– Я бы не сказал, что мы близко знакомы. – Голос герцога звучал несколько недовольно. – Она нечасто появляется при дворе, предпочитая кататься по всей стране. Избалованна, крайне непредсказуема… Никогда не знаешь, что вызовет её неудовольствие! Сегодня она великодушно простит тебе яд в тарелке, а завтра казнит за недостаточно вежливый взгляд. Это я так, к примеру, – спохватился герцог. – Вы не подумайте, что я недоволен принцессой, но всё же ей слишком многое позволяли. Одно время она даже колесила с театром по стране как актриса. Совершенно неприемлемо для женщины благородного происхождения!

– Невероятно! – Почему-то в голосе отца вместо удивления или возмущения мне почудилась паника.

– Да-да! Я даже был на двух спектаклях, где она играла главную роль, когда театр был с гастролями в столице.

– И долго она так… гастролировала?

– Два года! – возмущённо возвестил герцог.

– Подумать только… – В голосе батюшки почему-то звучало смущение.

Что-то царапнуло моё внимание, но память осталась глуха. После упоминания о нагах я только и ждала, когда разговор вернётся к ним. Но беседу прервали. Дверь открылась, и я услышала мачеху.

– О, я не хотела мешать вам, – смущённо произнесла она. – Дорогой, я потом зайду.

– Что вы, миледи, – учтиво откликнулся герцог. – Я как раз собирался составить компанию своей супруге в прогулке по вашему замечательному парку. Разрешите откланяться.

Послышался звук удаляющихся шагов. Некоторое время царила тишина, а затем раздался резкий, надрывистый, полный ненависти голос мачехи:

– Ло́ран… это ведь не она… это не та актрисулька?!

– Агнесс, что ты мелешь?! Ты думаешь вообще, о чём говоришь?! Это принцесса Кирата!

– Но они похожи! – не унималась мачеха. – Я видела эту дрянь один раз, но запомнила на всю жизнь!

– Замолчи! – крикнул отец. Я впервые слышала такую угрозу в его словах.

А мачеха… она расплакалась.

– Но что мне думать? – всхлипывая, произнесла она.

Послышался тяжёлый усталый вздох.

– Я не знаю, что тебе сказать. Когда я её увидел, сам опешил. Но ошибки быть не может. Герцог Омаский знает принцессу в лицо. Это её высочество принцесса Кирата.

– То есть это не она? – слабым голосом спросила мачеха.

Наступила тишина.

– Перед тем как ты вошла, герцог поведал мне, что когда-то принцесса гастролировала с театром. Как актриса. Два года.

Раздался похожий на птичий вскрик.

– Значит, это она… она…

– Даже если это так, то что меняется?

– Ты хочешь, чтобы я принимала её в нашем доме?! Эту… эту… – Мачеха задохнулась от возмущения.

– Ты предлагаешь отказать в гостеприимстве персоне королевской крови? – разъярился отец.

– Этой шлюхе и потаскухе, которой ты ребёнка заделал, а она его нам подбросила?! – заорала в ответ мачеха.

– Эта шлюха – сестра короля, – зашипел отец. – Ты соображаешь, что этот ребёнок – пятно на её репутации?! Это…

– Так пусть все знают, что она шлюха! – не унималась мачеха.

– Это пятно на репутации королевской семьи! – рявкнул отец. – Ты думаешь о том, кто она и кто мы?! Да она нас одним пальцем размажет, и от рода Авайских останется только воспоминание! А дочерей твоих за каторжников замуж отдадут!

Наступило молчание.

– Мне, что же, делать вид, что всё хорошо? – негодующе спросила мачеха.

– Да! Принцесса скора на расправу, и ей за это ничего не будет. Не забывай, что она носитель дара. Ей простят всё! И графу Ротрийскому придётся отказать.

– Что?!

– Ты думаешь, она просто так сюда явилась? Она могла устроиться у любого из наших соседей, но выбрала наше имение. А если она хочет посмотреть на дочь? Сомневаюсь, что ей понравится тот, кому мы отдаём её кровь.

– Да ей всё равно! Она бросила её на нас!

– Принцесса непредсказуема! Никто не может с точностью сказать, как она отреагирует. Ты хочешь рисковать?

