Ангарский маньяк. Двойная жизнь «хорошего человека» (страница 10)
– Они ж от нас не защищают, верно? – с издевкой поинтересовался мужчина лет тридцати в спортивном костюме. За его спиной маячили ребята чуть ли не вдвое моложе его, из-за чего мужчина казался тренером или руководителем кружка. Вероятно, это заставило продавщицу сделать неправильные выводы, и она их послала, пригрозив рассказать начальству рынка.
Вечером, отдавая выручку, женщина рассказала о случившемся Марату. Тот не принял дело всерьез, полагая, что одной «страховки от нехороших людей» вполне достаточно. На следующий день Наташа пошла в универмаг с ребенком за новой курткой. На выходе из магазина ее вдруг остановил охранник и устроил унизительный досмотр на глазах у семилетнего сына. Приглядевшись, она узнала в охраннике того самого отморозка, который приходил в ларек накануне. Поняв, что женщина его узнала, парень начал издеваться еще больше. Так продолжалось до тех пор, пока какая-то пенсионерка не начала возмущаться произволом и грозить вызвать милицию.
Через пару дней Наташа вышла в ларек на ночную смену. Она очень любила работать именно ночью: клиентов после одиннадцати вечера было немного, и можно было спокойно почитать роман в мягкой обложке или подремать, пока кто-нибудь не постучит по железной решетке, желая купить священный набор – бутылку, сигареты и шоколадку. Такие клиенты вели себя весьма настойчиво и не слишком обращали внимание на ценники. Можно было объявить любую сумму, и человек, хоть и чертыхаясь, но все равно просовывал деньги в узкую щель для расчетов.
В этот раз ее никто не пытался разбудить. Женщина заперла дверь изнутри и благополучно заснула, положив голову на коробки с товаром. Для того чтобы ее увидеть, покупатель должен был заглянуть прямо в окошко для расчетов и осмотреть ларек изнутри. Тот, кто подбежал к магазинчику в районе трех часов ночи, ничего не собирался покупать. Человек достал из рюкзака бутылку с зажигательной смесью, облил лавку снаружи, запалил, а затем кинул пустую тару в окошко. Этот шум разбудил продавщицу. Она открыла глаза, в ужасе подняла голову, пытаясь понять, что вокруг происходит, и увидела перед собой молодого мужчину в спортивном костюме. Тот самый охранник, который устроил ей сеанс публичных унижений в универмаге. Мужчина сначала испугался, увидев в ларьке человека, но потом узнал продавщицу, и лицо его расплылось в улыбке. Наташа поняла, что горит, но отпереть дверь пылающего ларька не получалось. Через минуту она буквально вывалилась на улицу, а ларек пылал, как будто внутри него были лишь спички. Кто-то из жильцов близлежащих домов увидел горящий ларек и ревущего от боли человека, позвонил в милицию и в «Скорую».
Первыми приехали милиционеры. Они остановились у сгоревшего ларька и увидели корчащуюся от страдания женщину на земле. Вид ее так пугал, что никто из дежурных не решался подойти к ней. В эту секунду она завыла от сжигающей боли, и стало видно, как бурлит сукровица на том, что было кожей.
– Кто-нибудь вызвал «Скорую»? – закричал один из сотрудников милиции, выйдя от ступора. Полный мужчина, торговавший цветами в ларьке по соседству, молчаливо кивнул. Оперативник, преодолевая инстинктивный страх, сделал шаг в сторону обгоревшей женщины и наклонился:
– Видела, ты видела, кто это сделал?!
– Охранник, – задыхаясь, еле проговорила она.
Это мало что дало следствию, но стало понятно, что Наташа видела поджигателя. Весь следующий день в отделении обсуждали случившееся и надеялись, что медики все же сотворят чудо.
– Вот поэтому-то вредно спать на работе, – заключил дежурный, пересказывая Михаилу всю эту историю.
