– Залёт у нас, товарищ комсорг, – проинформировал меня Николай Сергеевич. – Пьяная драка в ресторане «Яхонт».

– Комсомольское собрание с целью исключить Вагенова из комсомольской организации, а со школой сами решайте, тут вы директор, – сразу предложил я, выслушав подробности.

Наш третьекурсник вчера отличился. Гуляя в ресторане, разбил зеркало, побил посуду в результате безобразной драки. Ещё и в милиции вел себя вызывающе. Сейчас в вытрезвителе находится, а Киму вот позвонили. Впрочем, на этого парня мне плевать, накосячил, пусть отвечает.

– Не всё так просто, – вздохнул директор, и подвинул ко мне какую-то папочку. – На, посмотри это, между нами, конечно.

Вчитываюсь и офигеваю. Этот самый Вагенов Николай – герой-афганец. Призван в восемьдесят первом году, в восемьдесят втором служил в 201-й МСД, демобилизован по ранению. Государственные награды: Орден Красной звезды – наш, «Звезды» – афганский, ещё афганская медаль и наш знак «воину-интернационалисту». В том же восемьдесят втором поступил в нашу школу, так как в армию ушёл после восьмилетки и двух лет работы в колхозе.

– Даже не знал, что у нас такие есть, – не подумав сказанул я, и тут же поплатился.

– Зато про племянницу генсека в курсе был, – попенял мне Ким.

– Тогда он генсеком не был, – поправил я, но упрёк принял.

Халатно я отношусь к своей работе, хотя больше сотни народу у нас, поди, всех прошерсти, и у меня нет личных дел комсомольцев, те, что сами собираем – ни о чем, когда приняли, откуда переведён к нам и тп.

– Кто бы мне личное дело показал до этого? – огрызнулся я. – Так обычный парень, тихий, ни с кем не спорит, да не выглядит он на свой возраст – сверился я с личным делом. – Так у него вчера и день рожденья был как у меня! Вот и причина посиделок в ресторане!

– Случай сложный, надо помочь парню. Ты как, со мной? – спросил директор. – Ещё и борьба эта с пьянством! Я в вытрезвитель собираюсь ехать, со мной он говорить не станет, думаю, а тебе может и рассказать, как дело было.

– Едем, – естественно соглашаюсь я.

Первая странность оказалась в том, что бедолага в вытрезвителе Октябрьского района почему-то, а не там, где находится ресторан «Яхонт». Это здание на остановке станции «Путепровод» или кинотеатр «Космос», если на автобусе. Мы проехали мимо каких-то газовых баллонов, зарытых в землю, и остановились около старой кирпичной двухэтажки.

– Иди сам пока, если что, я подойду, и не говори, что мы вместе приехали, я Колю уже немного знаю, замкнётся, и ничего из него не вытащишь клещами, – сказал Ким, давая мне несколько десяток на выкуп.

«Трезвяк». Кто не был там во времена СССР, сейчас не поймёт. Невысокая оградка, побеленное здание, мощная стальная дверь с закрытым окошком-бойницей, и вот я в приёмной. Тут застеленный клеенкой стол, на котором стоит одинокий красный телефон. Встречает меня худенькая темноволосая невысокая женщина в белом халате, лет за пятьдесят.

«Фельдшерица», – догадываюсь я.

– Фамилия? – спрашивает она, выслушав мою просьбу.

– Вагенов Николай, – отвечаю я.

– Штыба, Анатолий! – слышу я чей-то голос.

Оглянувшись, вижу подполковника милиции, нашего куратора в обществе «Динамо», забыл имя-отчество, а фамилию забыть невозможно – Иванов его фамилия.

– Добрый день, «тащ полковник» – повышаю того в звании. – А вы тут, какими судьбами?

– Есть такой, уже можно забрать, но денег у него нет, – поднимает глаза от списков фельдшерица.

Глава 8

– Деньги я внесу, – обрадовался я.

– Я, Толя, тут проездом, моя зона ответственности. Ну-ка дай, – он по-хозяйски схватил документы, которые фельдшер приготовила в обмен на деньги. – А ничего что у него орден, и немаленький, и инвалид он второй группы? Вы зачем его вообще забрали? Домой отвезти не могли? Кто старший?

– Не могу знать, – отвечал, потея, толстенький капитан. – Только утром на сутки заступил.

