Крадусь вдоль одной из бетонных безликих стен, удерживая оружие в боевой готовности. Замираю, прислушиваюсь к приближающимся шагам. Действую на опережение, производя два точных выстрела. В стену недалеко от моего уха врезается пуля.

Ну говорил же, мне всегда целятся в голову!

– Ах ты ж сука, – шиплю, ныряя в нишу между постройками.

Еще один выстрел в мою сторону.

Быстро прикидываю, из какого угла стреляют. Перекатываюсь и снимаю стрелка с колена. Темно уже. Эхо быстрых шагов, хрипов, выстрелов заполняет пространство. Ориентироваться становится сложнее.

– Сколько их? – спрашиваю в гарнитуру.

Тех, что мы насчитали, уже давно убрали, но перестрелка продолжается и только набирает обороты. Значит, чутье снова меня не подвело и здесь люди не только по поводу земли, но и по мою душу. Это своеобразная охота. За годы службы я накопил не только связи и деньги на своих счетах, но еще и информацию, а кто владеет информацией, как известно, владеет миром. Я не претендую, но некоторые этого не понимают.

– А хер его знает, – раздается в ответ.

– Ворон, послушай, – зовет Мирный. – Сегодня ты останешься здесь, – предсмертный хрип от «чужого».

Оглядываюсь на шаги. На меня выскакивает «тело», стреляю в него и тут же задыхаюсь от резкой боли, пронзившей тело. Я знаю эту боль. Так в живую плоть входит пуля.

– Крыша! – орет Мирный, уже не шифруясь.

– Ворон! Блять, Ворон! – с другой стороны.

– Ложись! – прикладываю ладонь к ране.

Рывок вперед, роняю своего бойца, закрывая собой, и ловлю еще одну пулю.

В глазах темнеет, дышать становится не просто больно. Каждая попытка вдохнуть ощущается невыносимым жжением. Футболка стремительно пропитывается кровью. Я откатываюсь на спину и понимаю, что встать больше не могу.

Все, пиздец птичке?

Из горла свист, во рту привкус металла, и темнота вокруг становится еще гуще. Фоном голоса.

– Зачистили. Как он?

– Хуево, – отвечает кто-то из моих.

– Скорую надо. – Мирный.

– Нель-зя, – едва слышно говорю ему. – С-сами в-выт-тас-скив…

Темнота…

Боль…

Сдохнуть, конечно, хотелось не так. Промзона – далеко не предел моих мечтаний. Мозг еще пытается что-то соображать в привычной цинично-ироничной манере. Прямо как шестнадцать лет назад, когда нас подставили на тот момент еще свои и я на пару месяцев застрял в темном подвале, где всегда было холодно, пахло моей кровью, сыростью и день перепутался с ночью. Тогда выжить мне помогли как раз черный юмор, цинизм и злость. Сидишь ты без сил, липкий весь, потный, вонючий, привязанный с стулу. Тебя пиздят и режут всем, что попадается под руку, а ты шлешь их нахуй и улыбаешься, ведь теперь есть ради чего цепляться за эту чертову жизнь зубами. Теперь дома ждут. Маленькая, уютная ведьмочка…

Когда все уходили, я представлял, как она хозяйничает в моей холостяцкой квартире, как та пахнет простой домашней едой, как любимая девочка греет ставшую нашей постель и, наверное, скучает. И я скучал.

Мля, как я по ней скучал!

Темнота становится еще гуще. И боли уже почти нет. Я себя не чувствую.

Уплываю без надежды увидеть свет в конце тоннеля.

И тут снова резкая боль. Кажется, она обжигает мне мозг, но ни заорать, ни пошевелиться не могу. Веки приоткрываются. Передо мной расплывчатый силуэт, но все равно такой узнаваемый.

Так выглядит агония?

Можно выключить? Перемотать дальше и уже сдохнуть?

– И-ра… – произношу, отдавая на эти три буквы последние силы.

Глава 3

Ирина

Тяжелый вдох и мучительный выдох. Сквозь боль и слезы, которым не суждено пролиться. Никогда больше. Мгновение слабости, и пелена сползает с глаз, а сознание проясняется. С ума сошла? Так и хочется отвесить себе подзатыльник. Я всего лишь врач, а не господь бог.