Последним, кто говорил с продавщицей, был оперативник Андрей. Он только в прошлом месяце устроился на работу, и одно из первых его дежурств выпало на этот пожар. Несколько дней он не мог отделаться от образа обгоревшей женщины на снегу, на которую он орет срывающимся голосом: «Ты видела, кто это сделал?!» Когда его отрядили в больницу взять показания у потерпевшей, он чуть не написал заявление об увольнении. Ему было физически больно представлять, как он будет допрашивать человека с шипящей коркой вместо кожи на лице. Все же он поехал в больницу и даже смог взять у нее показания. По дороге в часть оперативник успокаивал себя тем, что если она пережила первые, критические, сутки, то, может быть, и выживет. А благодаря его работе сейчас арестуют этого подонка-охранника из универмага.
– Вот прямо-таки запомнила она охранника в универмаге? Ты помнишь, кто сегодня дежурит в части? – недоверчиво поинтересовался начальник, когда Андрей доложил ему о результатах допроса.
– Арестуем этого охранника и допросим, – пожал плечами оперативник.
– Вот просто так ни в чем не повинных людей будем арестовывать? – презрительно хмыкнул начальник. – Возьми фотографии в универмаге, пусть опознает его хотя бы.
Уже через полчаса Андрей был в администрации универмага. Как оказалось, там работали только двое охранников, причем второму было больше пятидесяти лет и под описание он совершенно не подходил.
– А Громов сегодня как раз на смене, можете поговорить с ним, – сказала уставшая женщина-бухгалтер.
В этот момент оперативник почувствовал, что происходит нечто неправильное. Вроде бы все идет по привычной схеме, но возникает то неприятное ощущение, которое обычно появляется за секунду до проигрыша. Тот момент, когда ты уже понял, что собеседник – мошенник, но все еще не готов признать поражение.
В торговом зале повсюду сновали сосредоточенные люди в высоких шапках. Андрею показалось, что он заметил в толпе лицо, похожее на фотографию из личного дела, но в следующий момент оно растворилось в толпе. Оперативник приехал в больницу, с облегчением узнал, что Наташе вроде бы стало легче, вернее, что, как любят выражаться врачи, ее состояние стабилизировалось. Женщина надтреснутым голосом поприветствовала парня. Она без раздумий выбрала из выложенных на кровати снимков фотографию Юрия Громова, и вдруг на бинтах ее стали проступать мокрые пятна.
– Наверное, мне нужно отдохнуть, – пробормотала Наташа и сомкнула веки без ресниц.
В коридоре Андрей встретил ее маму и сына. Оперативнику отчего-то стало ужасно стыдно перед ними, и он постарался поскорее свернуть разговор. В отделении никто не захотел и слушать о том, что потерпевшая опознала преступника. Да и все равно некому было выписать постановление об аресте. А еще через два дня выяснилось, что Юрий Громов написал заявление на отпуск за свой счет и уехал из города. Приятель Громова Алексей Бердуто, рекомендовавший его на эту должность, понятия не имел, где его искать, а жена разыскиваемого и вовсе отказалась разговаривать с милицией.
Спустя неделю в отделение поступило заявление о том, что кто-то из собачников обнаружил в лесу труп молодой женщины, которой буквально уничтожили молотком лицо. На девушке было короткое бордовое платье, бесстыдно задранное до подбородка. Оно было настолько коротким, что не могло прикрыть изуродованное лицо, из-за чего на месте преступления только ленивый не отпустил едкого комментария.
– Была бы юбка длиннее, обошлось бы изнасилованием, – высказывался один оперативник за другим. Каждый при этом надеялся на то, что его оригинальное чувство юмора оценят по достоинству.
Эту девушку тоже так никто и не стал искать. Ее история уместилась в паре стыдливых строчек в колонке криминальной хроники местной газеты. Читателей больше волновала перестрелка пьяных бандитов у Центрального рынка.
