Гера Фотич: Остановить Демона

Посвящается безвременно ушедшим ветеранам силовых структур, остановившим бандитизм 90-х годов в России

С благодарностью моему другу полковнику Валерию Булычёву, сохранившему обвинительное заключение, положенное в основу романа

© Фотич Гера, текст, 2025

© ООО «Мир Детства», 2025

Пролог

Резко развернув в полёте мощные острые плечи и прижав концы огромных крыльев к хвосту, чёрно-бурый беркут камнем сорвался в смертельное пике. У самой земли поменял направление и снова взмыл вверх на прежнюю высоту, где в голубом прозрачном небе застыл паря, распластавшись, потеряв скорость. Неожиданно сделал несколько сильных взмахов и опять устремился вниз, пугая обезумевшую мечущуюся по земле беспомощную добычу.

Все твари, на которых он охотился, привыкли лакомиться отбросами, оставшимися на железнодорожной насыпи после следования поездов, и нарастающий рокот колёс служил им сигналом к предстоящему пиршеству.

Лиственный лес только избавился от снежной морозной консервации. Выглядел раздетым, точно готовился принять живительный весенний душ. На ветках вербы набухли почки – проклюнулись белым мехом, набирали золотистый цвет серёжки ольхи. В некоторых местах в тени за кочками ещё скрывались круглые островки подтаявшего оплывшего снега. Точно белые потухшие зрачки в обрамлении чёрной жирной глазницы – земля устало смотрела вверх мутным невидящим взглядом варёных рыбьих глаз.

Сергей Егорыч Кормилин, крепкий высокий мужчина тридцати лет в мятом измусоленном дорогом костюме, размашисто бежал между деревьев. Волевое скуластое лицо напряжено, высокий лоб в царапинах, ворот белой рубашки испачкан кровью. Распахнутый пиджак цеплял бортами острые сучья, пуговицы неслышно вырывались с «мясом». Старался ступать на твёрдую землю, выпирающую кочку или ствол сломанного дерева. Но мокрая трава скользила, а кора легко срывалась, заставляя ногу съезжать в сторону. Удерживая равновесие, он хватался левой рукой за ветви, в очередной раз, вытаскивая ступню, попавшую в болотную жижу.

В правой ладони надёжно сжимал пистолет с глушителем, заботясь, чтобы внутрь не попала вода, как заклинание сипел: «внезапность, сила, не оглядываться…»

В безумном бегстве он не чувствовал боли, не ощущал холода, когда нога в лакированном пижонистом ботинке утопала в грязи.

Распахнутые серые глаза светились жаждой жизни и верой в спасение. Резко остановившись в очередной раз, он прижался спиной к толстому стволу дерева, задержал дыхание, прислушался.

В лесной глуши звучали торопливые чужие шаги, они тоже замерли. В последний момент под яловым сапогом предательски хрустнула ветка, прозвучало тихое ругательство. Сергей осторожно выглянул из-за дерева. В трёх десятках метров от него застыл милиционер в шинели, чуть присев, опасливо озирался вокруг, поводя оружием.

Кормилин прицелился и нажал на спуск – прозвучал резкий щелчок, милиционер со стоном упал набок, скрючился, прижав руки к животу.

Тут же в ответ раздались несколько ответных хрустящих выстрелов, точно кто-то ломал сухостой, а затем мощный хлопок из карабина. Лес снова вздрогнул.

Стая пугливых птиц устремилась с веток в небо, сделала круг над лесом, пронзительно закаркали вороны.

Пули вонзились в ствол дерева рядом с Кормилиным, расщепили кору, срезали ветви.

Сергей сорвался и снова побежал: «…внезапность, сила, не оглядываться…» Он пытался дышать полной грудью, но воздуха не хватало – одолевала одышка, и с каждым новым выдохом из лёгких начинали вырываться хрипы.

Внезапно лес поредел, через листву проглянула насыпь железной дороги, делающей поворот. По ней медленно двигался поезд дальнего следования.

Кормилин в отчаянии устремился к нему, из последних сил убыстряя бег. На ходу обернувшись, сделал ещё несколько прицельных выстрелов.

