Роберт А. Дженсен: Когда осядет пыль. Чему меня научила работа на месте катастроф

Посвящается Брэндону.

Надеюсь, цена была не слишком высокой.

Памяти погибших

То, чего мы не знаем об ушедших близких, становится единственным нашим знанием.

(парафраз Т. С. Элиота)

Серия «Служебная тайна. Неизвестная сторона известных профессий»

Robert A. Jensen

PERSONAL EFFECTS

Text Copyright © 2021 by Robert A. Jensen

Published by arrangement with St. Martin’s Publishing Group. All rights reserved.

Перевод с английского С. М. Богданова

© Богданов С. М., перевод на русский язык, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Вступление

Обувь. Будь то землетрясение, наводнение, авария, пожар или взрыв, все вокруг всегда усеяно обувью. Порой с фрагментами ног, потому что погибшие часто лишаются еще и своих конечностей.

И ценности. После катастрофы рейса 111 авиакомпании Swissair^[1] страховщики обшаривали морское дно в поисках реальных сокровищ, находившихся в грузовом отсеке: почти пяти килограммов драгоценных камней, картины Пикассо и пятидесяти килограммов банкнот крупного номинала, но я имею в виду нечто значительно более ценное. Это личные сокровища: обручальные кольца, часы, переданные по наследству, очки, паспорта, фотографии, ежедневники, книги, игрушки и любимые вещи. Материальные свидетельства того, что эти люди существовали и были любимы. Они напоминают о прожитых жизнях и позволяют бросить прощальный взгляд на погибших.

Самое главное, всегда есть те, кто остался среди нас. Это жены, мужья, дети, родители, родственники и друзья. Они ждут дома или приезжают встречать близких в аэропорт. Они видят на табло прилетов не информацию о времени прибытия, а просьбу связаться с представителем авиакомпании. Или получают эсэмэску от знакомого, который увидел что‑то в новостях. И тогда, если им довелось жить в стране, где есть система экстренного реагирования, их привозят в унылый конференц‑зал какой‑то гостиницы на встречу со мной, их проводником в новую жизнь, которую они предпочли бы не начинать. А если такой системы нет, им приходится по крупицам собирать сведения о том, что случилось с их близкими, в том числе копаясь в обломках или на местах массовых захоронений, а также создавать импровизированные мемориалы на местах разрушенных жилых домов или офисных зданий.

Бывает также, что друзьям и коллегам приходится всю оставшуюся жизнь с трудом заставлять себя ступить на борт самолета и нервничать на протяжении всего рейса. Например, после страшных катастроф самолетов «Боинг-737 МАКС» в Индонезии и Эфиопии, унесших жизни 346 человек^[2]. Как и в большинстве других случаев рукотворных трагедий, их можно было избежать, но все мы люди, а людям свойственно ошибаться, причем вновь и вновь. История с самолетами 737 МАКС и реакция на это компании «Боинг»^[3] могут показаться шокирующими, но подобные вещи случались в прошлом и, я почти уверен, повторятся в будущем.

Эхо трагедий слышится десятилетиями. Страдания, психологические травмы, душевное нездоровье, судебные разбирательства, негатив в прессе, недополученные доходы. Большую часть своей жизни я выезжал на места этих событий. Как глава ведущей мировой компании по предотвращению и ликвидации катастроф, которая обслуживает авиакомпании, правительства, морских и железнодорожных перевозчиков и множество других заказчиков, я работаю с погибшими. Нередко – в буквальном смысле своими руками.

Однако моей реальной целью является помощь живым. Я не могу примирить их с утратой, но в моих силах дать им возможность прийти в себя и создать все условия для перехода от былой нормальности к тому, что отныне будет для них повседневной жизнью.

