Выпь смотрел на странное свое приобретение, приобретение глядело в ответ. Улыбнулось, и Выпь рассмотрел, что пластинки ротовые треснули, расщепились на мелкие частые зубки.

– Давай так, – вздохнула Серебрянка, – тебе же едино, куда идти, лишь бы подальше, да? Я предлагаю к… Черному Городцу двигаться. Так, кажется? Ты же… отшельник? Там тебя кто искать будет?

– Городец. – Выпь оглянулся на покинутый стан, с досадой сжал кулаки.

Ну, староста, удружил бахвальством…

Прикинул путь – неблизкий, надо сказать. Но куда ему податься с клеймом пастуха, не удержавшего гул? Погубившего двух (или трех?) человек. Ибо по совести не на овдо же вину сваливать.

– Пусть Городец.

Серебрянка вгляделась в рощу и смущенно прижалась к ноге Выпь.

– Я тебе мешать не буду, но за руку подержусь, можно?

Выпь крепче сжал холодную ладонь. Доверчивая робость спутницы странным образом вселяла уверенность.

Самантовая роща дремала. Ее силой, ее праздником были зеленая и белая, красной она теряла в весе и почти не проявляла интереса к случайным проходникам. Благо последних мало было, люди и особые держались подальше от рощи.

– Здесь можно разговаривать? – спросила Серебрянка, оглядываясь.

– Можно. Только осторожно.

– Что это вообще за место такое?

– Самантовая роща, – стараясь говорить как можно тише, ответил Выпь.

– То есть роща Саманты?

– Она не чья-то. Она сама своя. Сама по себе.

– Она живая?

– Да.

Серебрянка зябко повела плечами.

– А почему ты шепчешь? У тебя горло болит?

Выпь моргнул, замялся.

– Да.

– Врешь! – Она расстроенно нахмурилась, будто его ложь или правда имели для нее огромное значение.

Выпь ничего не сказал на это.

Самантовая роща являла собой кружевной узор хитрой, странной красоты – словно некто расшил спекшуюся черную землю белыми костяными нитями, да стежки – в человеческий рост – не потрудился затянуть. Стежки эти Выпь напоминали позвонки – как есть дуга с отростками.

Пробираться лабиринтом следовало медленно и с величайшим бережением. И упаси Полог задеть хоть одну дугу!

Сказывали, что прежде было здесь одно великое хоронилище неких особых, куда сбивались твари помирать. Плоть сгнивала, а кости после жили, в одну сеть сращивались, соки земляные сосали или, случалось, живых прихватывали.

Выпь снял сумку, первым скользнул под костяным стежком, стараясь не коснуться даже краешком одежды. Распрямился осторожно, окинул взглядом предстоящий путь – в простых дугах да причудливых фигурах, светящихся неясным белым.

– Это было бы даже красиво, если бы не было так страшно, – на удивление точно озвучила его мысли Серебрянка и прибавила загадочное: – Биолюминесценция…

Они шли еще, а потом до обострившегося слуха Выпь долетел далекий, высокий голос тахи. Пастух обернулся. Неужели погоня столь отчаянна, что люди осмелились бросить скакунов через рощу?

– Это за нами?

– Это за мной. Нужно быстрее.

Странная девочка наверняка устала выдерживать ходку, заданную Выпь, но прибавила шагу. Она совершенно точно не была человеком – какой человеческий детеныш, босой и наверняка голодный, удержался бы от слезных жалоб и капризных криков?

Сердце рощи, самое густое переплетение кружева, лежало за спиной, им оставалось не так много, когда ближайшая петля вдруг без предупреждения ушла в землю. Оба замерли, Серебрянка со свистом втянула воздух, крепко ухватившись за руку Выпь.

Прочие дуги последовали примеру товарки, дружно ныряя под землю. Сияние вокруг гасло, темнота наваливалась душным одеялом.

– Что они делают?

– Она. Она меняет узор.

Он уже видел окончание рощи, теперь же они могли оказаться либо в ее середке, либо в самом истоке – как решит хозяйка. Говорили, что иные путники бродили до смерти, замороченные новыми и новыми витками кружев, дурным узором.

Выпь сжал зубы, крепко ухватил Серебрянку.

– Бежим.

Припустили – во все лопатки.

