Мои карты немного абстрактные, импрессионистские, но с узнаваемыми элементами, а в этой я усилила эффект. Я хочу, чтобы у Майлы возникло чувство, как будто она вернулась домой. Я старалась передать не только суть места, но и их отношения. Их карта – одна из немногих, нарисованных мною, в которой все пронизано любовью: свет, яркие цвета, мягкие формы и линии. Никаких теней.

Пенн с минуту молчит, а потом смотрит на меня.

– Ты когда-нибудь задумывалась, почему тебя по-прежнему тянет рисовать карты?

– Я люблю путешествовать и запоминать разные места. И делиться ими с тобой. – Я легонько шлепаю его по ладони. – Это наше.

– Но ты ведь рисуешь их уже столько лет. Меня всегда интересовало, что за этим кроется. – Он ненадолго умолкает. – Ну, знаешь, я о…

Сделав вид, будто не слышала, я смотрю в окно на Майлу и Зефа.

Они как раз дошли до пляжа у реки. Тот Зеф, каким он был несколько минут назад, исчез. Перемена произошла так быстро, что я даже начинаю сомневаться, а случилось ли вообще все это.

Он окунает пальцы в воду и поднимает взгляд на Майлу. Наверное, спрашивает, какая рыба здесь водится. И рассказывает, как мог бы ее приготовить. С лемонграссом, чили и кориандром.

Майла с улыбкой кивает.

И я знаю, что в это мгновение она понимает, почему я в него влюбилась. И как он умеет приготовить блюда из слов, наколдовать их прямо из воздуха.

Пенн смотрит на меня.

– А он умеет очаровывать, да?

– Бывает.

– А в остальное время?

Пожав плечами, я кладу карту обратно в сумку. Подхожу к стопке грязной посуды в раковине и беру тарелку сверху.

– Слушай, – не дождавшись ответа, начинает Пенн, – я уж точно не собираюсь тебя осуждать, но как он вел себя в тот момент… Это разве нормально?

– Ты о чем?

Я стряхиваю остатки еды с тарелки в мусорное ведро.

– О том, как он вел себя, когда мы заговорили о тебе.

Он смешно сжимает губы в тонкую линию, забирает у меня тарелку и ставит ее в посудомойку.

– И как же? – равнодушно спрашиваю я.

– Ему это явно не понравилось. Он… чувствовал себя неуютно. А под конец, когда мы встали из-за стола, так посмотрел на тебя…

По моей спине течет струйка пота.

– В последние годы ему пришлось несладко. С работой не ладилось, а для него это тяжело. Он привык… к популярности, находиться в лучах прожекторов. А когда этого нет… ему тяжко.

– Это я понял, – осторожно произносит Пенн. – Но ты уверена, что он тебе подходит?

Он улыбается, но выглядит это неестественно.

– Я не была бы с ним, если бы так не считала. Он меня любит, Пенн, это совершенно точно.

– Но его слова позавчера, что ваши отношения не…

– Он не любит ярлыки.

– Я просто думаю, что, если есть сомнения, может, оно того не стоит. На этом жизненном этапе. Мне хочется, чтобы ты нашла того, с кем можешь осесть.

– Как ты? – Я со смехом поднимаю бровь.

– Да, – серьезно кивает он. – Мне очень хочется, чтобы ты снова жила здесь, и ты это знаешь.

– Я не могу.

Мой голос дрожит, а перед мысленным взором возникает кровь. Струящийся по полу ручеек.

Вот что происходит, когда возвращаешься домой: все опять всплывает на поверхность. Все, чего я так старалась избегать.

Я вернулась всего неделю назад, а уже чувствую себя на грани. Шаг в одну сторону, и я уйду невредимой, шаг в другую – и все обрушится.

Мысленно посчитав до десяти, я говорю себе, что осталось всего несколько недель. После свадьбы я смогу уехать. Сбежать.

Пенн одаривает меня внимательным взглядом.

– Подумай об этом, это все, чего я хочу. И если ты не можешь окончательно выбрать какое-то место, то хотя бы выбери человека. – Он делает паузу. – Я просто боюсь, что случившееся… сделало тебя уязвимой.

– Уязвимой? – смеюсь я. – Вряд ли я могла бы путешествовать, будучи уязвимой.

