Я быстро освоилась тут. Квартира была холостяцкая, но очень чистая. Вещей мало, но те, что есть, значили для меня многое: плед, который мы все время таскали на кухню и обратно в спальню, поднос, что он приносил мне в постель, старый проигрыватель с дисками – мы только раз включили его и протанцевали несколько часов подряд. Я спросила моего милого, можно ли мне приходить сюда в его отсутствие. Он ответил, что я могу делать все, что пожелаю.

На ходу застегивая верхнюю пуговицу, из спальни явился Ник:

– Даже уже успел одеться.

– Зачем? Я думала, мы, наоборот, будем раздеваться.

– Не хочешь как-то по-особенному провести вечер? Все-таки я уезжаю завтра.

Все завтра уезжают. На секунду я задумалась: может быть, мой муж и мой любовник едут вместе?

Ник подошел к зеркалу и стал застегивать любимые наручные часы. Даже это простое движение он совершал с детской сосредоточенностью, насупившись, перебирая ремешок пальцами. На часы при этом он не смотрел – его отражение подмигнуло мне. Он смотрелся эффектно из-за фигуры и роста, но лицо у него было совершенно незапоминающееся. До того как он мне страшно понравился, я даже умудрилась обознаться пару раз, не смогла отличить его от других людей. Довольно часто мне было непонятно, на что я запала: если бы не высокий рост, он был бы совершенно обычный, как все, ничто не выдавало в нем необузданную сексуальность, которая заполнила все его существо и, насколько я знала, уже давно сделала своим рабом. Со временем я догадалась, что даже непримечательная внешность играла ему на руку, была ловушкой, нацеленной и на мужчин, и на женщин. Они не видели в нем ничего опасного, привлекательного, они не замечали его. Но как только он открывал рот… о, тогда все и начиналось: сексуальность проступала в нем осторожно, говорила очень низким голосом, гораздо ниже, чем можно ожидать от человека с мальчишеским лицом, захватывала сначала толику удивленного внимания, а затем потихоньку вытягивала все больше и больше, и вот уже то, как он говорит, становилось важнее того, что он говорит. Ник быстро улавливал эту едва заметную биохимическую перемену и начинал смотреть по-особенному, так, как будто это то, ради чего он живет. Мой муж никогда на меня так не смотрел. Возможно, он даже и относился ко мне с большой любовью, но смотреть с обожанием не умел и даже не учился уметь.

Мой милый был полной противоположностью моего мужа: ненадежный, небрутальный, неправильный. Все это отталкивало, но я не могла не думать о нем, не могла даже ненадолго оторвать свое внимание. Нет, я не хочу их совместить, подумала я. Я хочу иметь их обоих одновременно.

– Оставлю тебе водителя. Пользуйся на свое усмотрение.

– У меня тоже есть водитель, – сказала я.

– Который докладывает все твоему мужу?

– Пока тебя нет в городе, моему мужу не о чем докладывать.

– Мне сложно в это поверить, я слишком хорошо тебя знаю, – рассмеялся он.

Я хотела его переубедить, но не стала.

В лаунже на Жуковского было столпотворение. Мы еще никогда не встречали знакомых, когда тусовались вместе. Надо сказать, мы сильно рисковали, выходя из съемной квартиры, меня могли легко узнать. Подозреваю, что в глубине души нам уже было все равно. Иначе мы бы так не делали, правда? Мы выбирали самые богемные, самые помпезные места в городе, и нам удивительным образом везло – до сегодняшнего дня.

Сначала у барной стойки к Нику подошли две подружки, он познакомил их со мной, а потом с удовольствием болтал и целовал каждую в щеку. «Скорее всего, они обе его любовницы», – подумала я, посмотрев, как они подставились ему для поцелуев. Это меня не тронуло.

Я смирилась с его неконтролируемой способностью к соблазнению. Мало того, мне льстило, что он может нравиться женщинам с первого слова. Ник намагничивает их своим обаянием, оказавшись рядом, они сами делаются ярче и сексуальнее, и от этого его притягательность тоже множилась. Было видно, что он обожает женщин, обожает женское тело. То, что он всегда выбирал меня в качестве постоянной спутницы значило, что я лучшая из всех, кого он знает. От этого моя ценность росла.

С Ником я была совершенно другая, не такая, как с мужем. Воспоминание о муже отдалось во мне тревожным эхом. Я стала думать, почему на одного я ругаюсь по каждой мелочи, а другому все спускаю с рук. Алексея Александровича я ревновала даже к коллегам-мужчинам. Моя ревность, вначале даже вроде как показная, ведь он не давал никакого повода, за неуловимо короткое время сумела превратиться в мощное оружие, которое по-настоящему глубоко ранило меня саму. Стоило мне придумать, что девушка в фильме может понравиться Алексею Александровичу, как у меня портилось настроение. Я могла в самом деле рассердиться, если видела похожую на саму себя актрису, – это ведь был его типаж. «Красотка, да?» – спрашивала я и вне зависимости от ответа начинала скандалить. Мне не подходила никакая реакция. Если он рассеянно кивал, то я приходила к выводу, что ему нравится какая-то другая женщина, не я, а это было невыносимо. Если же он отрицал, то я злилась, потому что мне сразу начинало казаться, что женщина на экране – моя точная копия, и раз она ему не нравится, то и я тоже. Алексей Александрович был в безвыходном положении. С Ником все было по-другому: везде я находила следы других женщин, я уже не говорю про законную жену, и ничто не выводило меня из спокойного расположения духа. Ему можно было все, а моему мужу ничего. Значило ли это то, что к мужу я относилась серьезно? Возможно.

Ник подливал мне вина, кормил мороженым с ложечки и смотрел, как я ем густую ваниль. Как только я глотала, он сразу подносил ко рту еще. Этот мускатно-сладкий момент был приторнее, чем натуральная «Хванчкара».

– Будешь скучать по мне? – спросила я.

Его темные глаза засветились сиянием чистого обожания.

– Я без тебя жить не могу, – серьезно сказал он.

К Нику сзади, покачиваясь, подошла еще одна девушка и закрыла его глаза ладонями – я побоялась, что дешевыми кольцами она проткнет ему роговицу. Эту я прекрасно знала, ее звали Эстер, еврейка с красивым именем, которую поимел каждый второй членоспособный мужик Питера. Она жила с Ийкой на одной лестничной площадке, не знаю, откуда у нее деньги на квартиру в презентабельном доме, наверное, оплачивал какой-то престарелый недоолигарх. Хотя зачем бы он платил за то, что дают бесплатно.

– Привет, – заорала она на весь бар пронзительным голосом. Я вяло махнула рукой. Она так отчаянно цеплялась за его куртку и так громко смеялась ему в ухо, что мне стало ее жаль, но так, брезгливо, как жалеют полураздавленного жука. Все из-за сексуальной инфляции, подумала я. Молодые женщины демпингуют и в итоге мусорной кучей валяются на питерской обочине.

– Связываться с некоторыми женщинами – дурной тон. Неужели ты и с ней спал? – скривилась я, когда она ушла, и засмеялась – такое у него сделалось выражение лица.

– Шутишь? Я даже не помню, как ее зовут, – признался он.

– Эстер. Запомни, чтобы обходить стороной.

Мы упоенно целовались в углу, когда к нам подошел мужчина неопределенного возраста. Оказалось, знакомый Ника.

– Старичок, ты, что ли? – окликнул он его. – Как дела?

Они обнялись и по-мужски похлопали друг друга по плечам положенное количество раз. На меня его знакомый не обратил ровно никакого внимания. С одной стороны, это было хорошо, с другой – я прекрасно знала, как все окружающие без труда определяют, что кто-то сидит с любовницей. С ним Ник разговаривал совсем иначе, чем с девицами – не сверкал остроумием, совершая еле заметные плавные телодвижения, а говорил отрывисто и непринужденно. Я не слушала, о чем они, вернулась к своим мыслям, доедая мороженое. Может, дело не в моем муже, а наоборот, в том, что я так сильно любила Ника? Он творит дичь, а мне это совсем неважно. Разве это не похоже на настоящую любовь?

Они стали прощаться и тут неожиданно парень ткнул в меня пальцем.

– Это твоя жена?

– Нет, – рассмеялся он и уверенно сказал: – Намного лучше, чем моя жена.

Парень притворно стушевался, поднял руки в знак капитуляции:

– Понял, понял. Вопросов не имею.

Когда Ник посадил меня в такси и неуверенно поцеловал в щеку, я подумала, что люблю его больше жизни.

