Я вижу битву. Шум, пыль, кровь. Стены рушатся, мечи сверкают, крики разрывают воздух, искры магии. Я вижу их – тех, кто сражается, и кого я, кажется, знаю.

Я вижу синий стяг. Синий против красного. На красном – дракон. На синем – книга, из которой произрастает дерево. Я стою под красным.

“Исмерия!”, – послышался голос, многократным эхом отразившийся внутри меня.

“Исмерия”, – растеклось по венам, а моя рука что-то сжала. Вместо привычной рукояти меча, я почувствовал в руках что-то мягкое.

Они идут, как тень, поглощая всё на своем пути. Я слышу голос – не свой, чужой – и понимаю: это война, и я – в эпицентре. Словно я – центр этой войны.

И тут всё исчезает, словно кто-то выключил свет. Обрезается видение, и я остаюсь в тишине. Но внутри – острое ощущение: Исмерия – враг. Я знаю это теперь, хоть и не помнил раньше. Почему? Что случилось? Почему всё так запутано?

Внутри – тревога, и одновременно – решимость. Надо понять, кто я, и почему эта война – моя война?

Я задыхаюсь, пытаюсь найти хоть что-то, что вернет мне память. Но всё, что остаётся – это ощущение, что я должен бороться, что моя судьба – в этой войне. И пусть я ничего не понимаю, пусть всё кажется чужим, – я знаю одно: Исмерия – враг. И я должен победить их, хоть и не помню, зачем.

Глава 12

– Возьми себя в руки! – тут же сжала кулаки я, словно сама себе говорила.

Старый потрепанный справочник целителя, который я держала в руках, пугал меня не только своими картинками, но и жуткими симптомами, описанными с такой смачной детализацией, что мне становилось как-то не по себе.

К середине книги я уже ощущала, как ломит спина, а желудок будто ныл в унисон с этим. Кажется, чуть ниже, но точно справа у меня заныл аппендицит.

– Симптомы – кашель, – прочитала я.

И у меня тут же резко запершило в горле.

– Нет, это не аппендицит! Это что-то другое! – подумала я, видя, что случайно глянула не туда. Кашлять расхотелось до чахотки. Мы побережем кашель до чахотки, а пока я чувствовала, как вместо кашля к горлу подступает комок тошноты.

Раньше я такого не замечала – двадцать пять лет-то! Зато теперь знаю. Я – развалина. И жить мне осталась два чиха и три понедельника. А еще у меня аденоиды и полипы – перечень болезней, который явно не внушал оптимизма. Я прижала книгу к груди и философски уставилась в стену со старыми обоями, покрытыми трещинами и облупившейся краской.

Синусит, полипы, подозрение на порок сердца – всё это шевелилось в моей голове, как зловещий список грядущих неприятностей. Я сглотнула, понимая, что читать такие вещи на ночь глядя – просто безумие. Ни в коем случае!

Мой взгляд упал на генерала, который, казалось, собирал в руке простыню, словно цепляясь за жизнь. В этот момент его лицо исказилось мукой, но внезапно брови нахмурились.

Я осторожно подошла к нему и положила руку на его лоб. Нет, жара не было. Если и есть, то не такой сильный, как я думала. Я осторожно убрала руку с его лба, а затем, пользуясь случаем, нырнула рукой под одеяло – проверяя сухость матраса.

– Что случилось? – послышался его слабый голос, когда я с рукой по плечо шарила по матрасу и простыне.

Я тут же выдернула руку и отошла на три шага от кровати, словно боясь внезапного нападения. Взгляд генерала, который, видимо, не помнит, что он – генерал, был осмысленным, но уставшим.

– Проверила, – сглотнула я, стараясь говорить спокойно. – А вдруг там мокро…

Серые глаза его расширились от удивления. В них даже промелькнула обида.

– Я вставал, между прочим, – послышался голос, чуть хрипловатый.

Я посмотрела на него, поражаясь! С такими ранами еще и встать! Ну это подвиг. Несгибаемый мужик.

Я смутилась и опустила взгляд, пряча глаза.

– Ну извините…

Я попыталась скрасить ответ легкой улыбкой.

– Я не вижу в этом ничего страшного или плохого. Вы себя плохо чувствуете. И всё могло случиться. Мы же все – люди!

– Ты до сих пор боишься меня? – его голос вдруг стал более мягким. – Скажи мне, я тебя обидел? Причинил тебе какое-то зло? Я сделал больно? В чем причина?

Я быстро ответила:

– Я… уже говорила! Я живу одна. Я не каждый день подбираю раненых! И кто его знает, что у человека в голове? Вдруг вы на меня с ножом броситесь? Или шею свернете?

“Генерал опасен”, – вспомнила я, радуясь, что изначально была очень осторожной.

– Но я же не бросаюсь на тебя? Наоборот. Я испытываю к тебе просто несоизмеримую благодарность, – произнес он, и в его голосе звучала искренность. – Но мне кажется, что ты мне что-то не договариваешь. Ладно раз, ладно два… Но не постоянно отходить от меня на три шага! Словно боишься, что я сделаю что-то ужасное. Поэтому я требую честный ответ. Я причинил тебе боль? Что-то сделал не так? Напугал? Если да, – он замолчал, – прости. Я не хотел. Я сделаю всё, чтобы искупить вину.

Его слова звучали так честно, что мне очень захотелось поверить ему.

– Нет, всё в порядке, – выдохнула я. Я просто не готова сказать ему правду о том, кто он. Пока.

Я оценивающе посмотрела на генерала, замечая, что его взгляд стал чуть яснее, чуть осмысленнее. Внутри ощущалось облегчение – ему стало чуточку легче. Надо бы посмотреть раны.

– Я не знаю, как убедить тебя в том, что не причиню тебе вреда, – вздохнул он, и я почувствовала, как вся напряженность немного спала. – Я прошу тебя. Не бойся. А то ты так отдергиваешь руку, когда я прихожу в сознание, что мне кажется, что… Разве я могу причинить зло тому, кто спас меня?

Его голос звучал так убедительно, что мне снова захотелось поверить. Но я не сдвинулась с места. Бдительность оставалась при мне, как острый кинжал в руке за спиной.

Я смотрела в его глаза, ощущая – пока не могу полностью довериться. Но мне хотелось ему поверить.

Однако в глубине души была ясная мысль: хоть он и кажется искренним, я должна быть осторожной. Потому что в этом мире, словно в тумане, зачастую всё не то, чем кажется.

Глава 13

– Мне пора, – прошептала я, вспомнив о том, что мой пленник и гость еще не накормлен.

Внутри все сжалось от тревоги и усталости.

Спустившись на кухню, я начала доставать из котелка кусочки мяса и аккуратно выкладывать их на тарелку.

Состояние было какое-то странное – словно я оказалась в плену двух противоречий: с одной стороны, хотелось спать, словно кто-то невидимый тянул меня в объятия сна, а с другой – не было ни малейшего желания закрывать глаза. Вот поди ж ты!

А я уже, кажется, не спала целых двое суток, и ощущение, будто меня кто-то держит за горло, не отпускало.

Несколько ломтей хлеба легли рядом с овощами, и я взяла тряпку, чтобы вытереть подливку с края тарелки, быстро облизнув палец. Есть мне тоже не хотелось. Нервы! Все проклятые нервы! Внутри всё было переплелось – усталость, тревога, ощущение, что сейчас всё может пойти не так.

Вдруг услышала стук в дверь.

Сердце чуть не вырвалось из груди – я вздрогнула и почти уронила тарелку. В обычных домах, где живут люди с прислугой, такой звук был бы привычным. Но у меня царила тишина, и гости бывали редко. И любой шорох, любой звук – всё это заставляло насторожить. Мое ухо привыкло к этой тишине, я научилась различать в ней даже мельчайшие детали: шорох мышей, расхаживание голубей по подоконнику, скрип старых досок, которые на холоде сужались, а в тепле расширялись, и завывания ветра в камине, будто в доме поселилось привидение.

Поначалу одна жизнь в этом богом забытом месте казалась мне похожей на бесконечный фильм ужасов. Каждый шорох – предвестник опасности и повод для паники.

Я помню, как однажды забыла закрыть окно на втором этаже, и в комнату влетела птица. Тогда я чуть не потребовала у нее краску для седых волос, набор памперсов для взрослых и валидол – в качестве платы за нарушение моего покоя. Но птица, как чувствовала, что у меня к ней есть претензии, поэтому стоило открыть окно пошире, как птичка вылетела на свободу со скоростью пули.