Откидываю эмоции в сторону и приближаюсь к Ворону. Его имя я забыла, вычеркнула из памяти, как ненужный элемент. Титаническим усилием воли заставляю себя не смотреть на него, абстрагироваться от личности и заняться прямыми обязанностями. Задираю футболку и вижу два пулевых ранения. Одно задело по касательной, второе оставило малоприятную дыру в правом боку. Кровит сильно, и просто так остановить не получится. Но я все равно прижимаю к ране тампон и оборачиваюсь к мужчине, чье присутствие до сих пор ощущаю.

– Надо срочно в больницу.

– Исключено. – Тот хмурится и качает головой.

Но я же не волшебник. Перевожу взгляд на Ворона. И судорожно пытаюсь что-то придумать. Проверяю зрачки – он утекает. Пульс на сонной артерии не прощупывается.

– Не дышит, – шепчу в ужасе.

Только не это. Нет, пожалуйста. Не надо. Я не хочу.

– Помогите!

– Чем?

– Вниз его, на пол, срочно.

Мужчина одним рывком перекладывает Ворона и разрывает футболку. Падаю на колени, складываю руки на груди Ворона и начинаю ритмично качать.

– Срочно в машину, – кричу я. – Дефибриллятор мне и кислород.

Мужчина теряется, не зная, как поступить.

– Быстро, я сказала!

Он все же убегает, а я как одержимая делаю массаж сердца и искусственное дыхание. Набираю в шприц нужные препараты, ввожу в вену и вновь качаю. Действия механические, отточенные до автоматизма, а по внутренностям расползается панический страх. Хочется истерически рассмеяться от того, что боюсь потерять Ворона. Какая жестокая ирония судьбы. Столько лет я пыталась ненавидеть его, но никогда по-настоящему не желала смерти.

– Ну уж нет, – рычу от злости. – Так просто не получится. Я тебя не отпускаю.

Вдыхаю воздух в рот Ворону и остервенело жму на грудную клетку. Не могу думать ни о чем кроме того, что его жизнь в моих руках. Такая хрупкая и беззащитная. Я ее не отдам. Ни за что.

– Давай же, хороший мой, – прошу Ворона сквозь пелену слез и вновь делюсь дыханием. – Возвращайся! Рано тебе еще!

Не заводится. Твою мать. Ничего не помогает. Господи, не надо. Молюсь мысленно и пытаюсь торговаться со всевышним. Проклинаю себя за те непозволительные мысли. Я не должна была. Я не хочу так. Пусть он живет. Просто пусть будет на этом свете. Не забирай его. Не надо, пожалуйста. Я так редко о чем-то тебя прошу…

– Не смей так поступать! – кричу на Ворона и реву от бессилия, но не сдаюсь. – Давай же!

Он не возвращается, а я с ужасом понимаю, что драгоценное время утекает слишком стремительно. Скоро начнутся необратимые изменения. Эмоции мешают. Словно по щелчку отключаю их. Набираю препарат и вкалываю. Глубокий вдох и медленный выдох. Сосредотачиваюсь и бью кулаком в грудь. Туда, где отчетливо нарисована пуля.

На сонной артерии появляется пульс, а изо рта Ворона вырывается хриплый вдох. Меня едва не сносит волной облегчения. Падаю на задницу и дрожащей рукой размазываю слезы по лицу.

– Как же ты меня напугал, – качаю головой, но на пустые разговоры времени нет.

Проверяю зрачки. Едва реагируют. Все очень плохо. Ворону срочно надо в больницу. Вкалываю несколько препаратов, чтобы поддержать силы и накладываю повязку, останавливающую кровь. Но если случится еще один кризис, я уже не вытяну. Нет ресурсов у организма.

– Вот. Я принес. – Мужчина опускается радом со мной на корточки.

Дефибриллятор уже не нужен. Даже не достаю, а вот кислородная маска, пожалуй, пригодится.

– Помогай ему дышать, – показываю, как правильно пользоваться амбу.

– А ты?

– Осмотрю и капельницу поставлю.

Более детально осматриваю рану. Надо вытаскивать пулю. Без вариантов. Повезет, если печень не задета. Иначе истечет быстрее, чем довезем до операционной.

– Судя по всему, пуля застряла, надо доставать. – Нажимаю около раны – кровь не останавливается. – И кровит сильно. Больница и без вариантов.

– Доставай сама, – хмурится мужчина и отрицательно качает головой.

– Тогда ничем помочь не могу, – с деланым равнодушием пожимаю плечами, стягиваю перчатки и небрежно бросаю на пол. Все, что смогла, я для него сделала. Дальше от меня уже ничего не зависит.

– Тогда он умрет.

