– Уже ничего. – Он болезненно кривится. Проводит ладонью по лицу, будто стирает что-то. И, повернувшись к медсестре, командует: – Скажите охране вывести этих двоих. И пусть проследят, чтобы они не вернулись.

* * *

Последние слова Леонаса раздаются в мозгу как удары молотка.

«Вывести», «не вернулись» – этот стук не прекращается всю дорогу до клуба.

Потерянная, я даже не пытаюсь спрашивать мнение Вероники и больше не стараюсь быть милой с ее знакомым.

Меня нет. Душой я осталась там, в тесном коридоре между лифтом и дверью реанимации. Все еще смотрю на своего любимого мужчину. Все еще жду, что он обнимет. Все еще верю…

В такой прострации проходит вся дорога и автограф-сессия. Поклонники что-то спрашивают о новых песнях, суют в руки цветы и плюшевых медведей. Журналисты слепят вспышками фотокамер. Но я ничего не чувствую.

К окончанию мероприятия от меня остается пустая оболочка. Я не помню, где сейчас живу. Не знаю, куда идти и что делать.

Веронике приходится решать все вопросы за нас обеих. Именно она просит нашего водителя отвезти меня в центр и, позвонив администратору, договаривается, чтобы встретили на парковке и проводили в комнату.

Все это похоже на возню с тяжелобольной.

Контроль. Опека. Безопасность.

– Я не заболела. Я просто люблю его! – выкрикиваю поздно вечером, укладываясь спать в сценическом платье и с макияжем.

А серое дождливое утро начинается со знакомства… Не с новой певицей, не с визажистом и не с парикмахером.

Бледная как мел Арина представляет мне Григория Каткова. И сообщает, что с сегодняшнего дня он мой продюсер, потому что в «Малине» я больше не пою.