Как представил, что всю жизнь придется так маяться, тошно стало. Я бы с большим удовольствием воспевал гимны юности без оглядки на слезы. Однако эти двери передо мной закрыты. Хуже того: я вынужден сдерживать самое великое счастье и самое жгучее горе.

В какой-то момент я окончательно отчаялся. Решил, что в ближайший год во что бы то ни стало доведу себя до слез и поставлю в этом вопросе жирную точку.

⁂

С начала одиннадцатого класса минуло два месяца, в свои права вступило душное лето^[2]. Как-то раз после занятий я зашел в школьную библиотеку за одной слезливой книжкой. В своих вечных поисках я пока не нашел такое произведение, которое затронуло бы самые глубокие струны моей души.

В читальном зале я, вооружившись телефоном, пробежал взглядом по стройным рядам корешков: заприметил в Сети во время обеденного перерыва одну мангу и надеялся, что раздобуду ее тут. Наша библиотека не отличалась особым разнообразием, зато книжки можно было брать бесплатно. Отец не выделял мне много денег на карманные расходы, свои я не зарабатывал, так что в читальный зал наведывался часто.

Итак, я обошел стеллажи, но нужную книжку не нашел. Уже собирался смириться с поражением и идти по своим делам, но вдруг услышал, как кто-то хлюпает носом, и остановился как вкопанный.

Обернувшись, я обнаружил за одним из столов одноклассницу Судзуну Хосино. Ее хрупкие плечики содрогались в рыданиях, а из больших глаз катились слезы. Каждый раз при виде ее худенькой фигурки я переживал, достаточно ли она ест, но вместе с тем невольно отмечал, что опухшие глаза никогда не портили хорошенькое личико.

После десятого класса параллели перетасовали, и новых одноклассников я почти не запомнил, но на эту девушку обратил особое внимание. Честно говоря, я ее заметил еще в десятом классе, а если совсем точно – в тот самый день, когда объявили результаты вступительных экзаменов.

Тогда на магнитной доске напротив главного входа вывесили списки с номерами поступивших. Одна девушка с пышным хвостиком на затылке, обнаружив заветные цифры, разрыдалась в голос. Ее обнимала подруга, пока та, заливаясь слезами, куда-то звонила и сообщала, что поступила.

Ладно еще, когда ученики кричат от радости, но вот так расплакаться? Уникум. Чужие слезы всегда вызывали у меня болезненное внимание, потому мой взгляд намертво приклеился к таинственной незнакомке.

Первое время после начала учебы я ее не вспоминал, но вскоре в мае прошли спортивные соревнования, и я снова увидел, как она плачет. Ее 10 «Г» во всех дисциплинах показал себя недурно. Ребята вместе радовались победам, и только одна девочка – с хвостиком – опять рыдала в три ручья. Я тут же вспомнил: это же та самая, которая расплакалась в день объявления результатов.

С тех самых пор эта девушка… Хосино, неизменно льющая слезы, то и дело попадалась мне на глаза. Когда на осенний фестиваль одиннадцатиклассники поставили «Золушку», она, всхлипывая, пряталась в задних рядах спортзала, который на время спектакля превратился в зрительный зал. Лично мне совершенно непонятно, как вообще можно плакать над «Золушкой». И все же я собственными глазами видел, как Хосино плакала навзрыд.

Как-то раз я заметил ее в коридоре с подругой, где она рыдала за компанию. Насколько я понял, подруга неудачно призналась кому-то в любви, а Хосино оплакивала ее отвергнутую любовь – и такое ощущение, что пуще самой подруги.

Потом мы попали в один и тот же одиннадцатый класс. Если раньше я мысленно называл ее «та самая плакса», то теперь в новом коллективе все представились друг другу, и я запомнил ее имя.

Вот и сегодня Хосино, сидя в читальном зале, листала страницы и промакивала платочком щеки. Я подошел к девушке с неизменным хвостиком и окликнул ее из-за спины:

– Что читаешь?

Хосино вздрогнула: видимо, не ожидала, что к ней обратятся. Обернувшись и подняв на меня влажные глаза, ответила:

– Вот, – и показала обложку.

У меня брови полезли на лоб. Оказывается, она взяла ту самую книгу, которую безуспешно искал на полках я: наделавшую шума мангу-однотомник о двух старшеклассницах с несбывшимися мечтами. Теперь понятно, куда она запропастилась. Судя по тому, на каком развороте Хосино держала открытый томик, ей оставалась еще где-то треть. Я присел на соседний стул.

– Неужели настолько трогательная история? – спросил я, стараясь ничем не выдавать охватившего меня волнения, и одноклассница тут же кивнула:

– Очень трогательная! Я еще не дочитала, но уже вся облилась слезами. Ужас!

– Да? Я как раз искал что-нибудь такое. Как дочитаешь, я следующий.

– Ага. Мне чуть-чуть осталось, так что подожди немного. – Хосино высморкалась в салфеточку и вернулась к чтению.

Так состоялся мой первый разговор с Судзуной Хосино.

Кажется, только что я впервые за всю старшую школу сам заговорил с кем-то из сверстников. Даже удивительно, как складно получилось: может, все дело в том, что девушка меня не на шутку заинтриговала. Я давно поглядывал на нее издалека и успел понять, что Хосино – добрая душа и вряд ли показательно промолчит в ответ на мой вопрос. Наверное, нельзя легкомысленно проводить знак равенства между чувствительностью и добродушием, но наш разговор только укрепил сложившееся об однокласснице впечатление.

Пока Хосино тихонько дочитывала мангу, я снова пробил ее название в интернете. Когда выбираю для себя фильм или книгу, в первую очередь обращаю внимание на отзывы. Скрупулезно читаю и положительные, и отрицательные мнения, пытаясь найти ответ на вопрос, не убьет ли (читай: «спасет») меня то или иное произведение. Разве что спойлеров стараюсь избегать. Издатели могут сколько угодно писать на обложке «Тронет до слез!», но это вовсе не гарантирует, что читатели и правда заливаются слезами над историей. Поэтому, чтобы не попасться на уловки маркетологов, я взял за правило обязательно смотреть комментарии.

Даже у той манги, которую читала Хосино, попадались отрицательные отзывы: «Банально, не тронуло. Деньги на ветер», «Не знаю, над таким разве что совсем подростки плачут. Но занятно», «Еще бы чуть-чуть – и пролила бы слезу. Но увы…», «Все носятся с этой книжкой, как будто ничего душещипательнее в жизни не читали. А по мне, манга как манга».

Под любым популярным произведением обязательно попадается что-нибудь такое. Если кто-то не расчувствовался, это вовсе не значит, что книга плохая. Попадаются и вполне достойные образчики. Просто для меня слезы важны принципиально.

Поскольку в большинстве отзывов мангу все же превозносили, я решил дать ей шанс. С этой мыслью я сунул телефон обратно в карман и принялся ждать своей очереди.

Тем временем Хосино снова пустила слезу.

Странное чувство. Я давно уже не видел вблизи, как кто-то плачет. Все время следил издалека и теперь колебался: не тактичнее ли будет отвернуться и сделать вид, будто ничего не замечаю.

Ей оставались считаные страницы. Я то и дело бросал на Хосино косые взгляды, и с ее щек на юбку так и лились прозрачные капли. Какая божественная, священная красота! Так бы и любовался… Но вот книга подошла к концу, девушка ее закрыла и положила перед собой на стол.

– И как? – спросил я у бессильно глотающей слезы Хосино.

– Хорошо, – кое-как просипела она. – Я считаю, такое должен прочитать каждый.

Я молча удивился: «Неужели настолько?» – и придвинул книгу к себе. С волнением открыл на первой странице.

Раз уж я собственными глазами увидел, какое действие эта манга оказала на одноклассницу, во мне зажглась робкая надежда, что моим страданиям пришел конец.

Стиль рисования автора запал мне в душу еще с обложки, но теперь, когда я убедился, что он точно в моем вкусе, предвкушение только возросло. С каждой страницей я распалялся все больше: на этот раз точно!

Я думал, Хосино сразу уйдет домой, однако она взяла с полки следующую книгу. Видимо, хотела потом обменяться впечатлениями.

– Сэяма-кун^[3], как дочитаешь, скажи, как тебе, – в самом деле попросила Хосино, когда немного успокоилась. Даже заглянула мне в глаза: наверное, проверяла, не блеснули ли на них слезы. Увы: я пока не добрался до эмоциональной части. А тут еще она сбила меня с толку: я не ожидал, что Хосино знает меня по имени.

– Хорошо, – буркнул я, не отрывая глаз от бумаги.

Вот наконец забрезжил финал, но в глазах по-прежнему не щипало. Меня начало терзать недоброе предчувствие… Уже очевидно, к чему все идет. И если не ошибся, то вряд ли я расплачусь. Хосино уже вовсю поглядывала в мою сторону в ожидании, когда же я захлюпаю носом, но, к сожалению, я не оправдывал ее надежд.

Дочитав последнюю страницу, я захлопнул мангу. И правда, хорошая. Но закончилась она предсказуемо, как по инструкции, и я не проронил ни слезинки.

– Ты дочитал? – уточнила Хосино, переводя недоверчивый взгляд с книжки на меня и обратно.

Кажется, она хотела еще что-то уточнить, но я ее опередил:

– Дочитал. Интересно.

– И… И все?

– Ну, грустно, что подруга умерла.

– И… все?

Вроде я честно высказал свое мнение, но Хосино явно ждала большего. Как по мне, характеристиками «интересно» и «грустно» история исчерпывалась, и я понятия не имел, чем утолить ожидания одноклассницы.

– Действительно очень трогательная история.

– По-моему, ты не очень-то тронут… Странно! Ты внимательно читал?

– Очень внимательно. Просто не разбередила душу до слез. Но история хорошая.

– Да ну-у-у! – Хосино уставилась на меня так, будто не верила собственным глазам.

Я к такому уже привык и особо не обращал внимания. Разве что чуть завидовал, что она способна лить слезы из-за такой ерунды.

– Как тебе удалось не расплакаться? Лично у меня губы задрожали, еще когда только аннотацию проглядела. А сейчас вспоминаю финал – и чувствую, что вот-вот опять расплачусь.

Меня подмывало пошутить, что у нее, наверное, слезные железы с дефектом, но я сдержался. На самом-то деле из нас двоих дефектным был я. Даже судя по отзывам, большинство читателей историю хвалили и проливали над ней слезы. Правда на стороне Хосино.

– Все плачут от разного. Мне кажется, нет ничего зазорного в том, что каждый оценивает эту мангу по-своему. Так и обсуждать интереснее, а если бы все только соглашались – было бы скучно, – честно объяснил я свою позицию, но одноклассница явно меня не поняла.

Я принялся листать том, чтобы найти что-то такое, что бы мне особенно понравилось, и тем самым сгладить обиду Хосино.

– Сэяма-кун, а отчего тогда расплакался бы ты?

– Сам не знаю. Вот и ищу, – ответил я, отрываясь от поисков. И добавил: – Я уже семь лет не плакал.

У одноклассницы округлились глаза. Кажется, она на все реагирует очень бурно.

– А? Разве так бывает? Мне кажется, я плачу по пять раз в неделю. Семь лет – это ты сто процентов преувеличиваешь.

– Да нет, я серьезно. У меня редкая болезнь: я умру, если расплачусь. Поэтому я семь лет держался, но теперь мне стало все равно. Я ищу такую историю, которая меня добьет.

Если до этого Хосино хмурилась, то теперь она растерялась. И, в принципе, я понимал почему.

– Сэяма-кун, тебе, наверное, просто очень стыдно плакать. Можешь не выдумывать никаких болезней. Я тебе так скажу: на самом деле плакать – очень полезно для здоровья!

Так и знал, что не поверит. Адакрия – малоизвестная болезнь, и поначалу большинство людей уверены, что она выдуманная.

Тогда, в седьмом классе, когда ребята меня заклевали за то, что я не расплакался, я тоже честно объяснил, чем все это для меня чревато. Конечно, они решили, что я все выдумал.

Пожалуй, если бы не собственный диагноз, я и сам бы не поверил, расскажи мне кто такую историю. Так чего же я хочу от Хосино и других?