Кожу стягивает, ноги надрываются, сердце вот-вот выскочит из груди, а ботинки все стучат по земле. Без боя не сдамся. Вообще никак не сдамся. Если оторвусь от короля и найду убежище, может, пещеру или заброшенную берлогу…

Земля резко уходит под уклон. Поскальзываюсь, несусь вниз по обледенелой земле, в долину, куда с оползнем когда-то скатились валуны. Прыгаю с камня на камень, пытаясь забраться обратно.

Жуткую тишину леса сотрясает могучий рев.

Перескакиваю через торчащие корни, карабкаюсь через поваленные стволы – все дальше, и дальше, и дальше. Уверена, что оторвалась, как справа вдруг раздается стук копыт. Резко оборачиваюсь. Король вырывается из-за деревьев, стремительно приближаясь, и я никогда прежде не видела более ужасающего зрелища, чем сейчас, глядя на это бледное лицо, застывшее ледяной маской нечеловеческой пустоты.

Едва король пытается схватить меня за капюшон, я быстро приседаю, обхватываю руками колени. Его пальцы задевают мою макушку. Он слишком высоко, из седла до меня не дотянуться. Крошечное чудо.

Король стужи выплевывает ругательство, но сила движения слишком велика и не дает остановиться. Он пролетает мимо, я вскакиваю на ноги, бросаюсь в другую сторону, пока он пытается круто развернуть темняка в густых зарослях.

Для скакуна неровная земля опасна, потому я держусь склонов и утесов, карабкаюсь то вверх, то вниз, на цыпочках крадусь над губительными обрывами, чтобы оторваться. Добравшись до следующей долины, иду по ней на юг, стараясь наступать на валуны, насколько возможно, чтобы не оставлять следов. Ночь коварна, но я готова рискнуть растяжением лодыжки, лишь бы король меня не достал. Постоянно вглядываюсь в окрестности в рассеянном свете луны.

Краем глаза замечаю впадину у поваленного дерева. В самый раз. Быстро заползаю на четвереньках в тесное, темное отверстие. Там я сворачиваюсь в клубок и жду.

По замерзшей земле грохочут копыта. Прямо над моей головой гулко переступает темняк, затем замирает. Король остановил скакуна.

Прикрываю рот, чтобы заглушить хриплое дыхание. Дрожу так сильно, что кости вот-вот вытряхнутся наружу. Пока я веду себя тихо, я в безопасности. Я забилась достаточно глубоко. Король меня не увидит, пока не заползет в берлогу сам.

Он спешивается. Под сапогами хрустит снег.

Моих следов нигде нет. Об этом я позаботилась. Не уверена, насколько он искусный следопыт, но предположу, что не очень. Но, конечно, я ничего о короле не знаю. Способны ли его силы как-то выкурить меня из укрытия?

Тишина все звенит – а потом он уходит, пробормотав:

– Проклятье.

Как только стук копыт стихает, я вжимаюсь спиной в стену, стуча зубами. Чутье подсказывает бежать, но я заставляю себя оставаться на месте, пока не удостоверюсь, что король не вернется.

Становится холодно, меня пробирает озноб. Признаюсь, план я не продумала. Ко мне взывает Эджвуд. Ко мне взывает Элора. Но я не могу возвратиться. Если я удеру, Король стужи может отправиться в Эджвуд за другой женщиной – и выбрать Элору, теперь настоящую. Мгновенная вспышка страха могла все испортить. Так что же мне остается?

«Мне нужна твоя кровь, не смерть».

Вот и вся подсказка о том, что меня ждет. Сегодня я не умру. Вместо этого я стану пленницей Северного ветра, узницей Мертвых земель, пока не… что? Пока не скончаюсь по естественным причинам? Зачем ему кровь? И сколько? И как вообще будет проходить мое заточение? Прежде чем сделать следующий шаг, нужно все это обдумать. У меня есть время. Я найду способ изменить свою участь. А до тех пор, если такова моя судьба, то пусть. Мне нужно вернуться к реке.

Затекшие мышцы пульсируют болью, я выползаю из берлоги, пробираюсь по плотным сугробам. Временами замираю, чтобы прислушаться. Ни звука, только ветер.

Едва преодолев километр, замечаю среди деревьев темняка и его всадника. И с каждым их стремительным шагом расстояние между нами сокращается. Мои ноги дрожат от усталости. Я исчерпала те крохи сил, которые у меня оставались. Но я решила не бежать.

