с собой человека в инвалидной коляске, который ненавидит, когда кто-то дышит в его сторону, это уже настоящее испытание.

Робин особенно запомнилось, как Эшли на полном серьезе сообщила обескураженной стюардессе, что, если с самолетом что-то случится, ее можно не спасать.

– По крайней мере, это меня точно прикончит, – буркнула она, пока Робин, красная как свекла, шипела на нее сквозь зубы. – И хотя бы это будет не по моей вине!

– Да и в том несчастном случае твоей вины не было… – попыталась возразить Робин.

Эшли лишь хмыкнула:

– Как не было? А в ту чертову машину кто влетел? Не я, по-твоему?

– На улице был дождь, стоял туман. Тренер вообще не должен был выпускать вас в такую погоду. Если кто и виноват, так это он.

Эшли пожала плечами:

– Через неделю был отбор в сборную. Надо было миль намотать.

Больше сказать было особо нечего. Остаток пути над Атлантикой девушки провели в тишине. В тот день, когда произошел несчастный случай, до отъезда Эшли в Марианский институт штата Индиана оставалось всего три месяца. Она была на пороге спортивной мечты – в программе для велогонщиков, с почти гарантированным местом в сборной Британии. Но погода сыграла злую шутку: на мокрой трассе Эшли врезалась в припаркованную машину и повредила ноги – без шанса на восстановление. То было мрачное, тяжелое время, и только бабушка Джинни со своим неукротимым оптимизмом помогла им пройти через все это. Теперь ее не стало. И Робин не знала, хватит ли у нее сил взять на себя ту же роль. Но, по крайней мере, сейчас она была дома.

– Это тут ты живешь? – спросила Эшли, въезжая в квартиру с хозяйским видом. Колеса ее кресла царапали стены узкого коридора. – А я думала, у тебя тут пентхаус.

– Никто не говорил, что я живу в роскоши.

– А я думала, авиаинженерам нормально так платят.

– Я коплю на свою квартиру. Было бы глупо сливать деньги на съем, если я сюда прихожу только ночевать.

– Потому что у тебя, значит, бурная социальная жизнь?

– Потому что я либо работаю, либо на тренировках. Иногда встречаюсь с друзьями.

– На трениро-о-овках? – протянула Эшли, прищурившись. – Я думала, ты уже отмотала свое по спортивной программе.

– Так и есть, – процедила Робин сквозь зубы. – Но это не значит, что я разлюбила бег с препятствиями. Я тренируюсь два-три раза в неделю в приятной компании.

– Соревнуетесь?

– Бывает.

– Но не по серьезке, да?

– Нет, Эшли, потому что…

– Потому что не вытягиваешь уже, да?

Робин сжала кулаки – ногти впились в ладони. Поступление в Университет штата Мичиган по спортивной программе было ее гордостью. Ее путевкой в мир авиации. Она пересекла океан, несясь на крыльях надежды. Сначала все шло хорошо – пока не стало ясно: да, она неплохая спортсменка, но звезд с неба не хватает. Да и стресс от тренировок начал мешать учебе. Тогда она сделала выбор: образование важнее.

– Потому. Что. Мне не хватило таланта и упорства, чтобы попасть ни в сборную Британии, ни в сборную США. И я не хотела тратить время на заведомо провальное мероприятие, когда нужно было получать диплом, – терпеливо объяснила она.

Для нее это было прагматичное решение. Для Эшли – слабость, трусость. Даже жестокость – в том плане, что она закопала свой талант в землю. С тех пор отношения между сестрами пошли наперекосяк.

Сейчас же Эшли, ни слова не говоря, пыхтела, пытаясь отодвинуть обеденный стол, чтобы проскользнуть в гостиную.

– Хочешь, уберем стол, пока ты здесь? – сказала Робин, собирая в кулак остатки терпения. – И, это… можешь спать в моей комнате. Она побольше. А я устроюсь в гостевой.