Я поставила тарелку на стол, бросая быстрый взгляд на дверь, и, словно на инстинктах, стала тихо подниматься по лестнице в холл. Внутри смешались тревога, опасение, и еще – неясное ощущение, что сейчас может произойти что угодно.

В голове возникали самые разные сценарии: кто там стоит? Солдаты? Или кто-то еще? Вдруг они пронюхали про моего генерала? И сейчас, без предупреждения, вломятся в дом и заберут и его, и меня?

Время словно остановилось.

Я ждала второй стук.

Пока что второго стука не было.

И сердце мое замерло – я стояла, затаив дыхание, вслушиваясь в каждый звук. Внутри бушевало волнение: этот тревожный момент казался вечностью. Второй стук – он должен был быть громким, долгим, эхом разойтись по всему дому.

Так стучали только те, кто меня хорошо знает.

Знает, что в доме нет прислуги, которая стоит наготове. Что мне нужно время, чтобы проснуться, дойти до двери и открыть ее. Я стояла, словно превращенная в камень, слушая тишину и ожидая.

Глава 14

И вот я услышала, как кто-то забарабанил в дверь. Я немного успокоилась. Пришел тот, кого я знаю.

Гости у меня бывали редко. В основном это была соседка Тория Фоксвуд, которая приезжала из Эльдорайна – столицы, где кипела светская жизнь. Она привозила ворох свежих, зачастую сенсационных, столичных сплетен.

Доктор прописал ей частые выезды на природу, подальше от балов и суеты, ведь здесь, в поместье неподалеку, климат был лучше, а воздух – чище. И это поможет ей избавиться от мигреней, которые перешли к ней по наследству по женской линии. Все ее родственницы страдали мигренями. И мать, и бабушка, и прабабка. Поговаривали, что это – отголосок старого проклятия. Но спустя столько времени кто может сказать наверняка?

Поэтому Тория поправляла здоровье, чтобы с новыми силами ворваться обратно в водоворот светских развлечений, чтобы окунуться в них с головой.

– Кто там? – спросила я, замирая, словно почувствовав чужое присутствие.

– Это я! – послышался знакомый голос Тории.

Я вздохнула с облегчением. Не впустить соседку означало бы навлечь подозрения, а в наши дни все вокруг были слишком бдительны. Особенно после новости о драконе. Скрепя сердце, я отодвинула засов и распахнула дверь, впуская Торию в холл.

– О, моя бедная дорогая подруга! – вздохнула Тория, распахивая руки, чтобы обнять меня. – Месяц назад, когда я уезжала, здесь было как-то повеселее! Бедняжечка! Я так переживала!

Я улыбнулась с некоторым сарказмом. Если бы Тория переживала обо мне по-настоящему, то привезла бы одежду и еду! Но так переживание было на словах. Она могла часами сокрушаться о моей горькой судьбинушке, склонять по всем падежам моего черствого, как корка тюремного хлеба, супруга, вздыхать и… удивительным образом ничего не делать. Ни корзины с едой, ни ненужного платья, ни мешочка денег. Нет, вру. Один раз она привезла мне вазу. Она решила, что в моем почти бедственном положении ваза – это то, что мне нужно! Именно ваза поможет мне не умереть от голода.

– Все претензии – к моему мужу, – усмехнулась я.

– Ну да, ну да, – кивнула Тория, распространяя вокруг себя аромат дорогих духов. Она была старше меня лет на двадцать и уже приближалась к тому возрасту, когда отказываешь кавалерам на балу исключительно потому, что ни один мужчина и ни один танец не стоят завтрашней больной спины.

При этом выглядела она словно юная дева – кожа была гладкой, а лицо – свежим, хотя на уставших глазах и тонких морщинках уже проступали следы прожитых лет. Благо, зелья и притирки позволяли ей сохранять иллюзию молодости достаточно долго.

– Ты к нам надолго? – спросила я, глядя на карету и скучающего кучера, который уже давно понял, что раз заехали сюда, надолго. – Все в порядке?

– Слышала новость? – внезапно спросила Тория, понизив голос до полушепота. – У вас тут дракон упал!