Опускаюсь на колени. Склоняю голову. Король останавливает скакуна в нескольких шагах.

Голос, что доносится из-под шарфа, скрывающего мое лицо, принадлежит Элоре, не мне.

– Прошу прощения, милорд. Я испугалась. Покидать семью – это тяжело. – Вздохнув, поднимаю взгляд. – Но теперь я готова. Я могу быть храброй.

Король с прищуром оглядывает мою сгорбленную фигуру. Тут же устремляю взгляд в землю. Именно так сделала бы Элора. И она бы смиренно ждала, потому жду и я. Удивляюсь, когда король не пыряет меня в спину, а протягивает руку, помогает сесть в седло и увозит нас в противоположном направлении. Вскоре мы выбираемся из леса – туда, где нависает Темь.

Мне снова открывается Лез, широкая и замерзшая посреди равнины, а позади нее выступает вверх земля. Когда человек умирает, тело исторгает его душу. И она проходит через Лез, сквозь Темь, дабы дождаться Великого суда. Но я очень даже жива. Так что же это значит для меня?

Желудок скручивает от ужаса, когда король направляет свою тварь к реке. На изогнутые, пологие берега наползает лед, сверкающий и белый, поверхность воды блестит в лунном свете как стекло. Едва спешившись, король снимает с седла и меня.

– Здесь и утопишь? – все еще не совсем уверена, что слова о женитьбе были искренними.

Он бросает на меня безмолвный взгляд, будто неспособен заставить себя ответить на столь нелепый вопрос.

Опустившись на одно колено, король касается льда кончиками пальцев, и я с изумлением вижу, как тот с шипением, с брызгами тает и устремляется водой прочь.

Из-за барьера выплывает маленькая лодка с округлым, загнутым корпусом. Хмурюсь, когда течение подносит покачивающееся суденышко прямиком к нам.

– А я думала, мы поедем на… коне?

Если принявшего лошадиный облик темняка можно вообще таковым считать.

– Всякий дух попадает в Мертвые земли через Лез. Это касается и тебя. Фаэтон пройдет без нас.

– Но я не дух.

– А ты хочешь им стать?

Ох, ох, ох. Как быстро иссякает его терпение.

– Это угроза?

Король не отвечает – ну и прекрасно, иного я все равно не ожидала.

Вода плещется о деревянный корпус. Он крошечный, едва вмещает двоих и раскачивается из стороны в сторону.

– Я не умею плавать.

– Можешь не беспокоиться, если не собираешься прыгать в воду.

Так-то я подумывала. Вдруг все-таки лучше умереть.

Прошмыгнув мимо короля, забираюсь в лодку и впиваюсь пальцами в ее борта, король ступает следом, и суденышко резко кренится вправо. Ахаю, вцепившись в другой край, но лодка выравнивается. И все же сердце бешено колотится.

Король стужи так огромен, и если я не хочу весь путь к нему прижиматься, мне остается лишь клочок местечка у узкого носа. Колени упираются в дерево, и на ум приходит кое-что, когда-то прочитанное в книге.

– Разве здесь где-то не должен сидеть огромный трехголовый пес?

Король окидывает меня таким взглядом, будто я совершенно точно сошла с ума. Может, так оно и есть.

– Не стоит верить всему, что слышишь, – произносит он, сбрасывая капюшон. – Подобного существа нет. – Краткая пауза. – Когда мы пройдем сквозь Темь, ты наверняка испытаешь множество ощущений, таких как голод, страх, горе. Не верь тому, что почувствуешь. Это лишь последняя возможность для душ, покидающих царство живых, запомнить, каково быть человеком.

Он даже не представляет, насколько ошибается. Я и так голодна. Я и так горюю. Но киваю, ведь что мне еще остается? Попросить у него утешения?

Король стужи вновь касается воды, и течение чудесным образом меняет направление, увлекая нас вверх по реке.

Мы все ближе, и завеса пульсирует, словно бьющееся сердце, алчущая и зловещая. Я храбрая. Я храбрая, гром меня разрази!

Темнота. Пустота. Вечный, бесформенный саван. Темь жива, и я чувствую, как тону. Меня обволакивает чем-то прохладным. Оно подергивается, вгрызается, жалит, обжигает…

Распахиваю рот в крике, но с губ не срывается ни звука.