– Сам попросился, – раздался вдруг голос растрепанного Вагенова, которого привели к нам.

– А чего пуговицы оторваны? Били? – опять хмурился подпол.

– Это тут так раздевают, – криво улыбнулся наш тихоня. – Я с ресторана шёл пешком, чувствую, рубит в сон, а тут «трезвяк», вот я и попросил поспать.

– Коля, а мозгов не хватило понять, что нам доложат в школу? – удивляюсь я его простоте.

– Сейчас хватило, тогда нет. День рожденья отмечал, выпимши был.

Наш куратор по спорту немного ещё побушевал, и нам отдали Вагенова без денег, я так понял, что и ночёвки в «трезвяке» не было теперь официально. Зачем я вступился, не пойму.

– Бомбил, что ли, не было, доехать до дома? И что там, в ресторане, за драка была? – спросил я.

– Бомбилы были, деньги все отдал за разбитое зеркало, порамсил там с «духами», – морщится от прохладного ветра парень.

– С кем? – не понял я.

– Душманы там были в ресторане, слово за слово, – пояснил Коля, завязывая выданные шнурки.

– С дуба рухнул? Красноярск – закрытый город! Откуда тут афганцы? – злюсь я.

– Узбеки были это, а я тогда не понял. Чё, на остановку? – спрашивает залётчик. – Спасибо, что вытащил.

– Должен будешь, – буркаю я, и мы идём на остановку «Космос», чуть ниже «трезвяка».

Киму я незаметно махнул рукой, мол, сами доедем.

– Дома анаша есть, могу дать попробовать, – на полном серьёзе говорит Коля, уже считая меня если не другом, то надёжным приятелем.

Пока ехали на тралике, Коля мне рассказал весь свой вчерашний день. Как он с двумя девицами и парнем-афганцем отмечали его днюху, потом девочки с кем-то там познакомились, потом они с их знакомыми ругались, дрались, приятеля Коляна забрали менты, а он откупился всеми деньгами, что у него с собой были, пришлось домой пешком идти, часа три. Вот такая незамысловатая история.

В общаге Колян идёт к себе, а я к Киму. Рассказываю детали, умалчивая, впрочем, про анашу.

– Ну и славно, что не был он в вытрезвителе, – задумчиво говорит Ким и тут же спрашивает: – Ты когда на фестиваль в Москву едешь?

– Не брал билеты ещё, а вообще, двадцать шестого надо там быть, – припоминаю я. – Двадцать седьмого уже начало. Всего неделю будет длиться это мероприятие.

– Это отлично, значит и туда, и туда поспеешь! – радуется директор. – Тебе предлагают летом без экзаменов поехать в КЛШ – Красноярскую летнюю школу, как призёру олимпиад. Там в начале июля заезд.

– Что-то слышал про неё, а подробнее? – интересуюсь я.

С пятого июля по двадцать пятое будет проходить школа для одарённых детей края. Там будет интересно, – поясняет Николай Сергеевич.

– Не-а, – отказываюсь я. – Я же в начале июня домой уеду, это мне возвращаться надо будет!

– Да ты что! Туда и берут-то не всех, вступительные задания решать надо, занятия там проводят преподаватели и студенты из ведущих вузов страны – МГУ, МФТИ, НГУ. ЭВМ там изучают. Вот программа их прошлогодняя, посмотри, – Ким подаёт листок, отпечатанный на машинке.

– Последнее мероприятие называется «слезы»? – читаю и ржу я. – Бить будут? По попе крапивой?

– Девочки обычно плачут, не хотят уезжать, поэтому и название такое, – улыбается директор.

«Девочки – это хорошо», – предательски намекает подсознание.

Читаю внимательнее, и мне становится интересно!

– Еду! – решаюсь я.

Иду к сегодняшнему «косячнику» на третий этаж. В комнате порядок, обе кровати заправлены и отбиты кантики! Сразу видно, человека к порядку приучили. Оказалось, Вагенов сейчас живет вообще один, его сосед сломал ногу неделю назад и лежит в больнице.

– Чё там ты за анашу говорил? – спрашиваю я.

Курить я не собираюсь, просто хочу выкинуть, чтобы поменьше этому идиоту досталось. Мне дают спичечный коробок.

– Ты не пались с этой хренью, и вообще, не бухай, тут неделя осталась до конца учёбы тебе, уж потерпи, – советую я.

