Пока Элора сидит, я ставлю воду кипятиться и достаю из кладовой сушеную лаванду с мелким порошком под названием маниворт. Как только вода начинает бурлить, я забрасываю в нее траву и открываю банку с порошком. Маленькая доза уложит спать на час, большая – на полдня.

Значит, ложку с горкой.

Какие бы ужасы ни поджидали в Мертвых землях, Элора их не увидит. Слишком уж она нежна. Наш дом, горожане, они для нее все. Элора мечтает выйти за любимого мужчину, хлопотать по хозяйству, растить детей. Лишить ее такой возможности – все равно что убить.

Но я?.. Если я пропаду, никому не будет дела. Может, так даже лучше. Элора освободится от сестры, слишком слабой, чтобы преодолеть нездоровую зависимость. От сестры, что частенько блюет прямо на пол, заставляя в который раз убирать последствия ночного неуемного пьянства. От сестры, чьи дни окутаны этим сладким туманом, чье дыхание всегда отдает спиртом и чья полезность с годами, кажется, убывает. Я вижу на лице Элоры стыд, обиду, отвращение. Мой выбор к лучшему.

– Пей, – вкладываю в ее дрожащие руки кружку.

Элора делает глоток, морщит нос, затем допивает остальное. За стенами домика стонет ветер, глухо бьется о крышу. У меня не так много времени, чтобы все исправить, но мне хватит.

В конце концов ко взгляду Элоры возвращается ясность.

– Рен, я не знаю, что делать. Он… я не хочу уходить, – сестра трясется так сильно, что кружка выскальзывает и разбивается у ее ног. – Я должна была тебя послушаться. Мне так жаль.

Ее лицо искажается, из горла рвется всхлип.

– А теперь уже поздно. Слишком поздно.

Мои собственные глаза наполняются горячим, жгучим. С тех пор, как я в последний раз плакала, утекли годы. Со смерти родителей – ни слезинки. Крепко сжимаю руку сестры. Ее кожа как лед.

Элора со свистом выдыхает. Смотрит прямо перед собой, на ресницах повисли несколько капелек.

– Ты его видела? За ужином он был такой черствый. А глаза у него как… ямы.

Да, так и есть. В них ничего, кроме холодной темной вечности. Все живет и все умирает, но не бог.

Еще всхлип.

– Он даже не поблагодарил мисс Милли за еду, – кажется, сестричка этим поражена.

– Отвратительный гость, – соглашаюсь я.

– Поверить не могу, что ты его пырнула.

– Да он полный козел. Заслужил.

Элора фыркает, ее веки начинают смыкаться.

– Ты всегда была более безрассудной, чем я.

Слова ранят. Может, я и действовала безрассудно, но только ради ее защиты.

Из ее носа начинает течь. Опустившись на колени, вытираю ей лицо старой тряпицей, как делала, когда мы были детьми.

– Что со мной будет? – охрипшим голосом спрашивает Элора.

Не хочу ей лгать, но не могу раскрыть свои намерения. Элора должна жить – и жить свободно.

– Ничего с тобой не случится, – успокаиваю я сестру, и ее голова постепенно клонится к груди. – Клянусь.

– Не оставляй меня одну. Побудь со мной… пока не придет время.

– Ты не одна, Элора.

Пусть меня и не будет, но о ней позаботятся наши люди.

– Обещай, – шепчет она.

– Обещаю, – каким-то образом удается выдавить мне.

В считаные мгновения она засыпает.

Подхватываю сестру, когда она заваливается вперед, прижимаю к себе. Отсюда рукой подать до кровати, которую мы делили всю жизнь. Обмякшая фигурка Элоры выделяется на фоне полумрака темной тенью. Она жива. Она в безопасности. Когда она проснется, меня уже и след простынет. Сожалею лишь о том, что не смогу должным образом попрощаться.

– Я тебя люблю, – шепчу в полутьму, касаясь щеки сестры легким поцелуем. – И мне жаль…

Действуя быстро, снимаю плащ с ее плеч, затем стягиваю платье. Накрываю Элору одеялами, подбрасываю дрова в очаг, пока огонь не разгоняет весь холод. Затем раздеваюсь сама, облачаюсь в платье Элоры и наматываю шарф на нижнюю половину лица, скрывая все, включая шрам, до самых глаз. Король стужи никогда не заметит разницы, пока я в состоянии держать норов в узде и рот на замке.

В нашем комоде четыре ящика – верхние два занимает Элора, нижние два мои. В одном моя одежда, в другом остальные пожитки. У меня есть два кинжала, один вкладываю в ножны на руке, второй затыкаю за спину. Повязываю на пояс мешочек с солью. Фляжка идет в карман плаща. Лук я оставлю. Слишком громоздкий, да и Элоре пригодится больше, чем мне, пусть обращаться с ним она не умеет. Может, найдет ему какое другое применение. Как растопку, например. Я же так и не починила сломанный топор.

Поднявшись с корточек, направляюсь к двери. Бросаю последний взгляд на сестру и выхожу на холод.

Плотнее закутавшись в плащ, возвращаюсь к ратуше, где ждут король и его конь. Под сапогами хрустит свежий снег, принесенный ветром, за мех вокруг моих икр цепляется иней. Король стужи стоит рядом со скакуном, который при приближении оказывается вовсе не конем. Я застываю на месте.

У зверя нет ни шкуры, ни меха. Он – полупрозрачная тень в виде лошади с внутренностями, похожими на клубящиеся черные облака, с заостренной мордой, изогнутой шеей, провалами глазниц, что вспыхивают тлеющим светом.

– Темняк, – шепчу я, и звук проносится по толпе, словно лесной пожар. Тварь вскидывает голову, пригвождает к месту взглядом пустой глазницы. Бьет передней ногой, и, несмотря на прозрачность тела, копыто отчетливо высекает из камня стук. Неосознанно тянусь к мешочку на поясе.

– Пустая трата соли, – сообщает король, сжимая поводья в руке. И уточняет, пусть я ничего не спрашиваю вслух: – Фаэтон под моей защитой, ему нельзя навредить.

Значит, вот как тварь проникла внутрь соляного кольца, окружающего городок. Странно, что темняк не выглядит, как обычно, гротескно, бесформенно, а принимает облик лошади.

Его ноздри раздуваются. Твари так легко чуют страх. Массивный зверь смещается вправо, заставляя всех неподалеку отпрянуть.

Король стужи окидывает меня, сгорбленную, взглядом с эмоциональным диапазоном шпильки. Здесь, среди мороза и темноты, он полностью в своей стихии.

– Я хотела бы попрощаться, – произношу я смиренно, и он кивает.

Подхожу к мисс Милли, заключаю ее в объятия.

– Прости, – шепчу ей на ухо, и она застывает, поняв, что я не Элора. – Надеюсь, с дочкой все хорошо. Берегите себя. Позаботьтесь о моей сестре за меня.

Женщина кивает, и я отстраняюсь.

Больше не с кем прощаться. У меня нет друзей, только знакомцы. У Элоры друзья имеются, но сейчас их тут почти нет. Не то чтобы я их виню, просто получаю напоминание, почему держусь особняком. И все же я буду скучать по городку. От нахлынувшей боли, от того, что я покидаю место, где прожила двадцать три года, горло сводит спазмом. Внутри крошащейся стены и прилегающих земель вся моя жизнь. Эджвуд полон тяжелых воспоминаний, но они мои.

Король забрасывает меня в седло так, будто я вообще ничего не вешу. Когда он садится позади, моя спина утыкается в его грудь, а задница оказывается между его бедер. Напрягаюсь, подаюсь вперед, чтобы отодвинуться.

Он посылает зверя шагом. Горожане молча наблюдают за нашим отъездом. Мы минуем стену, Эджвуд и его соломенные крыши исчезают из виду. И я больше никогда не увижу свой дом. Вот и все.

Мы движемся на север. Километр за километром, покачиваясь в седле, мы рассекаем погруженную в безмолвие землю. Я не произношу ни слова. Мой похититель тоже. Боюсь, если открою рот, меня тут же вывернет прямо на колени. Если уж мне суждено умереть, я хотела бы это сделать с достоинством.

Перейдя очередной замерзший ручей, Король стужи натягивает поводья, его зверь замедляет ход, и мы вырываемся из леса.

Темь.

Впереди изгибается сверкающее полотно Лез – граница Мертвых земель. Над замерзшей рекой висит мутная завеса, высоченная, больше тридцати метров, скрывая все, что находится на той стороне.