Я возглавлял работы по обнаружению и вывозу человеческих останков и возвращению вещей погибших родственникам после терактов 11 сентября, после урагана «Катрина», после землетрясения на Гаити в 2010 году и после южноазиатского цунами 2004 года. Журналисты пишут репортажи по горячим следам катастроф, а я принадлежу к числу тех, кто добавляет к ним сноски внизу страницы, отдавая последнюю дань погибшим. В приемной моего хьюстонского офиса висит звездно‑полосатый флаг. Некогда он развевался над нью‑йоркским парком, где стояли авторефрижераторы с телами, извлеченными из‑под руин Всемирного торгового центра. Похожий флаг, найденный нами в ходе работ на развалинах уничтоженного взрывом представительства ООН в Багдаде, висит в штаб‑квартире этой организации в Нью-Йорке. Флаги, как и тела погибших, говорят об очень и очень многом.

Такие события служат важными уроками, которыми стоит поделиться. По собственному опыту я знаю, что к подобным кризисным ситуациям никто не бывает готов – ни бизнес, ни власти, ни СМИ, ни экстренные службы, ни родственники. Каждый реагирует на них по‑своему, и не только во время трагического события, но и после того, как опасность миновала. Кто‑то паникует, а кто‑то молчит и делает вид, что ничего не произошло. Некоторые хотят увидеть все своими глазами, но как бы украдкой. Они ужасаются и не могут отвести взгляд, понимая, что ничто уже не будет так, как прежде. Лично я не отворачивался никогда. В четырнадцать лет я попал в автокатастрофу. За рулем была моя мама, которая злилась, что мы с сестрой опоздали на школьный автобус и ей пришлось отпроситься с работы якобы по болезни, ведь ее совсем не радовала перспектива везти нас в школу через городок, где ее могли увидеть. Разволновавшись, она перепутала газ с тормозом, и машина врезалась в чугунный фонарный столб, который даже не пошевелился. Мои ноги зажало под приборной панелью, но это было не самое плохое. Значительно хуже было то, что мою голову и лицо изрезали осколки лобового стекла, превратившие мой лоб в лохмотья. Осколков было столько, что некоторые из них обнаруживаются в моей коже до сих пор и время от времени врачам приходится удалять их. Когда спасатели наконец‑то вскрыли машину, я кое‑как встал и пошел к носилкам. Я навсегда запомнил, что при виде меня большинство очевидцев отвернулись или опустили глаза, а другие продолжали смотреть. Никто из них не был готов к такому зрелищу. Но им повезло – они могли отвернуться.

Те, кто выживает в случаях массовых катастроф, не могут этого сделать. Некоторые пытаются, но со временем и им приходится иметь дело с последствиями. На какое‑то время эти люди выпадают из обычной жизни. Насколько долгим и трудным будет этот период, во многом зависит от системной работы с ними. Будем надеяться, что им удастся вновь обрести душевное спокойствие. Новый мир, что они построят на руинах старого, будет другим, но их собственным.

Повсюду, где мне приходится бывать, разговоры о роде моих занятий превращаются в долгие рассказы. Интерес к тому, что я делаю, не угасает. Это редкая возможность выйти за рамки газетных заголовков и посмотреть, что происходит за ограждениями, окружающими место происшествия. Отчасти эти ограждения предназначены для защиты мира не затронутых трагедией людей, поскольку то, что находится в их пределах, способно навеки изменить восприятие действительности. Но это же может быть и истинным шедевром организации изнурительного труда, который способен проводить общество через самые тяжелые испытания.

Разрешение неразрешимых проблем и привнесение порядка в хаос требуют уверенного руководства. В стрессовых ситуациях, пытаясь справиться с невыносимым горем, ответственные лица не всегда поступают разумно, в том числе принимают неверные решения с далеко идущими последствиями или дают заведомо невыполнимые обещания. Порой мне приходится говорить «нет» неверному решению. После теракта в Оклахома-Сити^[4] от меня потребовали распилить пополам труп морпеха в парадной форме, застрявший в руинах и заметный снаружи. Я отказался, поскольку это было бы абсолютным неуважением к погибшему.