Они неслись, перескакивая через вздымающиеся из земли белые костяные дуги, уклонялись от летящих навстречу отростков, обдирались, на брюхе проскальзывая под стягивающимися петлями, а роща не кончалась. В какой-то момент Выпь отчаялся – они бежали словно вслепую, строго подчиняясь узорам, как того хотела роща. Серебрянка, что держалась бок о бок со спутником, вякнула, получив отростком. Выпь скосил глаза и полетел кувырком, запнувшись.

Сел, тряхнул головой, пытаясь остановить вращающийся каруселью мир. В двух шагах впереди поперла из земли толстая сверкающая арка – и тут же просела, прогнулась под тяжестью прыгнувшей ей на хребет фигуры.

– По верхам! – велел знакомый мужской голос.

Выпь вздернули за ворот – треснула, лопаясь, ткань; а дальше они снова бежали, перескакивая со спины на спину поднимающихся дуг, хватаясь за отростки, внизу земли не было видно из-за мельтешения костяных жил.

А потом роща кончилась. Их подкинуло в последний раз и швырнуло за пределы костяницы, стряхнуло, как крошки с новой скатерти.

В новом старом мире сомкнулось веко, было темно и холодно, а Самантовая роща дурела, ткала себя заново, и Пологу становилось больно от полыхающего белого огня. Выпь знал: когда все закончится, на выжженной земле появится новый узор невиданной красоты и изящества, и, может статься, кому-то повезет его пройти.

Как повезло им.

– Выпь? Выпь, отпусти меня. Пожалуйста.

Он глянул, сообразив, что руку Серебрянки он так и не выпустил.

– Прости. – Пальцы занемели, Серебрянке, должно быть, больно.

– Это ничего, – успокаивающим шепотом откликнулась она, прижимая к себе кисть.

– Ай, вот же чудная тварь, – раздался голос из темноты. – Сразу видно: баба, им-то подобные взбрыки куда как привычны…

– Юга?! – против воли едва не проорал Выпь.

Серебрянка шарахнулась, Юга дернулся, как от пощечины. Сквозь зубы протянул:

– То шепчешь, то орешь, определись уже, немытыш.

– Что ты здесь делаешь?

– Гуляю, – огрызнулся тот, – как и ты, видимо.

Выпь поймал взгляд Серебрянки. Осторожно спросил:

– Куда гуляешь?

– Спроси лучше, от кого он бежит, – себе под нос буркнула Серебрянка.

Юга глянул на нее как на заговоривший овдо.

– Скажи лучше спасибо за то, что я вас вывел. Выправилась твоя девочка, как погляжу.

– Куда ты идешь? – упрямо повторил Выпь.

– В Черный Городец, – помедлив, отозвался Юга, – у меня там знакомые, думаю устроиться.

– Ты же… То есть контроллеры хватятся же…

Юга только плечами дернул, скороговоркой выпалил:

– Ай, подумаешь. Там на учет встану, не переживай, без пригляда не останусь. Ну а ты что? Староста, слыхал, вроде как хвалился тобой, с нужными людьми свести обещал?

Выпь сморщился, потер мокрую шею, отвел взгляд. Странное дело: с Юга говорить ему было легче, чем с другими людьми. А врать ему – тяжелее.

– Ладно, объехали, – вздохнул Юга, – не убил же ты кого, в самом деле.

Выпь промолчал, кусая щеку изнутри.

Юга недоверчиво склонил голову.

– Ты? Ай, да ты просто…

Махнул рукой.

Зашагал взад-вперед, кидая длинные взгляды то на рощу, то на мрачно сгорбившегося Выпь, то на настороженную Серебрянку.

Вернулся, сел рядом, сильно задел острым локтем.

– Ладно. Я тебя не знаю, да и ты меня тоже. Но цель у нас одна, идти вместе безопаснее, согласен? Доберемся до Черного Городца, а там враз распрощаемся. Идет?

– Почему решил, что нам по пути?

– А у тебя есть другое что на примете?

Выпь задумался, глядя на полыхающий костер рощи.

– Хорошо. Вместе.

* * *

Не спрашивая друг друга, в молчаливом единодушии шли через все оставшееся веко. В темноте видели по-разному – и разное; благо Юга озаботился прихватить невеликую банку с запертыми душками. Фонарь, даром что не огневой, прилежно разгонял густой мрак, подсвещая дорогу. Выпь знакомы были эти места – далекие от главного, безопасного тракта, лишенные жилых становищ, сплошь покрытые жесткой щетиной красной травы. Вверх и вниз, вниз и вверх, плавные изгибы некрутых холмов – Выпь шагал, не ощущая усталости, Юга тоже не жаловался, Серебрянка старалась не отставать.