Зубы, язык, горло – все покрыто маслянистой густой чернотой, что просачивается сквозь все тело. Руки, основание шеи, поясница вспыхивают мучительной болью. А потом она проходит. Меня захлестывают чувства в самом жестоком их проявлении. Тоска, скорбь, страх и голод, беспощадный голод. Желудок, пустой, словно выскобленная тыквина, сводит такими спазмами, что я сворачиваюсь на дне лодки калачиком и жду, когда это прекратится.

Облегчение не наступает. От меня словно остается одна кожа. Я расщепляюсь. В душе я плачу навзрыд, пытаясь перевести дыхание, не понимая, почему моя печаль так глубока. Наливаюсь тяжестью. Исполняюсь обиды. В груди становится тесно. Позвоночник, словно кнутом, вытягивает болью, и я вздрагиваю, испускаю крик, что все не умолкает.

Сквозь лодку чувствую плеск воды. Невольно задаюсь вопросом, что же будет, если хлипкое дерево вдруг треснет. Звук уже стоит в ушах. Лодка содрогается, и я протягиваю руку. Доски. Ткань, натянутая на теплую кожу. Пальцы стискивают материал – теперь он мой якорь.

– Что со мной происходит? – шепчу я.

Глаза открыты, но я вижу лишь черноту, черноту, черноту.

Надо мной плывет голос, низкий, равнодушный, далекий.

– Все не взаправду.

Что не взаправду? Лодка? Река?

Подо мной поет вода.

Если я сосредотачиваюсь на звенящей трели, пустота вокруг начинает отступать. Рядом, мерцая, возникает Король стужи. Вдруг осознаю, что хватаюсь за его бриджи, и поспешно их отпускаю. За бортом лодки отливает потрясающей бирюзой река, течение извивается вдали темно-синими полосами.

«Приди, – шепчет оно. – Позволь уберечь тебя от тьмы».

Вокруг запястья смыкаются сильные пальцы.

– Не тронь воду! – рявкает король.

Бросаю на него взгляд через плечо, склонившись над бортом и тяжело дыша. Лицо короля то расплывается, то становится четче, но блеск его глаз странно приковывает. Такое чувство, будто мой разум тянут в пять сторон одновременно.

– Почему? Ты же трогал.

– Коснись ты Лез, она бы ничего тебе не сделала, но сейчас мы плывем по Мнемосу – реке забвения. Если на кожу попадет хоть капля, ты утратишь себя полностью.

Слова доходят не сразу. Ко мне все еще прикован этот непреклонный взгляд.

– И я не вспомню, кто я?

– Да.

Крепче стискиваю борт лодки левой рукой. Вода снова меняет оттенки, такая яркая, что режет глаза. Такая чистая, что можно искупаться. Такая чистая, что можно испить.

– Оттащи меня, – прошу, когда манящий напев становится громче. – Скорее!

Жесткий рывок опрокидывает меня на задницу, спиной вдруг ощущаю неожиданное тепло Короля стужи. Дрожу так сильно, что стучат зубы. Утратить свое «я» – что может быть хуже? Река наверняка знает, что я не мертва. Пока.

Темнота рассеивается. Наконец Темь остается позади, и я обретаю зрение. Край, высеченный из камня и льда, залитый водянистым лунным светом. Справа над рекой изгибается одинокий вяз, скрытый чем-то вроде тумана. Единственное живое здесь. Какими бы оттенками ни было наполнено однажды это место, они вымылись. Остальное – лишь серая, изголодавшаяся земля.

Из нее, словно разбросанные тут и там обломки зубов, торчат куски деревьев. Наверное, когда-то они были настоящими деревьями. Вдалеке тянется долина, ведущая к огромной цитадели, что высечена в гранитной скале за плотной стеной голых, похожих на часовых деревьев. Башенки, крепостные стены, балконы и многоярусные залы из черного камня пронзают небеса грязной прорехой на гладком полуночном полотне. Над головой не мерцает ни звездочки. Нет и облачка. Просто чистый холст.

Лодка утыкается в берег. Едва мы ее покидаем, река замерзает обратно и вновь появляется тварь, которую король именует Фаэтоном. Остаток дороги мы проводим в седле. Когда мы минуем стену деревьев-часовых, собственные пальцы в перчатках кажутся мне ледышками.