– Не физически, а эмоционально. – Пенн пожимает плечами. – Иногда мне кажется, что у тебя не получается разделить себя и мамин поступок. Словно… – Он снова ненадолго умолкает, как будто не в силах подобрать верные слова. – Словно ты носишь это в себе.

Внезапно у меня начинает стрелять в виске.

– У меня как раз получается разделить. Это у других нет. Разве ты не помнишь, как меня называли? Что кричали соседские дети у дома бабушки с дедушкой? Дочь монстра.

Кода я нараспев произношу последние слова, на лице Пенна отражается боль. Ему явно хочется, как в детстве, закрыть уши руками. Закрыть уши руками, желая, чтобы все прекратилось.

– По-моему, ты и сама в это веришь, – говорит он через некоторое время. – Считаешь, будто ее поступок каким-то образом осквернил тебя. Не заслуживаешь любви. – Он смотрит мне в глаза. – Но ты заслуживаешь, Кир.

Пенн ошибается. Все гораздо глубже. Дело не в том, что я считаю себя оскверненной маминым поступком, а в том, что в глубине души я не сомневаюсь в правоте соседей.

Ведь я ее дочь, а значит, где-то внутри меня притаилось чудовище.

Не этого ли все боятся? Что темная сторона найдет путь наружу.

Для большинства людей это лишь гипотетическая возможность, но я видела, как все происходит. Видела, как человек, которому я доверяла больше всех на свете, вдруг превратился в чудовище.

Есть много причин, по которым я не оседаю в определенном месте, но эта – самая главная.

Я стараюсь ее преодолеть. Стараюсь побороть монстра.

10
Элин

Национальный парк,

Португалия, октябрь 2021 года

Забравшись на вершину холма, они на мгновение забывают о разговоре.

Теперь они видят два трейлера «Эйстрим»: от металлических боков отражаются солнечные зайчики. Первый как на ладони, второй чуть в стороне и почти скрыт. Третьего не видно совсем. Должно быть, он еще дальше, прямо в лесу.

– Который из них наш?

– Вот этот. – Айзек указывает на первый. – Оттуда самый лучший вид на долину.

Мысленно соглашаясь с его мнением, Элин любуется пейзажем. Для здешнего рельефа характерны перепады местности: склон холма опускается ко дну долины, а затем круто поднимается к усыпанным валунами горам на противоположной стороне. За одной вершиной скрывается другая, и так они сменяют друг друга, пока не расплываются в дымке, а в почерневших от лесных пожаров лоскутах леса пробивается осенняя ржавчина. Повсюду пышная зелень, полосы сосен и дубов. А за горами их прорезает река, серебристой лентой исчезая вдали.

Элин поворачивается обратно и изучает трейлер, небольшую площадку для отдыха перед ним и кострище. Такая обстановка демонстрирует уют, но чащоба позади говорит о другом. Элин смотрит на второй трейлер, на зияющую темноту окон. Взгляд беспокойно блуждает по фургону. На фотографиях в Интернете казалось, что они расположены дальше друг от друга.

– А в остальных кто-то живет?

– До следующих выходных никого, – отвечает Айзек, разглядывая поленницу рядом с кострищем. – И даже если бы там кто-то жил, вряд ли мы часто виделись бы. Сзади есть тропа, и мимо никто ходить не будет.

Элин кивает. Сюда приезжают не для общения, а для уединения или хотя бы иллюзии такового.

Она вытаскивает телефон и делает снимок. А потом переворачивает экран к себе и довольно смотрит на него. Получился именно тот эффект, которого она добивалась: трейлеры выглядят совсем крохотными не только из-за высоких деревьев, но и на фоне горного пика за ними. Ей удалось ухватить саму суть парка, весь его масштаб и величие.

– Отправляешь фото? – спрашивает Айзек, увидев, как она набирает текст.

Элин кивает.

– Своему боссу Анне и Стиду.

– Стид – это тот, кто работал с тобой по последнему делу?

– Да, за последние месяцы мы сблизились.

– После разрыва с Уиллом? – поднимает брови Айзек.

Элин чувствует, как загораются щеки.