Размеренная ходьба вкупе с неотвязным ощущением преследования гнали охоту размышлять над внезапным спутником. Выпь решил отложить расспросы, а пока сосредоточился на дороге и простирающейся – куда ни глянь – сухой красной пустоши.

Полог окрасился нежным бледным светом, поднялся ветер, зациркала в траве какая-то дрянь – сквозь веко проступал свет.

Юга пригляделся к душкам, опустившимся на дно банки, и, сорвав крышку, вытряхнул их. Выпь обогнул полудохлые порождения Провала.

– Свежих наловлю, – беспечно проговорил Юга, убирая порожнюю емкость в сумку.

Серебрянка споткнулась на очередном подъеме и повисла на руке Выпь.

– Извини, – сказала, пристыженно глядя в землю, – я не могу больше.

Парни переглянулись.

– На руки возьму, – решил Выпь, но Юга остановил его.

– Ай, да не гони ты. Мы прошли более чем достаточно, ничего не случится, если задержимся ненадолго. Я, например, устал и жрать хочу. Ты нет?

Выпь вздохнул, но спорить не стал. Устроили привал.

Серебрянка легла ничком и сразу же заснула, отвернувшись от предложенной пищи. Выпь набросил на нее пастуший плащ, подсунул под лысую голову сумку. Хоть какое-то подобие удобства.

Подошел Юга, играя бусами, носком мягкой обутки коснулся бедра Выпь.

– Тут дикий Провал недалеко, сходим?

– Зачем? – Выпь напрягся.

– Да затем, чтобы воды впрок набрать да пыль дорожную смыть. Не знаю, как ты, а я после этой рощи чувствую себя грязным, как овдо в зеленую.

– Они не грязные, – обиделся за подопечных Выпь, – они чистоплотные.

– Хорошо, я тоже очень чистоплотный и чистолюбивый. Пошли, ну!

Выпь скорбно изогнул рот, но компанию составил.

Провал в самом деле был диким – узким, заросшим, сверху донизу набитым порхающими тварями. Выпь остановился на краю, обметанном тонкими корешками красной травы, глянул под ноги.

– Я туда не полезу.

– Ну и трус.

– Я не трус, – упрямо нахмурился Выпь, – но туда не полезу.

– Да как знаешь, пахни себе дальше, – презрительно фыркнул Юга.

Стащил куртку, оставшись в диковатой легкой рубашке на тонких лямках и странных штанах, широких в бедрах и узких в щиколотках.

Скинул обувь, поднял косы и, оставив на хранение Выпь лучший свой укоряющий взгляд, начал спускаться.

– Ну что? – не выдержал Выпь долгого взаимного молчания.

– Что «что»? – глухо откликнулись из Провала. – Спускайся, сам любуйся.

Выпь закатил глаза.

– Воды набрать не забудь.

– Еще что мне не забыть присоветуешь? Ай!..

Плеснуло – так смачно, что отдельные брызги обожгли пастуху лоб. Выпь вздрогнул, невольно шарахаясь от Провала.

– Юга? В порядке?

Молчание.

Выпь, закусив губу, вытер вспотевшие ладони о грязные штаны, еще раз позвал, не дождался ответа. Тоскливо подумал: ну что? Что с того? Если какая-то тварь Юга и схватила, какая ему теперь от Выпь помощь? Только порождению глубины радость, лакомая добыча.

– Ага, – вздохнул Выпь и, уняв дрожь в руках, полез вниз.

Было тесно и волгло, от воды поднимался слабый пар и неслабый свет. Дышать стало трудно, голову кружил тяжкий запах зрелых цветочных голов. Душки тут же захлопотали кругом, к пальцам прилипали извивающиеся длинные щетины. Выпь, не выдержав бешеного стука сердца, замер на середине пути, тяжело дыша, вгляделся вниз, в неровный отрез воды.

Юга видно не было.

Лишь у самых корней темнело под верхним слоем воды что-то. Юга? Или тварь его дожидалась?

Выпь продолжил спуск.

Вдруг успеет помочь?

У самой поверхности замер, не дыша. Сбил с лица огромную, в две ладони, душку, отмахнулся от ее подруги, а потом что-то крепко и больно схватило за ногу и сорвало вниз, в матовую воду.