– Практически, – сажусь на скамью и устало смотрю на Ворона. – Но жить будет…

Вот мы и встретились. Неожиданно и запрещенно, как и все, что связано с этим мужчиной. Не так себе представляла нашу встречу. Хотя я никак не представляла. Никогда. Запретила себе ждать и надеяться. Убила даже малейший проблеск каких-то чувств. Ворон перестал существовать для меня в тот самый миг, когда я согласилась стать женой Асада. Он потерял меня навсегда. Я сама себя потеряла. Точнее, просто умерла, но родилась другая я…

Скольжу взглядом по его лицу и жадно впитываю каждую черточку. Шрам глубокий, очень старый. Раньше не было… Но он не портит его, а добавляет мужественности. Так долго этот мужчина жил только в моих воспоминаниях, что я просто не могу быстро справиться с навалившейся реальностью.

Я слишком уязвима. Броня, что защищала меня все эти годы, разлетелась на куски там, в грязном ангаре. Перед лицом смерти все оказались равны и беззащитны. А теперь отходняк догоняет. Нервная система сбоит от перегрузки, и меня начинает потряхивать. Пора заканчивать.

– Что-то не так? – Мирон вопросительно изгибает бровь.

– Все так. Ему нужен постельный режим и перевязки, – быстро пишу на листочке назначения, а руки предательски дрожат. – Вот. И врачу пусть покажется…

Хочется как можно скорее остаться одной и восстановить внутреннее равновесие. Я слишком близка к опасному краю. Боюсь сорваться и разрушить с таким трудом выстроенную жизнь.

– Как я могу вас отблагодарить? – Мирон перехватывает мою руку и заглядывает в глаза. Его ладонь неожиданно горячая, а мне так холодно. Но это тепло не способно меня согреть.

– Любое желание, – хрипло уточняет он

Заманчиво. Но я не торгую чужой жизнью.

– Просто забудь, что видел меня, – осторожно высвобождаюсь из его захвата. – Так будет лучше для всех.

– Уверена?

– Да.

– Договорились.

Мирон скупо улыбается. По всему понятно, что делает он это нечасто. Выдавливаю из себя ответную улыбку и открываю дверь. Он выходит первым и делает знак своим ребятам. Павла забирают на каталке и куда-то отвозят. Я не вижу. И не хочу ничего знать. Меня колотит так, что зубы стучат. Скорее уехать. Забыть обо всем. И жить дальше.

– Ирина Алихановна, с вами все в порядке? – Людочка подбегает ко мне и заботливо обнимает за плечи.

– Все хорошо, – на автомате отвечаю и хватаюсь за ручку на двери, чтобы не упасть.

Петр Ильич подхватывает меня под руку и помогает сесть в салон.

– Накапай ей, – рычит на фельдшера.

– Ничего не надо, – качаю головой и часто дышу. Чувствую, как волнами накатывает истерика. – Поехали отсюда скорее.

Он не спорит. Захлопывает дверь и садится за руль. Включает мигалки и трогается с места. Отворачиваюсь к окну, стискиваю зубы и пытаюсь перетерпеть. Это же несложно. Жила же я как-то шестнадцать лет. И сейчас смогу. Начинает мутить, а к горлу подкатывает тошнота.

– Останови, – прошу я.

Машина встает колом. Выскакиваю на улицу, едва успеваю отойти на пару шагов, как выворачиваю желудок наизнанку. Нервяк все же настиг. Меня трясет, и слезы нескончаемым потоком текут из глаз. Больно. В груди давит так, что каждый частый вдох раздирает горло. Всеми силами стараюсь успокоиться, взять себя в руки, но не получается.

Ничего не прошло и не забылось. Такое вообще невозможно забыть. Перед глазами картинка из прошлого. Я в свадебном платье… Безразлично смотрю в пустоту… И только горячие капли срываются с запястья на подол. Белая юбка окрашивается в красный, но мне все равно. Я не хочу жить. Без него не хочу.

Вздрагиваю всем телом и прикрываю глаза, загоняя воспоминания поглубже. По инерции трогаю шрам на запястье и стискиваю зубы. Давно не болит, но напоминает о минутной слабости, которая могла стоить очень дорого. Я смогла выжить и стать сильнее. Прошлое меня не сломает.

– Ирина Алихановна, – зовет Людочка. – Вы как? У нас новый вызов.