– Меня что, это должно волновать? – Голос предательски дрожит.

– Ты ж клятву давала. – Мужчина криво усмехается.

– Да все это выдумка, – зло огрызаюсь я. – Нет никакой клятвы.

Мужчина тяжело дышит и смотрит на Ворона. Видно, как от напряжения желваки ходят по его лицу, а губы вытягиваются в линию.

– Нельзя ему в больницу. Грохнут его там, – цедит сквозь зубы и сжимает амбу. – Спасай сама, я знаю, ты можешь…

– Откуда? – пораженно распахиваю глаза.

Эта часть моей жизни никому не доступна. О том, что я дипломированный хирург, тоже никто не знает.

– Чувствую. – Он небрежно дергает плечами. – Есть в тебе что-то такое… Стержень, что ли.

В чем-то он прав. Я могу это сделать. Даже больше – я хочу помочь и, если бы меня ничего не связывало, без раздумий согласилась бы на эту авантюру. Но я не одна. Мне есть что терять.

– У меня сын. – Мой голос звучит глухо и с надрывом. – За такое меня посадят, – я не могу рисковать одной жизнью ради другой. Это нечестный обмен. – Не возьмусь.

– Ответственность на мне. – Мужчина сильнее стискивает кулаки и держит мой взгляд. Не отпускает. Словно чувствует мои метания. – Решай скорее. У него времени нет…

– И шансов тоже немного, – качаю головой, но понимаю, что все равно не смогу Ворона вот так бросить умирать. – Ладно, несите его в скорую.

– Почему не здесь?

– Там свет и хоть какое-то подобие стерильности.

Иду по катакомбам, пробираясь на свежий воздух, и посыпаю голову пеплом. Господи, во что я опять ввязываюсь? Ведь буду жалеть. Но не могу поступить по-другому. Не хочу знать, что могла спасти и малодушно отступила.

«А он тебя не пожалел», – ехидно подсказывает внутренний голос.

Глава 4

Ирина

А я не он. Поэтому Ворон жизни отнимает, а я спасаю.

Распахиваю дверь скорой и ставлю кофр на пол. Мельком осматриваю и ищу все, что может пригодиться. Конечно, оперировать в полевых условиях мне в реальности не доводилось, но наш преподаватель был военным хирургом и многому смог научить. Он пророчил мне большое будущее, но я не оправдала ожиданий…

– Выйдите все, – строго смотрю на коллег. – Вас здесь не было.

– Ира, ты что задумала? – возмущается водитель. – Не дури!

– Все хорошо, дядь Петь, – успокаиваю его и чуть тише добавляю: – Людочку отвлеки.

Она у нас человек новый. Как бы лишнего не сболтнула там, где не надо.

– Юнусова, у тебя и так два предупреждения от прошлых геройств, – хмурится он, но переживает по-настоящему. – Уволят же к чертовой бабушке.

– Прорвемся, дядь Петь.

Коллег оттесняют от машины, а Ворона укладывают на кушетку. Подключаю кислород и другую аппаратуру. Показатели близки к критическим. Времени нет, и я стараюсь соображать быстрее. Мы в машине вдвоем с тем самым мужчиной.

– Вас как зовут? – натягиваю новые перчатки и подаю пару ему.

– Мирон, – буркает под нос.

– Будете ассистировать.

Кивает.

– Хочу, чтобы вы понимали: все, что я сейчас буду делать, незаконно, и я этого не делала, – напоминаю между делом и готовлю себе необходимые инструменты и лекарства. Надеюсь, ничего не забыла.

– Я помню, – сухо отзывается Мирон.

– Все подотчетные лекарства возместите в полном объеме.

Снова сурово кивает.

– Тогда поехали.

Несколько раз сжимаю руки в кулаки и разжимаю. Нервничаю. Давно этого не делала, но все еще помню все тонкости. Я умею не просто держать в руках скальпель, но и филигранно работать им. Раньше умела… еще в прошлой жизни.

Отмахиваюсь от ненужных мыслей и делаю небольшой разрез, совсем чуть-чуть увеличивая рану. Постепенно возвращаются и сила, и уверенность в себе. Мирон подсвечивает мне, а я осторожно, пальцами провожу ревизию. Слава богу, кровит не печень. Все остальное не так критично. Извлекаю пулю, ушиваю артерию и зашиваю рану. И на боку тоже. Накладываю повязки и выдыхаю. Самое страшное позади.

– Все? – Мирон выключает фонарь.