Завеса подергивается рябью, будто внутри бьется сердце. Я бываю храбра, но всему есть предел. В последний раз я видела Темь двенадцатилетней девчонкой, глупой и гордой, не желавшей отступать от вызова, который мне бросил мальчишка. Я сумела приблизиться лишь примерно на такое же расстояние, а потом в ужасе сбежала обратно в город. Густота колышется, словно влажная ткань на ветру. Зрелище столь жуткое, что по коже пробегают мурашки.

– Как все случится? – спрашиваю я мягким, надеюсь, как у сестры, тоном. Но сами слова перекатываются на языке острой каменной крошкой. – Если тебе нужна жертва, то сделай все быстро. Хотелось бы думать, что ты человек милосердный.

– Я не человек. – Несколько мгновений он молчит, и мой пульс ускоряется. – Жертва?

Как будто он не знает.

– Что это будет? Прострелишь мне глаз? Напоишь ядом?

Прерывисто выдыхаю. Какую бы боль мне ни пришлось вынести, вряд ли она продлится долго.

И снова молчание, но я спиной чувствую растущее замешательство короля.

– Твои слова мне непонятны.

Развернувшись в седле, я частично вижу скрытое в тени капюшона лицо. Зверь нетерпеливо бьет копытом по снегу.

– Все в Серости знают, что ты приносишь наших женщин в жертву. Только не знаем как. И почему.

На меня холодно взирают пустые глаза.

– Неужели ты думаешь, что я проделываю весь этот путь, дабы убить никчемную смертную, чья жизнь и так скорее рано, чем поздно оборвется?

Ох, как Король стужи обожает сыпать оскорблениями. К сожалению, я выдаю себя за Элору, а Элора не стала бы прописывать королю в зубы.

– Если я не жертва, тогда зачем я здесь?

Не ждет ли меня в Мертвых землях что-то похуже?

– Мне нужна твоя кровь, не смерть. Твоя клятва, не ложь. Через день мы поженимся.

Глава 4

Поженимся?!

Наверняка я ослышалась.

Нет, я точно уверена, что ослышалась. В историях говорится вовсе не это. Северный ветер уносит пленную женщину за Темь. Забирает сердце, печень, кости. Причиняет несчастной ужасную, неописуемую боль. А о женитьбе нигде ни слова.

Меня охватывает ужас.

– Ты шутишь.

Король высылает скакуна вперед. Тварь фыркает, дыхание клубится на холоде паром. Несмотря на призрачность темняка, он почему-то немало весит и оставляет следы копыт, что тянутся обратно к опушке леса.

– Вовсе нет.

– То есть ты хочешь сказать, что каждая пленница становилась твоей женой?

– Нет.

– Значит, ты таки забираешь наших женщин в жертву!

– Когда-то приносил, но не теперь.

Он говорит натянуто, будто ему больно произносить зараз столько слов.

В Эджвуде супружество сопряжено с определенными ожиданиями. Женщина прежде всего должна быть послушной. Женщина должна ставить благополучие мужа выше собственного. Женщина должна смиренно принять любое наказание. Если уж выбирать, стать мне женой Короля стужи или его жертвой… думаю, я выберу второе.

– Я за тебя не выйду!

Маска спадает. Я должна быть Элорой. Кроткой, скромной, покорной Элорой, но тогда я верила, что отправляюсь навстречу смерти, а не жизни в клетке.

Король натягивает поводья, направляя зверя к излучине реки.

– У тебя нет выбора.

Выбор.

Выйти замуж… или быть принесенной в жертву?

С каждым шагом свобода ускользает сквозь пальцы. Приближается Темь, полоса тьмы, источающая такую мощь, что я уверена, будто это она и породила весь мир. Она сворачивается, словно кровь, на краю зрения, и внутри вздымается ужас, впиваясь когтями в мягкое нутро. Ветер доносит крики.

Локоть резко бьет Королю стужи в живот, и раздается тихое «уф» – мой неожиданный удар выводит его из равновесия, позволяя мне соскользнуть с седла. Едва ноги касаются мерзлой земли, я бросаюсь бежать.

В такой близи от Теми деревья искорежены, выкручены гротескными силуэтами, к веткам упрямо цепляются почерневшие листья. Воздух пропитан гнилью и разложением, и у меня сводит желудок, когда я проношусь мимо того, что кажется мне грудой костей. Я никогда не сумею обогнать скакуна, но могу попытаться его задержать. Влетаю в заросли мертвых, изломанных кустов, слишком густых, чтобы он там прошел. Ему придется искать другой путь.