– Это вам неделя, мне месяц почти жить, экзамены же сдавать, – напомнил третьекурсник.

И то верно, экзамены! Обучение в школе трехлетнее, но за эти три года мы проходим два школьных года – девятый и десятый. Третий, лишний, идёт на разные дополнительные предметы вроде «исткапа», будь он неладен.

– А соседа когда твоего выпишут, и где он лежит? – уточняю я.

– Генка-то? Да в БСМП во второй хирургии, через неделю прискачет на одной ноге, – отвечает парень.

Номера палаты он не знает, и не был у него ни разу, но я решаю это исправить.

– Лукарь! Стой! Иди сюда! – кричу я Ленке, которая караулит с сосиской кота Ваську.

– Чего орёшь! Спугнул! Ой, глупый котик, будет опять голодным ходить! – недовольно говорит Лена, подходя ко мне.

Я лишь усмехаюсь про себя, после того как Васька притащил задушенную мышь поварихам, те его полюбили, и голодным это умное животное не останется ни при каких обстоятельствах. Нам мяса меньше положат – это да, а котик будет обеспечен всю жизнь по высшему разряду.

– К Петрову Генке тебе поручаю поехать, он в БСМП лежит со сломанной ногой уже неделю, а никто со школы и не проведал его, – торопливо говорю я, желая успеть всё сказать, пока Ленка не открыла рот, и добавляю: – Комсомольское поручение!

– Да ну его! Не хочу! – фыркает вредина.

А вот нехрен! Главное я уже сказал – это комсомольское поручение.

– Вот сейчас не понял! Комсомолец Лукарь отказывается выполнить поручение? Сегодня не поедешь, завтра из комсомола выгоню! – пугаю я.

– Не, не имеешь право! – с фальшивой уверенностью говорит Лукарь.

– Поставлю на тайное голосование вопрос – или строгий выговор с занесением или гнать тебя из комсомола, – беру на понт я. – И что ты думаешь, твои комсомольские товарищи выберут?

Ленка призадумалась. Задолбать она всю школу уже успела. Нет, фанбаза у неё приличная! И процентов тридцать влюблённых и симпатизирующих ей парней точно не захотят терять такую красотку из вида, но вот остальные…

– У меня денег нет на угощение, и почему я?

– Лен, а кто? Ты у нас самая красивая, вот как ты думаешь, кого он захочет видеть – тебя или меня? Только тебе могу это поручить, да он как увидит тебя, сразу выздоровеет. А деньги, вот возьми, купи ему сок, конфет, – сую в руку пятерку из своих запасов.

Грубая лесть и неприкрытая угроза делают своё дело.

– Ладно, но я не потащу всё одна! Дай в помощь кого-нибудь! – наконец сдаётся активистка.

– Дам! Бейбут с тобой поедет! Где он? – соглашаюсь я.

Бейбут был в комнате, но сразу не открыл, и причина была налицо. Круглолицая его подружка-продавщица была там же, и вид у неё был потрепанный. Не обращая на это внимания, даю поручение Бейбуту сопровождать Ленку. Вот за что я уважаю своего другана – он лишних вопросов не задаёт. Надо так надо. Ленка так Ленка. Генка так Генка. Таня, конечно, недовольна, но это мелочи.

Ребята уехали, а я решил сходить к своей новой подружке Кате, благо идти надо было в соседний подъезд профилактория. Там на вахте никого не было, и я незамеченным проскользнул в массажный кабинет.

– Не реви, – говорю я через пару минут.

Всё это время Катя безостановочно плачет. У неё очередной конфликт с директрисой. Немолодая, обрюзгшая толстуха, постоянно придирается к своему работнику. Она со всеми так, но Катя говорит, что с ней особенно.

– Выговор мне объявила с занесением в личное дело. На меня пациент пожаловался, а он приставал ко мне, я и дала ему по рукам, – поясняет суть претензий подружка.

– Ты же хотела ехать в Москву поступать, ну и увольняйся! – советую я.

– А вдруг опять не поступлю?

– Найдёшь себе другое место работы, у нас, слава богу, безработицы нет, – говорю я чистую правду.

– Тут жильё дают, – перестав рыдать, поясняет Катя. – Если поступлю, меня так и так обязаны отпустить, а если нет, то где я жить буду?

– Придётся мне с ней поговорить, – поднимаюсь, вздыхая я.