– Ну…

– Прояви наконец благоразумие! Если тебе не жаль меня и себя, вспомни о дочерях. Думаешь, их кто-то пожалеет? Нет! Подумай об их будущем!

Раздался всхлип, а затем оглушительно хлопнула дверь. Прозвучал горестный вздох отца. А я продолжала тупо смотреть в стену перед собой. Сложно не понять, о ком тут шла речь.

Глава 3
Змей вместо Женоеда

Я сидела на кровати и смотрела перед собой в одну точку. Перед глазами снова и снова возникал образ принцессы.

«…которой ты заделал ребёнка…»

Фраза звучала в ушах как эхо. Раньше я часто представляла, какой она может быть, моя настоящая мать. Думала, почему она оставила меня отцу, и неизменно пыталась оправдать её тем, что оставить ребёнка на воспитание богатому мужчине куда лучше, чем растить дочь на подмостках театра.

Я никогда не верила в то, что моя мать была так похотлива, как её описывали слуги. Они склонны молоть всякую чепуху. Порой представляла, что она была влюблена в отца. Они искренне любили друг друга. А плодом этой любви стала я. Просто судьба оказалась к ним жестока. Иногда пыталась поймать батюшку на ностальгической грусти. Но отец так часто изменял своей жене, что у меня появились сомнения в том, что он вообще способен на какие-либо серьёзные чувства.

Но бывали моменты, когда я искренне ненавидела свою мать за то, что она оставила меня здесь. В этом болоте, где обитали только змеи! Маленькая я была готова простить её. Тогда обида, так же как и я сама, была маленькой. Но такие чувства имеют свойства расти вместе с нами. И вот я выросла, и обида выросла вместе со мной. И простить стало уже сложнее.

Сейчас меня одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, я пыталась убедить себя, что не знаю всей истории и не могу строить необоснованные предположения. Возможно, она была вынуждена так поступить. Но потом вскидывала голову обида, которая противным голосом говорила, что принцессе простили бы всё, даже внебрачного ребёнка. Да, люди бы шептались, но никто не посмел бы высказать ей что-либо в глаза, и все продолжали бы делать вид, что всё в порядке.

Когда пришла служанка с обедом, я притворилась, что сплю, завернувшись в покрывало. Будить меня никто не стал, и, оставив поднос, девушка покинула покои. Есть не хотелось. Я не испытывала никакой радости от того, что узнала, кто моя мать. Наверное, было бы лучше и дальше считать, что женщина, родившая меня, – бедная актриса. И продолжать строить оправдывающие её иллюзии. Сейчас же я не хотела больше ничего придумывать. Мне просто хотелось знать.

Долго лежать я не смогла и, не выдержав, пошла в набатную башню. Там всё равно редко кто бывал. Посещали её, только чтобы ударить в колокол, звон которого возвещал о том, что всем необходимо собраться перед парадным крыльцом.

Площадка под огромным колоколом оказалась ожидаемо пуста. В арочные проёмы, отделённые друг от друга стеной не толще локтя, врывался лёгкий ветер, напоённый запахом горячего камня, земли и свежескошенной травы. Двор внизу открывался как на ладони.

Я уселась на наименее загаженный птицами участок и, обхватив колени, бездумно уставилась вдаль. Проблема с графом Ротрийским перестала для меня существовать. Она стала неинтересна. Выйду я за него замуж, не выйду… Какая, в принципе, разница? Наги… Плевать на нагов. Плевать на всё! Какая теперь вообще разница, что будет?

А ведь я уже так думала. Именно под влиянием такого же настроения я и полезла в лес, благодаря чему обрела новые проблемы. Но сейчас, в отличие от того случая, я вообще не хотела ничего. Ни умирать, ни бежать, ни вообще что-то делать.

В состоянии апатии я наблюдала за перевалившим за полуденную черту солнцем. Никакой я не плод любви, а лишь досадное последствие временной связи, оказавшееся ненужным ни собственной матери, ни отцу. Но у второго всё же хватило совести взять на себя ответственность. Меня вырастили как благородную девицу, дали необходимое образование. Следует сказать спасибо уже за это.