– Ничего такого. Он просто находился рядом, когда мне пришлось несладко. Через несколько дней после того, как я съехала из квартиры Уилла, он мне написал и, наверное, по моему ответу понял, что мне отвратно. Где-то через час он появился с пакетом вредной еды. Весь вечер мы ели и смотрели всякую дрянь по телевизору.

– Подходящая для тебя пара.

– Да.

Элин быстро косится на экран телефона. Стид уже ответил.

Стид: Хватит спамить. Мой пейзаж: пиво на столе, телеэкран с регби и следы от дождя на окне слева, как будто улитки ползали.

Айзек находит ящик с ключом, прикрепленный к задней части трейлера, и набирает код.

– Готова?

– Да. Хочу пить и сбросить уже эти ботинки. – Войдя вслед за ним в трейлер, Элин тихо присвистывает. – Ого! Неплохо постарались.

– Я же говорил, – ухмыляется Айзек.

Трейлер больше, чем она ожидала, и все пространство использовано по максимуму: впереди кухня, справа небольшой закуток, а слева тянется деревянная столешница, упираясь в туалет и двухъярусную кровать.

Все в нейтральных тонах – белые стены, деревянный пол, мебель в оливковых, рыжеватых и приглушенно-желтых красках. На стенах развешаны картины с видами парка. Водопады. Римский тракт. Фотография одной из гранитных деревень, сделанная сверху.

– Здесь есть все необходимое. – Айзек проверяет окружающее пространство, открывает шкафчики. – Кофемашина, холодильник и даже маленькая библиотека. – Он берет карту, лежащую спереди, и крутит в руках. – Я как раз хотел рассказать о другой странности, которую обнаружил Пенн. Помнишь, я упоминал, что Кир иллюстратор?

Элин кивает.

– Она берет заказы на свадебную канцелярию и тому подобное, но Пенн говорит, что еще она рисовала карты. Это ее способ поделиться впечатлениями от тех мест, в которых она побывала.

– Карты достопримечательностей?

Айзек качает головой.

– Нечто… более личное. Места, которые много для нее значат. Она отовсюду присылала ему карты, но только не из этого парка. За многие месяцы он так ничего и не получил.

– Он сказал об этом полиции?

– Да, но там не придали значения. – Айзек поднимает на нее взгляд. – А это точно имеет значение. На нее не похоже – не прислать карту.

Элин обдумывает его слова, делая мысленную пометку. Подобные аномалии важны. Люди – рабы собственных привычек. Для любого отклонения от них должна быть веская причина.

– Перекусим, пока болтаем? – предлагает Айзек, возясь с коробкой на столешнице.

– Продукты уже куплены?

– Да. Я заказал заранее, чтобы избавить нас от лишней суеты. Куча местных продуктов. Кукурузный хлеб, сыр. – Взяв бутылку вина, он читает этикетку: – Виньо верде. – Он открывает холодильник. – Тут есть форель. Говядина. Картошка. – Он улыбается, снова вернувшись к коробке. – А еще совсем не местная еда. Попкорн. Если хочешь, можем приготовить его на костре. Давай подкрепимся.

Элин улыбается. В детстве они обожали попкорн. Вместе со своим младшим братом Сэмом. Попкорн и кино по пятницам.

К тому времени как она распаковала вещи и переоделась, Айзек уже разжег костер.

В тишине треск попкорна звучит как выстрелы, а по воздуху расплывается запах карамели и меда.

Через несколько минут треск становится прерывистым, а затем полностью прекращается. Айзек снимает кастрюлю с костра, высыпает попкорн в миску и протягивает ее Элин вместе с бокалом вина.

Откинувшись на спинку кресла, она зачерпывает горсть попкорна и кладет в рот. Небо бледнеет, голубизна подергивается розовым, на пики ложатся синие тени. Один за другим зажигаются огоньки в деревне далеко внизу.

– Красота, да? – произносит Айзек, глядя на нее.

– Да, но когда видишь все вот так, всю эту громаду… даже не знаю… – Элин никогда раньше не бывала в подобном месте. Настолько диком, полностью лишенном следов человека. Вчера они прошагали много миль, не встретив ни души. В этом есть ощущение свободы, но и некий страх. – Не уверена, что смогла бы приехать сюда в одиночку. – Качая головой, она вдруг чувствует холодок. – Как думаешь, почему Кир выбрала именно этот парк?