Впрочем, иногда мне приходилось соглашаться с трудновыполнимыми, но необходимыми требованиями. Например, я договаривался с партизанами на блокпостах в охваченных войнами странах. Однажды мне пришлось сообщить детям погибшего, что анализ ДНК показал, что на самом деле тот не был их отцом. Еще раньше, на исходе холодной войны, я служил в армии и отвечал за запуск ракет «Першинг-2» с ядерными боеголовками. В случае, если бы мне отдали приказ, каждая такая ракета могла оборвать тысячи человеческих жизней.

Из увиденного мной ада я вынес понимание того, что людям свойственно фокусироваться на неподконтрольном и упускать из виду реальные возможности. Есть целая куча вещей, о которых мы попросту забываем. Время от времени это дает о себе знать. Кое‑что относится к разряду мелких неприятностей вроде отмененных авиарейсов или проливного дождя в праздничный день, а другие потрясают, угрожают жизни или действительно отнимают ее – авиакатастрофы, теракты, школьные шутинги или такие стихийные бедствия, как разрушительные наводнения и бури. Ничто из этого не ново, нужно просто помнить об этом. Все живут, и все умирают. Главное – жить хорошо. Нужно проживать каждый день, а не существовать, размышляя о возможной смерти.

Большую часть своей жизни я имел дело с внезапными, непредвиденными и часто насильственными смертями в масштабах, постичь которые дано очень немногим. Вспомните о любой крупной катастрофе трех последних десятилетий, и, скорее всего, окажется, что я был на месте происшествия и лично занимался ликвидацией последствий. И проводил там не денек‑другой для проформы, а множество дней, месяцев или даже лет.

Эта книга о том, как обходиться без подавленности, как видеть положительные стороны ситуации, как решать проблемы и как помогать людям переходить из их прошлой жизни в будущую.

Для большинства людей жизнь течет обычным порядком, словно ежедневные поездки по одному и тому же шоссе. А потом это шоссе внезапно разверзается прямо перед ними, и там, где было дорожное полотно, возникает широкая бездонная пропасть. Моя задача состоит в том, чтобы иметь план, инструменты и ресурсы для строительства моста через эту пропасть. А задача пострадавших, которым мы оказали помощь, родственников и друзей погибших – в том, чтобы пройти по этому мосту и жить дальше. Насколько хорошо мы построили этот мост, во многом определяется количеством людей, прошедших по нему. Но это удается не всем. И эта книга в том числе о строительстве моста и пути по нему.

А еще она о том, какой след остается в жизнях строителей таких мостов. Один из моих бывших коллег, британский судмедэксперт, не может слышать звон кубиков льда, падающих в стакан. Перед его мысленным взором сразу же возникают глыбы льда, которыми обкладывали тела погибших на таиландских прибрежных курортах во время цунами 2004 года. Как руководитель, я отвечаю за своих людей. Поэтому я обязан сделать так, чтобы они понимали пределы своих возможностей и научились разбираться в себе. После каждого происшествия мы становимся другими людьми. Трудно сказать, насколько мы отличаемся от себя прежних, потому как это сильно зависит от человека, но это происходит всегда.

И касается меня в том числе. Но разве кому‑то есть дело до меня и моих переживаний? Честно говоря, я не знаю. Никто не принуждал меня заняться этой работой, мне она нравится, и получается у меня неплохо. Мне кажется, у меня вполне оптимистичный взгляд на жизнь, который может показаться неожиданным для человека моей профессии. Но полностью нормальным меня не назовешь. И однажды я остановлюсь, чтобы обрести спокойную жизнь без катастроф и страданий. Я всегда был поклонником творчества группы Duran Duran, и, оглядываясь на прожитые годы, я часто вспоминаю строки из их песни:

Есть обычный мир,
Который, так или иначе, я обязан обрести.

Многовато всего для одной книги, но, опять же, и повидал я немало.