Только зачем меня вырастили? Вырастили, а что делать со мной, не знают. Куда пристроить выросшую проблему? Отдали бы театру. Всем было бы хорошо, даже мне. Я бы знать не знала таких мучений.

На дороге, ведущей к имению, появилось облако пыли. Я равнодушно уставилась на него, даже не задаваясь вопросом, кого там несёт. По мне, гостей у нас уже предостаточно.

Пыль оседала, открывая довольно необычное для здешних мест зрелище. Три колесницы. Или что-то очень похожее на них. Я видела их изображения в книге по истории народов.

Они ехали, выстроившись клином. В каждую из них запряжена пара лошадей. Чем ближе они подъезжали, тем яснее было видно, что кони просто гигантские. Стража на воротах всполошилась. Кто-то бросился через весь двор докладывать. Я продолжала безразлично наблюдать.

Колесницы на полном ходу влетели в ворота и резко остановились посреди двора. Слуги испуганно рассыпались в стороны. Теперь можно было определить, что лошади действительно на удивление крупны, на целый локоть выше лучшего жеребца на нашей конюшне. Мощные спины, ноги как колонны, длинные густые гривы… А сами колесницы такие широкие, что в них без труда поместится не менее пяти человек.

Но в каждой из них был только возница. Сверху я видела, что в колеснице, расположенной по центру, стоит беловолосый человек. Всё место в колеснице вокруг него занимал подол ослепительно-белого одеяния, оно даже поблёскивало на солнце. В двух других колесницах возницы были рыжими, но тоже в необычных, блестящих на солнце одеждах. У одного – тёмно-зелёные, а у другого – песчаного цвета.

Им навстречу весьма несолидно и поспешно выбежал отец. Некоторое время они постояли, видимо обсуждая что-то, а затем батюшка сделал приглашающий жест рукой в сторону дверей. Прибывшие кинули поводья подоспевшим конюхам и начали спускаться со своих колесниц. Их одеяния разворачивались, разворачивались и вытягивались…

Я вскочила на ноги с гулко стучащим сердцем. Наги!

* * *

У дверей моей комнаты мялась служанка. Она очень обрадовалась, что я вообще пришла, ужаснулась моему внешнему виду и сообщила, что меня хотят немедленно видеть. Потом меня быстро облачили в утреннее платье, переплели волосы, и мы поторопились на зов. Сердце громко стучало в груди. Что-то надумать или как-то оправдать появление нагов я просто не успевала. Дрожащие лакеи при нашем приближении распахнули двери. В гостиную я вошла уже одна.

Здесь были бледный как саван батюшка, дворецкий и три нага. Я замерла на пороге и медленно осмотрелась. Змеиные конечности тут же притянули всё внимание. У блондина оказался сверкающе-белый длинный хвост. Он приманивал взгляд своим великолепием, и ничто не могло затмить этой роскоши, даже его обладатель. Зелёный хвост и хвост песчаного цвета на фоне белого уже не производили такого неизгладимого впечатления.

– Таюна, дорогая моя, проходи, садись, – необычайно обрадовался мне отец. Он заметно нервничал.

Я прошла и села рядом с батюшкой на диван. Не знаю, как слуги успели, но большую часть гостиной занимали подушки, на которых расположились наши гости. К слову, они со своими хвостами и занимали эту большую часть гостиной. Я поймала взгляд беловолосого. Глаза у него были необычного фиолетового оттенка с вертикальным узким зрачком. Наг смотрел на меня очень пристально, не утруждаясь даже попытаться скрыть свой интерес.

Отец открыл рот, но пояснить цель визита нагов и моего здесь присутствия не успел.

Двери распахнулись, и внутрь стремительно вошла принцесса Кирата, улыбающаяся и прекрасная.

– А вы меня довольно быстро нашли, – заметила она, обращаясь к нагам. – Я даже не успела толком расположиться.

На лице блондина мелькнуло хмурое недоумение, но тут к его уху склонился зеленохвостый и что-то зашипел.

– Мы не ожидали встретить здесь вас, ваше высочество, – почтительно, но довольно холодно ответил наг.

Та беспечно махнула рукой и вальяжно расположилась в одном из кресел.