Выскочивший из леса человек в камуфляже и с карабином в руках не вскрикнул, раскинув руки, упал лицом в землю, ствол оружия воткнулся в жирный заболоченный чернозём и остался торчать, покачиваясь.

Бегущий за ним милиционер продолжал на ходу стрелять из пистолета с глушителем: щёлк, щёлк, щёлк…

Кормилин вскочил на подножку последнего вагона. Сунул пистолет за пояс, достал из пиджака ключ-трёхгранник на связке и открыл им металлическую дверь. Заскочил внутрь и захлопнул её за собой, опустился на пол, тяжело дыша, прижимая руки к груди, точно удерживая рвущееся изнутри сердце. Ещё не верилось в спасение, и он тупо смотрел через узкое окошко тамбурной двери.

Преследователи стояли, опустив оружие, озлобленные лица с ненавистью глядели вслед. Прямо над ними высоко в небе Кормилин увидел парящего беркута и улыбнулся ему как верному доброму предзнаменованию. Вспомнил, как во время охоты отец каждый раз останавливался, стянув чёрную барашковую кушму с головы, прижимал её к груди, кивал сыну, показывая на птицу, понижая голос до таинственности с улыбкой вещал:

– И всё поднебесное было покорно ему, и никто не сопротивлялся, ни одна из тварей, существующих на земле… – осенял себя крестом. И что-то было в его словах заискивающее рабское восторженное и благодарное. Кормилин повторил вслух слова отца. Глаза повлажнели, точно оттаяло внутреннее напряжение. Ему хотелось стать вольной птицей…

Поезд удалялся, набирая скорость. Вагон привычно мягко раскачивался под монотонный металлический стук колёс.

Маленькая девочка вышла из туалетной комнаты и, плохо прикрыв дверь, засеменила по коридору. Кормилин осторожно появился из тамбура, захлопнул болтающуюся дверцу и в наступившей тишине, нарушаемой только стуком колёс, неожиданно увидел удаляющегося ребёнка со спины. Она казалась чудом после смертельной погони, стрельбы и волшебного спасения – точно ангел давно уже шла впереди, уводя его от опасности. Сергей замер, глядя, как по мягкой синей дорожке с красной окантовкой ступают маленькие розовые сандалии. Двигаются пухлые ножки с толстыми складочками под коленками. Толкают кружевную оторочку цветного платьица, вздёрнутого под правой рукой, скользящей вдоль поручня у боковых окон. На голове девочки под сиреневым бантом шевелились локоны от постоянного верчения по сторонам. Отчего попеременно становились видны её румяные, точно яблоки, щёчки, края голубеньких глаз и выпуклые завитки беленьких толстых ушек. Только сейчас при виде этого дива Кормилин ощутил своё спасение. Сердце бешено забилось в груди, наполняя уставший организм ликованием, а насытив его, успокоилось – настроилось в лад. Сергей был готов продолжать жить… он хотел жить! И детские шажки по коридору вели его в новый мир, где нет войны. Он почувствовал, что вот сейчас ему надо принять решение. Быть может, обратить своё прошлое в сон и никогда не вспоминать ушедший кошмар? На несколько секунд закрыл глаза и постарался представить, что только проснулся. Затем огляделся с улыбкой. Слева оказалось купе проводников, Кормилин открыл в него дверь. Из комнаты повеяло уютом и спокойствием, о котором он за последнее время успел забыть. Пахнуло выпечкой, любимой в детстве жареной квашеной капустой. На верхней полке лежали ровные стопки чистых полотенец, белого постельного белья и мохнатых шерстяных одеял. На столике в пустом стакане, раскачиваясь, позвякивала ложка, а из газеты, пропитанной жирными пятнами, бугристыми запеченными носиками выглядывали кончики пирожков.

Проводница – девушка в короткой форменной юбке и белой блузке сидела на нижней полке, напряжённо глядя в маленький переносной телевизор напротив. В лице отражались скорбь и сочувствие. На экране танки и пушки стреляли по жилым кварталам, горели дома, старики плакали над лежащими растерзанными телами женщин и детей… Кормилин снова оказался в прошлом, он понял, что от него не избавиться.