* * *
Иркутск, Ангарск и Братск раздирали бандитские войны. С тех пор как в 1988 году был принят закон о кооперации, все хотели взять власть над этим регионом. Алюминиевые и нефтехимические заводы, золотодобыча, лесозаготовки с бесплатной рабочей силой в разбросанных по округе колониях – все это привлекало влиятельных в криминальных кругах людей. Немаловажным фактором было и то, что многие из них отбывали срок в колониях по соседству, а значит, прекрасно понимали, какой здесь скрыт потенциал.
Повсюду открывались ларьки, палатки и магазины, а торговые площади в советских универмагах, как горячие пирожки, разбирали под магазины одежды, книг и цветов. В крайнем случае можно было заняться продажей видеокассет: нужно было только купить два видеомагнитофона и сотню пустых кассет. Пенсионерки тратили свои пенсии на закупку сигарет, чтобы потом стоять у входа на Центральный рынок с картонками, на которых были прилеплены пустые сигаретные пачки, и с объемными сумками на колесиках, с которыми еще год назад самозабвенно простаивали в очередях. Вчерашним инженерам для открытия бизнеса требовались стартовый капитал и защита, а мрачные люди в кожаных куртках готовы были им все это предоставить. Начиная бизнес, никто не думал, что нужно будет платить по счетам.
На первых этажах домов, в подвалах стали как грибы после дождя появляться студии бокса и тренажерные залы. Обычно их организовывали бывшие спортсмены и преподаватели физкультуры. Все начиналось с тренировок в гаражах, которые проводили энтузиасты, чтобы «пацаны по улицам не шлялись». Спортивный зал быстро становился точкой сбора для подростков, а потом кому-то из них приходило в голову, что самый легкий способ заработать деньги – это их отнять. Так, на базе спортивной секции по боксу образовались ОПГ [4]«Квартал» и «Казино». А еще через какое-то время, когда коммерсанты отказывались платить за «защиту», образовалась необходимость в «коллекторах». И вот на Центральном рынке между торговых рядов со спортивными костюмами, радужными пружинками и детскими рюкзачками появилось несколько подростков-беспредельщиков, которые стали называть себя бригадой «Дроби». Они специализировались на выбивании долгов, рэкете и сожжении палаток. В основном «Дроби» состояли из шестнадцатилетних подростков, но Алексей был вдвое старше своих «коллег», хоть и выглядел из-за изъеденной рытвинами кожи их ровесником.
Если требовались деньги на открытие бизнеса, люди шли к бандитам. Если требовалась защита, поступали так же. И даже за справедливостью отправлялись к тем, кто вершит беспредел. В самые критические моменты мафия всегда берет на себя функции государства. Так было и в Америке 1930-х, а чуть раньше – в Италии; так случилось и в России. Со стороны все происходящее казалось всепоглощающим и расширяющимся хаосом, но на самом деле здесь криминальные структуры долгое время оставались последними хранителями традиций.
Институт воров в законе, который начал складываться в СССР в 1930-х годах, продолжал существовать и в начале 1990-х, несмотря на то что уже в 1945-м претерпел серьезные изменения из-за так называемой эпохи сучьих войн. Так обозначили период, когда власти начали стравливать заключенных «старого порядка», считавших неприемлемым любое сотрудничество с властями, и тех, кто во время Великой Отечественной пошел на фронт, а следовательно, «работал на власть». «Коронованные» воры были в криминальном мире непреложными авторитетами, судьями, способными разрешить любой спор. Именно они назначали в города своих «положенцев», которые должны были контролировать мир криминала, урегулировать споры, получали право взимать дань с «цеховиков» (так называли коммерсантов в СССР), а самое главное – «греть зоны», то есть собирать «общак», из которого большая часть отправлялась на зоны в виде посылок, денег на продукты, сигареты, вещи, а также взятки, и на помощь семьям тех, кто оказался за решеткой. В начале 1990-х «главным» по Иркутску и Ангарску был Владимир Соломинский. Солома. Интеллигентного вида мужчина в очках, высокой меховой шапке и дорогих кожаных импортных перчатках. Из-за очков и шапки он казался старше своего возраста, а на самом деле в то время ему едва перевалило за тридцать.