«Спальней» эту комнатушку можно было назвать лишь с большой натяжкой – скорее уж кладовкой. Робин не была уверена, что ее длинные ноги уместятся на узкой кровати, но она что-нибудь придумает. В конце концов, все это ненадолго. Обратный рейс у Эшли через две недели – надо лишь успеть разгадать бабушкины загадки, найти сокровище, и дело с концом.

Она уже потянулась за письмом, чтобы показать его сестре, но та подрулила к окну и с восторгом смотрела наружу.

– Ничего такой вид, правда? – сказала Робин, подходя ближе. Сквозь пролеты между домами открывался золотистый кусочек пляжа Вайкики и блестящая гладь бухты вдали.

– Сойдет, – кивнула Эшли. – А ты не знаешь, где бабуля жила, когда была тут?

– Я несколько раз спрашивала, но она все отшучивалась – мол, где-то в деловом районе. Дядя Джек жил возле Хикэм-Филд, рядом с въездом в бухту, помнишь? Но бабуля была тогда гражданской, до Пёрл-Харбора. Думаю, снимала комнату. Почему-то про это она толком ничего не рассказывала.

– А теперь, значит, нам надо по этой идиотской охоте выяснять, где она жила?

– Не «идиотской». Эшли, ну послушай…

Робин подняла письмо – и тут же почувствовала, как сестра с неожиданной энергией выхватила его у нее из рук. В глазах сестры впервые за долгое время зажегся огонь.

– Это первая подсказка?

– Похоже на то.

– Странное ощущение… Будто письмо с того света.

– Эшли!

– А что? Я не права, по-твоему? Кто еще, кроме бабули, мог бы устроить квест по всему Гонолулу, лежа на смертном одре в Оксфордшире? Это же… ну жесть.

– Не жесть, а смекалка.

– Не смекалка, а каторга какая-то.

– Эшли, ну хватит ныть!

– Ныть?! – Эшли так резко повернулась, глядя Робин прямо в глаза, что ударила ее по коленке. Ее лицо пылало, в глазах сверкал нехороший огонь. – Я только что пролетела через полпланеты, мои таблетки где-то в чемодане, спина будто проколота дюжиной иголок, я вся мокрая от этой адской жары, потому что не могу, знаешь ли, просто встать и переодеться. А теперь сижу здесь, в твоей аккуратной квартирке с видом на океан, в твоей удобной жизни, где у тебя все в шоколаде, – и спасибо, поняла: у тебя все прекрасно, а у меня… у меня все поломано. Прости, что я не в восторге от идеи мчаться по бабушкиному квесту, который она состряпала в последние дни. А теперь, с твоего позволения, я пойду полежу и постараюсь хоть немножечко угомонить эту проклятую боль. Ладно? Спасибо.

Она тяжело дышала, а Робин сглотнула, чувствуя, как что-то сдавливает ей грудь.

– Прости. Я не подумала.

– Вот именно. Не подумала. А тебе и не нужно думать об этом каждый день.

– Ты права. Мне повезло. И, знаешь… еще ни дня не было, чтобы я не мечтала, чтобы тогда все вышло иначе.

– А я – тем более. У меня были планы, медали, учеба… А теперь я просто лаборантка, которая еще две недели назад жила с бабушкой. Все, к делу. Мне на этой кровати спать?

– Конечно.

Робин подошла к креслу-каталке, взялась за ручки и аккуратно провела сестру в спальню. Эшли перекатилась на кровать, поморщилась от боли, и Робин подала ей сумку с лекарствами и стакан воды.

– Спасибо, – сказала Эшли, устроившись поудобнее. – Знаю, мороки со мной хватает.

– Да все в порядке. – Робин рискнула поддразнить сестру. – Когда с тобой было иначе?

– Эй ты! – пробурчала Эшли, но уже с примесью тепла.

Бог знает, какие таблетки она выпила, но они явно начали действовать – Эшли стало клонить в сон. Робин уже собиралась выйти, но Эшли стукнула ладонью по кровати, пригласив сесть рядом.