Девушка продолжала наблюдать смерть, и в глубине души таила невинную радость, что всё это далеко и её не касается. С умилением думала – война гремит в чужой стране, рядом с разрывами снарядов нет её родственников, друзей и близких… Почувствовав движение, перевела взгляд на дверь. Глаза её расширились от ужаса, дыхание замерло, она открыла рот, но воздуха не хватило – крик застрял поперёк горла.

В проёме стоял Кормилин, лицо в ссадинах, костюм порван, белая рубаха – в крови. В серых глазах смертельная усталость и холодное безразличие. Он точно проник из увиденного сюжета и теперь был готов мстить.

Проводница вскочила, ухватила рукой ворот блузки и прижалась спиной к окну, в глазах застыл страх. Она снова попыталась кричать, но в глотке пересохло, и оттуда вырвался только короткий слабый писк. Подсознание шептало, что война пришла к ней через экран телевизора за нечестивые мысли о непричастности к чужому горю и сейчас наступит расплата.

Кормилин притворил за собой дверь, молча, поднёс указательный палец ко рту, прижал поперёк губ:

– Тсс… – медленно повертел головой, давая понять, что не стоит шуметь. Затем, наклонив голову, указующе посмотрел вниз, отодвинув грязную полу пиджака. Проводница перевела взор туда же, в душу проник леденящий ужас – из-под ремня брюк торчала рукоятка пистолета. Она снова посмотрела в лицо Кормилина, прикрыла рукой рот, вжала голову в плечи. Затем медленно опираясь на столик, села обратно на нижнюю полку. Отодвинулась в самый угол, поджала ноги под скамью, потянула юбку за подол вниз, пытаясь прикрыть оголенные колени…

Кормилин расслышал звуки грубой мужской речи, совсем не присущей этому маленькому уютному уголку, обернулся к телевизору. На экране шла хроника событий, показывали переговоры депутатов за длинным столом, посреди которого на подставочках стояли маленькие флажки двух государств. Некоторые официальные лица показались Сергею знакомыми, он приблизился, с интересом пытаясь их разглядеть.

…Председатель Верховного совета СССР Анатолий Иванович Лукьянов раздражённо объяснял противоположной стороне:

– При всём уважении к Молдавской Приднестровской республике, мы не можем оказывать давления на Молдавию! Она является независимым суверенным государством. Мы уже принимаем меры в попытке урегулировать ситуацию, но не надо раскачивать лодку, слышите – не надо раскачивать лодку… Душу Кормилина мгновенно наполнила горечь, лицо исказила ненависть, губы стали кривиться в презрительной ухмылке. Он прошептал ругательство и, наклонившись, ухватился за провод, выдернул вилку штепселя из розетки, бросил на пол. Экран телевизора погас.

Девушка вздрогнула от стука, сильнее прижала руки к груди. Кормилин видел страх проводницы, но успокаивать её не было сил и желания. Он сел на нижнюю полку с противоположного края и уставился в стену напротив. Там кнопками крепились несколько семейных снимков. Он усмехнулся и осторожно достал из потайного кармана пиджака потрёпанную сложенную пополам фотографию, развернул её. На фото – молодая пара с двумя маленькими девочками. Он вспомнил, как шёлковые детские волосики пахли парным молоком, когда он прижимал племянниц к себе, целовал в головки. Как они всегда бурно радовались, бежали навстречу. Одна мечтала стать певицей, а вторая – танцевать, и всё никак не могла научиться стоять на носочках, не ведая о пуантах. По-детски возмущалась, таращила невинные кукольные глазки. Сидя на полу, рассматривала пальчики на ногах, щупала их, теребила. Разводила в стороны открытые ладошки рук, приподнимая маленькие плечи, удивлённо шептала:

– Посему никак?! Улыбнувшись воспоминаниям, Сергей убрал фото, вынул из бокового кармана платок, развернул и промокнул лицо. На поверхности материи появилось несколько ярких кровавых отметин. Он скомкал его в кулак и посмотрел на проводницу – вид её был жалок. Придав голосу мягкость, тихо сказал: