Уходя, я заметила, как психологиня схватилась за очки, наверняка ранена моим едким признанием в самое сердце.

Глава 11

Следующие несколько дней мы готовились к первому гипнотическому сеансу. Мы занимались фигней, но в целом мне нравилось. Николай Васильевич задавал дурацкие вопросы: «Когда вы последний раз улыбались?», «Что вы чувствуете, когда смотрите на своих детей?», записывал все в тетрадки, по старинке. Дальше я работала с приборами: пальцами поднимала грузики, завязывала узлы, сидела в датчиках, узнала, что такое раппорт (состояние доверия между гипнотизером и пациентом), диссоциированная возрастная регрессия (пациент остается в своем реальном возрасте и видит себя во внушенном возрасте как бы со стороны), гипермнезия («сверхпамять» или «повышенное воспоминание»), нанизывала бусины, выгибала из проволоки фигуры. Наконец в среду вечером я услышала заветные слова «Давайте попробуем».

В тот момент Николай Васильевич стоял около рабочего стола, на котором ползущими стопками лежали тетради: достал новую и уже минут десять трудился над листочками, с запредельной скоростью заполняя все новые и новые страницы. Я так быстро писать никогда не умела, мне редко приходилось работать руками. Я стала вспоминать, когда вообще пользовалась ручкой: получается только в те разы, когда надо ставить подпись на галочках в документах. Когда я уже подумывала отпроситься у него и сходить за кофе, он сказал:

– Вы помните, я говорил, что наша терапия будет зависеть от двух факторов: вашей гипнабельности и внушаемости? Настало время проверить, сможете ли вы вообще войти в нужное состояние. Давайте попробуем сегодня, готовы?

– Подождите, – я занервничала. – А что мне делать?

– Не волноваться. Я вам все буду говорить, не переживайте.

– Я буду вас слышать?

– Да, у загипнотизированных слух бывает в двенадцать раз чувствительнее, чем в нормальном состоянии. Интересный факт: вы не будете реагировать на других людей, если они сюда войдут, вы будете слышать только меня, подчиняться и исполнять мои внушения беспрекословно.

– Ого, заявочка.

– Установим раппорт – помните что это? Постарайтесь скопировать мое дыхание. Дышите в том же ритме и темпе, как я, следите за глубиной, Нино. Вдох и выдох, вдох, выдох. Не зажимайтесь, просто дышите.

В тишине я сосредоточилась, сконцентрировалась на своем теле. Мне не понравилось, что сказал Николай Васильевич: «подчиняться и исполнять внушения беспрекословно». А если я не захочу, смогу ли я каким-то образом противиться этому внушению?

– Нет, так у нас ничего не получится, – прервал он мои мысли.

Я открыла глаза:

– Почему?

– Вы мне не доверяете, не можете расслабиться.

– Как вы поняли?

– Видно по вашей позе. Основной страх перед гипнозом – это потеря контроля. Давайте так… – Николай Васильевич подошел к сейфу, открыл и достал из шкафа сертификаты и дипломы. – К врачу должен быть высокий уровень доверия. Чтобы вы начали мне доверять, я докажу, что мне можно доверять. Я учился на врача шесть лет, потом еще два года в ординатуре, потом ушел жить в леса, чтобы в течение семи лет постигать внутренние механизмы работы человеческой памяти. После сорока лет долгое время изучал гипнологию в Азии…

Я повертела в руках бумажки: гипноз был темой его диссертации.

– Честно говоря, Николай Васильевич, мне все равно. Я не верю в дипломы. У меня у самой их нет, и мне они ни о чем не говорят. Как я вообще могу довериться человеку, которого вижу третий раз в жизни?

– Вот, подумайте.

– Не знаю, скажите мне.

– Я тоже не знаю, Нино, это очень индивидуально. Тут вы должны помочь мне, ведь транс – в первую очередь результат сотрудничества. Нам с вами нужно выстроить человеческие отношения, которые существуют, к примеру, между учителем и учеником, врачом и пациентом, родителем и ребенком. Это определенный уровень доверия и принятия. Если у нас получится, любые техники будут приносить результат, а если нет, то увы.

– Как же это сделать?

– Представьте: вы встречаете мужчину, для вас первое время он чужой, потенциально опасный. В какой момент вы начинаете ему доверять?

– После секса.

– Извините, спать я с вами не могу. Врачебная этика, – на полном серьезе ответил он.

Этот старый дурачок подумал, что я бы хотела заняться с ним сексом, вот забавно. Да я бы даже не посмотрела в его сторону, не будь мы с ним заперты в одном кабинете. Я чуть не расхохоталась, но сдержалась: этого мужичка нельзя обижать, он может еще пригодиться.

– Тогда нет других вариантов.

– Вы считаете человека за своего только после физической близости?

– Вот только не надо сейчас меня судить.

– Замрите, Нино, закройте глаза. Что бы я сейчас ни сделал, не открывайте их.

Он подошел ко мне и положил руки на плечи, мягким усилием заставил распрямиться и принять нужную позу: ладони лежат на коленях, ступни устойчиво стоят на полу.

– А сейчас, когда вы сидите так удобно и расслабленно, подумайте о своем теле. Я хочу, чтобы вы почувствовали разницу между ощущениями правой и левой руки, ощутили слабое тепло, проникающее в вас, на кончиках пальцев: большой, указательный, средний, безымянный, мизинец – чувствуете? Покалывание в правой ладони, теперь в левой. Я очень легко касаюсь вашей правой руки. Мои пальцы на вашей ладони, вы чувствуете кончики моих пальцев? А своих?

Как только это началось, для меня стало очевидным, что сам гипноз имеет сильный сексуальный подтекст. Еще бы: по сути, ты передаешь власть над собой другому человеку, при этом сознание затуманено, а чувства вскрыты и выставлены напоказ, очень уязвленная позиция, как раз для тех, кто тащится от нижней роли. Интересно, как это – заниматься сексом под гипнозом? Если бы Николай Васильевич был помоложе и посимпатичнее, я бы наверняка ему все это предложила, но уж слишком он неподходящий для такой роли персонаж – как бы это сказать, нафталиновый. Слово «нафталин» само отдавало нафталином.

Врач аккуратно держал меня за кисть – я ощущала грубоватые шершавые кончики его пальцев, пальцев человека, у которого есть предрасположенность к артриту: четыре сверху, большой снизу, и совершал мелкие движения, чередуя нажим. Я подумала, что он играет со мной как кошка с мышкой. Мне стало от этого щекотно.

– Спокойно, Нино. Я забочусь о вас, вы можете мне доверять, полностью. Транс углубляется. Вы устали, Нино, вам нужно немного отдохнуть и расслабиться. Когда вы последний раз отдыхали? Почему бы вам действительно не успокоиться, Нино? Здесь вы в безопасности.

Он несколько раз повторил мое имя, проговаривая каждую букву, это показалось мне даже слишком интимным, словно он хотел установить со мной настоящую близость. Мысли затуманились: я погружалась в странное состояние, не вполне мне подотчетное. Его голос стал бархатистым, а я почувствовала что-то наподобие сексуального транса. Я опять стала думать про секс под гипнозом. Я нравлюсь вам, Николай Васильевич? Как сильно? Как я могу не нравиться. Все же интересно, может ли старикан воспользоваться отсутствием моего сознания и трахнуть меня прямо здесь? Я же почувствую это? Он мурлычет как пожилой кот. Так, о чем я думала? Все про то же. Я какая-то извращенка, ей-богу. Что, прямо на стуле? Ему же надо будет перенести меня хотя бы на кушетку, она стоит в другом углу, а я достаточно тяжелая. И если он вознамерится меня перетащить, я просто обязана проснуться, ведь так? Невозможно же, чтобы я совсем ничего не заметила? Он же не накачал меня психотропниками или транквилизаторами. Где-то в глубине души, возможно, я бы хотела иметь такой опыт. Возможно! Это не точно.

Тут я почувствовала на своем лице его ищущий рот. Оба-на, вот тебе и старикан. Значит, я все же ему понравилась – ну естественно. За долгие годы у меня накопился опыт общения с мужчинами, все, за редким исключением, хотели меня поиметь, я уже привыкла. Или он решил поцеловать меня, чтобы я начала ему доверять? Ага, в чисто медицинских целях. Чтобы стереть между нами физическую границу? Смело, Николай Васильевич, вы отличный врач.

Сначала я хотела оттолкнуть его, но он целовал осторожно и приятно, захватил сначала верхнюю губу, потом нижнюю, от него пахло спелостью, как от подгнивающего яблока. Подумав, я приоткрыла рот. Хочет? Пожалуйста. В принципе, я люблю давать мужчинам, что они хотят, для женщины это так естественно. У его языка был вкус мятного леденца. Доктор, в детстве я любила барбарисовые конфетки, а мятные ела только иногда. Проблема мятных заключалась в том, что они через некоторое время начинали щипаться, поэтому я их немного обсасывала, а потом вытаскивала изо рта и оставляла на хранение в разных комнатах. Где только их не находила моя мать: под подушкой, на музыкальных дисках, на клавиатуре. Мне кажется, некоторые из них она находит до сих пор. А вы любите конфетки, доктор?

Как ни странно, наш поцелуй был потрясающим, несмотря на то что этот мужчина совсем не нравился мне. Сколько, он сказал, ему лет? Пятьдесят семь, пятьдесят восемь? Не такой уж и старый, в самом деле, может, в постели он будет трахаться как в последний раз, чувствуя, что я последняя женщина в его жизни. Ну, кроме жены. Ему почти шестьдесят, Нино! Очнись! Интересно, он женат? Вам тоже не нравится Питер, доктор? Город такой мрачный. Если вы не женаты, можно мы будем встречаться здесь пару раз в неделю? Я позволю вам делать все, что пожелаете.

Этот поцелуй был не похож ни на один в моей жизни: он длился вечность, и я, плывущая между сознательным и бессознательным, выныривала и погружалась в эти теплые потоки с головой. Рассудок разучился прикидывать время даже приблизительно. Этому нет предела и не будет, подумала я. Теперь все было сказано между нами. Все понятно. Мой врач – это мой проводник, он должен ощущать меня так же, как и себя, проникнуть внутрь, и сейчас мне казалось очевидным, что наша физическая близость должна случиться как можно скорее.

Его большие ладони по-прежнему у меня на плечах, я чувствую их тяжесть, да или нет? Они уже давно ниже, врач ощупывает грудь сквозь шелковую ткань, потом живот.

– Ничего, если я кончу тебе в рот? – откуда-то издалека говорит Николай Васильевич.

Я вздрогнула и открыла глаза: моя левая рука взмыла вверх, а врач сидел напротив меня на приличном расстоянии.

– Нино, вы слышите меня? Чувствуете мои касания?

– Слышу, – пролепетала я.

– Почему открыли глаза? Все хорошо?

– Все нормально.

Совсем уже с ума сошла, вообразить такое. Какой стыд. Я надеялась, что он не заметил мои жеманные кривляния, приоткрытый рот и разгоряченные щеки – они выдавали меня всегда в первую очередь. А вдруг я стонала? Боже, только бы не это.

Его плавная речь текла непрерывно:

– Посмотрите на свою руку, Нино, удивитесь, что она вам больше не принадлежит. Если вы захотите проникнуть в это состояние еще глубже, закройте глаза, рука будет опускаться, опускаться… а вы погружаться дальше и дальше. В то время, как вы слушаете меня, ваше подсознание открывает свои двери. Дыхание становится спокойнее, вы замираете. У вас прекращаются произвольные движения. Я хочу, чтобы вы поняли: вы продолжаете видеть и слышать все, что происходит. В своем воображении вы можете представить длинный коридор, по бокам которого находятся проемы. Здесь в игру вступает ваше воображение. Вы слышите мой голос, правда? Ничего не изменилось.

Я кивнула: «Нет, не изменилось».

– Когда вы будете полностью готовы к тому, чтобы этот транс углубился, бессознательное позволит сделать вам глубокий вдох, слегка потянуться, одновременно с этим ваша левая рука начнет медленно опускаться. По мере того как рука опускается, транс углубляется…

Никогда ничего не получится, вздохнула я, моргнула и вместо кабинета увидела коридор.

Глава 12

– Нино, вы слышите меня?