– Успею еще отдохнуть. Давай сначала с этим проклятым письмом разберемся. Как бы я ни ворчала – интересно же. И тебе, похоже, тоже не дает покоя.

Робин слабо улыбнулась:

– Просто разрывает.

– Вот! Так что давай, дорогая моя…

Эшли взяла в руки конверт и аккуратно его вскрыла. Оттуда выпал маленький латунный ключ. Она поднесла его к свету, и на нем заиграли солнечные зайчики.

– Да начнется наш квест!

Глава 3

Эшли и Робин,

судя по всему, вы добрались? Спасибо вам. Я знаю, все это может показаться какой-то чертовщиной, но ради вашей старой бабушки… Надеюсь, когда вы возьметесь за дело, прогулка по моему прошлому принесет вам столько же радости, сколько и мне.

Я хочу показать вам ту жизнь, которой мы жили с дядей Джеком после того, как я приземлилась в Гонолулу. Первые деньки там – ох, это было словно отпуск мечты! Но я поехала на Гавайи не ради коктейльных баров. Мы с Джеком искали работу. А в 1941-м, когда началась вся эта заварушка, в Пёрл-Харборе запустили расширенную программу подготовки гражданских пилотов. Я сразу решила: стану частью этой программы. И не отступлюсь, пока не возьмут.

1 июля 1941 года

Джинни Мартин шагнула на аэродром имени Джона Роджерса и восхищенно огляделась. Здесь, на прекрасном острове Оаху, все было устроено куда более основательно и профессионально, чем она ожидала. Она думала, что гражданский аэродром окажется скромнее на фоне внушительных военных объектов Пёрл-Харбора, но в ее представлении теперь все это было частью одной общей системы. Пара новеньких ангаров поблескивали на солнце, и Джинни прищурилась, осматривая их, решая, с чего начать поиски работы.

Она пришла во всеоружии. Американцы, как ей казалось, любили женщин-летчиц, но, по ее опыту, люди, работающие в этой сфере, не отличались особым радушием. Джинни и ее брат Джек учились летать в их родном городе в штате Теннесси. Их родители были достаточно состоятельны, чтобы оплатить уроки обоим, и достаточно разумны, чтобы поощрять стремление своих детей. Но на аэродроме к Джеку относились совсем иначе, чем к ней.

Все были рады, что Джинни умеет управлять самолетом, – ее успехами гордились, прозвали «малюткой Эрхарт» в честь знаменитой летчицы, даже приглашали журналистов снимать ее полеты. Но стоило ей получить удостоверение инструктора – все изменилось. Судя по всему, никто не возражал против того, чтобы женщины просто летали, как экзотическая диковинка, но осмеливаться учить мужчин – это уже было перебором.

Хотя число обеспеченных американцев, мечтавших о небе, росло с каждым месяцем, создавая тем самым спрос на летных инструкторов, никто не спешил брать ее на работу. Лишь когда несколько друзей ее родителей, люди с именем и положением, настояли, чтобы она обучала их лично, аэродром нехотя сдался. Джинни было неловко, что отцу пришлось вмешиваться, но она проглотила обиду, согласилась и быстро доказала, что ничем не уступает мужчинам. А теперь, имея за плечами более трехсот налетанных часов, она была готова вновь вступить в бой – здесь, на Гавайях.

Джинни окинула взглядом аэродром. Он почти выходил к берегу, и в лучах летнего солнца маленькие самолеты, то и дело взлетавшие и садившиеся на длинной полосе, сверкали не хуже лазурного моря вдали. Она улыбнулась, глядя на гавань, где четыре дня назад они с Джеком сошли с борта «Лурлайна». Это был настоящий праздник: гавайский оркестр играл зажигательные мелодии, девушки-хула танцевали традиционные танцы, в воздухе витал запах жареной еды, а торговцы гирляндами лей наперебой накидывали им на шею цветочные ожерелья – по десять центов штука. Пока они с Джеком искали такси, у Джинни уже собралось шесть гирлянд, которые она потом развесила по всем зеркалам и крючкам в номере отеля. В комнате теперь витал райский аромат.