Жизнь продолжается. Наконец, беру себя в руки.

– Нормально. – Голос звучит ровно и безэмоционально. – Поехали.

Сажусь рядом с водителем.

– Уверена? – хмуро смотрит он на меня.

Переживает и заботится. И я очень благодарна ему за это.

– Да. Я в порядке.

Глава 5

Ворон

В сознание врываются звуки. Определить их природу пока не получается. Они просто есть где-то в пространстве. Глаза слиплись, не открываются. Так хреново мне не было даже с похмелья. Вдыхаю. Больно. Зато веки разлепляются, но толку мало. Перед глазами неприятная мутная пленка, а то, на чем я лежу, начинает раскачиваться.

Жесть какая…

Никак мысли в кучу не соберу.

– Очнулся, – знакомый выдох облегчения.

Медленно поворачиваю голову на звук. Крупный силуэт, явно мужской, становится четче. А я видел другой… Голове слишком не нравится думать, она сопротивляется, мозгом выдавая сигналы для усиления боли в теле.

Кайф, кончу сейчас!

Даже стон получается эротически-хриплый.

– Щас обезбол дам, потерпи.

– Мир-ный, – отыскав в себе силы, узнаю друга из другой стихии – боевой. Мы с ним шестнадцать лет назад прошли через адскую мясорубку, сбились со счета, кто кому сколько жизней должен теперь. Сошлись на ничьей.

– Я, Ворон, – подтверждает он.

Повернув голову, смотрю, как он ловко шприцом вводит лекарство прямо в пакет с другим. Или что там такое?

– Рассказывай, – хриплю я. – И… воды дай.

Все, силы опять заканчиваются. Мирон подносит к моим губам стакан с пластиковой трубочкой.

– Пару глотков.

«Да, мамочка», – хочется съязвить, но я пью. Вода кажется слишком холодной, противной, сладкой, так что больше пары глотков в меня и не влезает.

– В общем, одна пуля по касательной, – отчитывается Мирон, – вторая в тебя вошла, но повезло, что печень не задета. Вынули, зашили, крови в тебя влили. Обезбол действует?

– Да. Кто шил? Где? – Сейчас мы у меня в квартире, у Мирного есть ключ на экстренный случай.

– Да баба какая-то. Мне не до знакомства было, знаешь ли! В скорой оперировали, я в больницу не пустил. Все по инструкции. Ну и по-человечески, – усмехается он. – Не хотелось бы тебя потом из морга забирать.

– Трупов боишься? – нахожу силы для усмешки.

– Раз язвишь, значит, легче, – лыбится Мирон.

– Она же будет молчать? – спрашиваю уже серьезно. Хорошо под обезболивающим. В голове прояснилось и даже почти не качает уже.

Прошу еще воды. Трубочка неприятно царапает пересохшие губы, а жидкость все еще холодная и противная. Организм искажает вкусы и восприятие температур. Благо, это скоро пройдет. Проходили.

– Само собой. Ты много не говори пока. Нельзя тебе. И старайся особо не двигаться, порвешься, я так аккуратно, как она, не зашью.

– Мирный, стой, – зову, пока он не свалил с моим стаканом куда-то.

– М? – притормаживает.

– Капельницу кто ставил?

– Я. Врач расписала все, а втыкать иголки в тебя даже приятно, – снова ржет и уходит.

А я закрываю глаза, стараясь детально вспомнить вчерашний вечер. Это была засада. И, вероятно, тендером просто прикрывались. Конкуренты так бабки решили отбить? Потом с ними разберусь. Это не страшный враг. А вот те, кто в меня стрелял…

Мирный возвращается, ставит рядом со мной стакан и уходит в кресло. Там телек работает, я теперь легко его идентифицирую.

Отключаюсь от него и выстраиваю картинку дальше. Боль от первой пули была сильнее. Фантомная отдается в боку и тут же отпускает. Значит, она была той самой, что чуть не унесла меня на тот свет. Вторую я вообще не ощущаю.

– Мирный, вторая пуля куда вошла? – уточняю у друга.

– По касательной.

– Ты забрал?

– Ту, что из тебя вытащили? Да, забрал. Отдам потом.

– Хорошо.

Потом сам на нее посмотрю.

Снова напрягаю память, но дальше все плывет. Я помню боль, голоса, запах лекарств и еще один, очень знакомый.