Глава 8

Сегодня мне всю ночь казалось, что я забыла выпить очень важное лекарство, которое мне выписали пару месяцев назад. Это привело меня в отчаяние. Наверняка во сне, как и я, метались сотни петербуржцев, только мы не знали друг о друге, и для каждого существовала только его собственная проблема. Я просыпалась раз в десять минут и слепо шарила по тумбочке в надежде найти пузырек с таблетками – но там ничего, только телефон, влажные салфетки для снятия макияжа и ночная сыворотка. Мозг упорно твердил, что мне необходимо принять лекарство. Зачем я должна пить лекарство? От чего? Я не находила ответа и чуть не плакала. «Спокойно, Нино, вспомни, что за таблетки ты принимаешь. Кто тебе их прописал?» Разве таблетки? – засомневалась я. Может, капли? Суспензия, свечи? Я трясла головой, пытаясь сообразить. Этой ночью я знала, что я болею, но не могла вспомнить чем. Алексей Александрович проснулся среди ночи, гладил меня по голове и убеждал, что я абсолютно здорова: «Тебе нужно лечь обратно, милая». Он скрывает от меня заболевание. Самое ужасное, что я не могу вспомнить о нем ничего. Только к утру, после тщательного анализа своих поступков, я вспомнила, что уже пару лет не посещала врачей, а значит, таблетки выписать мне никто не мог, и, следовательно, я не болею. Такая логичная развязка принесла мне облегчение, и я сразу уснула.

После полудня эта ночная история показалась мне сущим пустяком. Я подскочила на кровати, завернулась в одеяло и открыла ноутбук. Сообщение от мужа два часа назад: «Милая, доброе утро. Садимся в самолет! Пожелай мне удачи, целую». Досадливо смахнув сообщение, я открыла мем от Ийки и смеялась почти целую минуту («Кто тебе ближе Дон Жуан или Дон Кихот? Дон Периньон»), потом зашла в личный кабинет сервиса по поиску работы. Отказы, отказы, одни отказы. Круто. На хрен мне вообще нужна эта работа? Я с обидой хлопнула крышкой и отшвырнула ноутбук от себя.

Буду сидеть дома, уволю домработницу, наведу порядок, о котором так просит мой муж… Алексей Александрович неправдоподобный чистюля. Я села на кровати и решила снова перебрать в памяти все прегрешения мужа, чтобы оправдать наличие большой чистой любви в своей жизни. В синем блокнотике, который я держала на тумбочке прямо под рукой, были записаны все его проступки, хотя в бумаге не было особой нужды, я и так помнила все досконально. За последний год мой муж: опоздал на ужин (сорок четыре раза), не выключил свет на кухне (сто девять раз), не выключил свет на кухне после того, как я напомнила (шесть раз), сказал, что купит мороженое, и не купил (восемь раз), не ответил на звонок (тридцать раз), разбудил меня с утра (семнадцать раз), не разбудил меня с утра (девятнадцать раз)… список был длиннющий. Я приняла душ, оделась, заглянула по очереди в спальни мальчиков, нанесла косметику, распахнула по всей квартире шторы, насыпала в турку кофе. Надо все же обстоятельно подсчитать, достаточно ли этого, чтобы уйти от него? Вслед за этой мыслью пришла следующая: не могу больше жить так. Уйду, допустим от мужа, а что делать буду? На самом деле я и так живу практически одна с двумя детьми. Что изменится? Любовник мой крепко женат, из семьи не уйдет, поэтому придется мне жить у него в съемной квартире с двумя сыновьями, вот радость… Кто бы предложил еще. Может, взять детей и уехать жить в Тбилиси? Папа с радостью отдаст мне нашу семейную квартиру. Манящая грузинская экзотика. Все знают, что каждый третий житель Тбилиси горяч, как Гмерти. Там я и встречу мужчину, который по-настоящему мне подходит.

Мягкое жужжание телефона вывело меня из размышлений. Звонила Алиса:

– Какая же я дура, Нино! Мы с тобой полночи составляли чертово резюме, а я ведь знаю, что владелец элитного бизнес-клуба этажом ниже ищет себе персонального ассистента. Парень тысяча девятьсот восемьдесят третьего года выпуска, тебе понравится. Я с ним переговорила, у него свободный слот в четырнадцать сегодня, готов встретиться и обсудить твое резюме. Сможешь?