– С-сх-х-х, – втягиваю воздух через сжатые зубы.

– Паш? – подрывается Мирон.

– Нормально все, не мешай, – прошу его.

Тонкий аромат цветочного масла, темные волосы, болотные глаза, голос… Ира.

Это может быть она?

Блядь, это была бы самая жесткая насмешка надо мной. Я слишком долго ее любил и ненавидел, чтобы мы встретились вот так! Но она сделала выбор. И даже не соизволила сообщить мне об этом лично. Что это была за игра в любовь тогда, я так и не понял. Так не понравился наш первый секс? С ним понравилось больше?!

– М-м-м… – От вспыхнувшей злости все тело напрягается и взрывается болью.

– Ворон, ты че! – подскакивает Мирный.

Часто дышу, приложив ладонь к плотной повязке.

– Обезбол нельзя больше, – говорит друг. – Сильный очень.

– Переживу, – сдавленно сиплю я, пытаясь просто пережить приступ и начать снова дышать.

С этой зеленоглазой ведьмой было так же хорошо, как сейчас больно.

Выдыхаю, делаю несколько глотков воды.

– Мирный, как выглядела баба, которая меня шила? – сморгнув пелену перед глазами, смотрю на друга.

– Да я помню, что ли? – отмазывается он.

– Мирный! – рявкаю громче и снова морщусь от боли.

– Светленькая, не толстая, просто крупная. Обычная врачиха. Лет сорока, наверное. Говорю ж, не разглядывал.

– Спасибо, что спас и прикрыл, – перевожу тему.

– Забей, – хлопает меня по ноге и снова сваливает в кресло, поближе к телеку.

А я бешусь от того, что пока даже пошевелиться нормально не могу. Это старая холостяцкая привычка, всю жизнь один, если не считать одной сказочной осени, которая, теперь кажется, и не про меня, а про какого-то другого Ворона, у которого за броней было обнаружено сердце. Нашли, выдрали с корнем. Я стал злее, циничнее, жестче. И рассчитывать привык за столько лет только на себя, поэтому беспомощность злит до нового приступа боли в ране. Но больше меня злят воспоминания. Навязчивый цветочный запах так и стоит в носу. Надо чем-то перебить.

– Мирный, дай сигарету, – прошу я.

– Нельзя тебе, – откликается друг.

– Сам возьму… – сиплю, пытаясь приподняться на локтях.

– Блядь, Ворон! Лежи! – Он подрывается, давит мне на плечи, прижимая к дивану.

– Сигарету, – напоминаю ему.

Уходит на кухню, возвращается с прикуренной сигаретой, вставляет мне в губы и садится рядом. Делаю затяжку. Горький дым адски дерет горло и забивает легкие, в которые и так кислород сейчас поступает через раз. Все тело начинает покалывать, оно становится ватным, а голова кружится до черных точек перед глазами.

Мирон забирает у меня изо рта сигарету, скидывает с нее пепел и возвращает мне. Снова глубоко затягиваюсь. Тошнит люто. Мозг отвлекается на массу неприятных сигналов от организма, и все фантомы развеиваются.

Так-то лучше.

Глава 6

Ирина

Завтрак почти готов. Смотрю на яичницу и чувствую, как тошнота подкатывает к горлу. Уже не в первый раз. Этого еще не хватало. Зависаю на пару мгновений, пытаясь вспомнить, какой сегодня день цикла, но бесполезно. Надо будет проверить.

Накрываю сковороду крышкой и смотрю на часы. Если Егор не поторопится, непременно опоздает. Десятый класс – это уже не шутки. Только хочу окрикнуть, как сын появляется в кухне. Мажет по мне хмурым взглядом и плюхается на табурет. Что еще случилось?

– Доброе утро, – взъерошиваю его влажные после душа волосы и утыкаюсь губами в макушку. Вдыхаю едва ощутимый аромат и улыбаюсь. Совсем взрослым стал мой любимый мальчик. Нежность заполняет до краев, как и всегда при общении с сыном.

– Доброе, – буркает Егор, всем своим видом демонстрируя нежелание общаться.

Ставлю перед ним тарелку с яичницей и кофе с молоком.

– Что с настроением?

– Нормально все, – огрызается, как волчонок, и прячет глаза. Но я слишком хорошо его знаю, чтобы так просто сдаться.

– Я же вижу, – укоризненно тяну.