– Каким образом?

– Бутик подвергает клиента серии тестов.

– Бутик?

– Я разве не сказал? Наше подразделение. Нечто вроде «Юрасика», «Базилио» или «ROMA-3», но для самых изощренных клиентов. Он так и называется – «Левый Путь». Вернее, «Налево».

Ломас протянул мне картонную карточку с золотым обрезом. На ней был квадратик кода в углу и золотые буквы:

– Никогда не слышал.

– Сведения об этом бутике делаются доступными на пятом таере, – улыбнулся Ломас. – А у вас второй. На мелких таерах ходят только слухи, но мы контролируем информацию. И, естественно, не разглашаем сведения о клиентах. Сами они тоже помалкивают.

– А зачем такая секретность?

– Клиенты «Левого Пути» – мировые дигнитарии. Бизнес-лидеры. Моральные и духовные авторитеты. Финансовые маяки человечества. Если общественность узнает, что в свободное время они идут по пути зла, это может привести к негативным имидж-эффектам. Общественность возмутится.

– Я сильно сомневаюсь, – сказал я.

– Почему?

– Во-первых, – ответил я, – все зависит от того, кого мы назначим общественностью. Во-вторых, если корпорация не включит мнение общественности в меню, про него никто никогда не узнает. В-третьих, придется долго объяснять, что такое левый путь. В-четвертых, люди не станут ненавидеть мировую элиту сильнее. Это невозможно технически.

– Все верно, – сказал Ломас. – На фоне прочих узоров нашего бытия подобное может показаться ерундой. Но репутационная безопасность клиента складывается из тысяч факторов. Тут действует статистика. Мы работаем со стогом сена, каждая соломинка в котором потенциально способна переломить хребет верблюду. Поэтому защищать верблюдов приходится от любого стебелька. Другого способа нет.

– Неужели богатые клиенты разбираются в левых путях?

– На пятый таер, Маркус, иначе как по левому пути не заберешься. Хотя есть, конечно, исключения… – Ломас сделал паузу, чтобы я понял, о ком он. – Но часто наши клиенты не понимают собственного сердца. Они талантливые самоучки порока. Гении интуиции и инстинкта. Выйдя на покой, они с удовольствием ныряют в этот мрак осознанно.

– Кто составляет им маршрут и скрипт?

– Помогает бутик.

– Как именно?

– Сети проводят серию тестов, – сказал Ломас. – Допустим, кто-то склонен к некромантии или церемониальной магии – он это и получает. Обычно программа делает микс из нескольких левых путей сразу.

– Почему?

– Любой духовный маршрут, даже самый экстремальный, сам по себе однообразен. Это повторение одного и того же усилия изо дня в день. Слово «путь» существует не зря. Идти по такой дороге – приключение длиной в жизнь. Событий мало. Кино про это не снимешь. А у клиентов пользуются спросом динамические программы, наполненные разнообразными переживаниями, приключениями и спецэффектами. Им не должно быть скучно, понимаете? Поэтому нейросети чаще всего делают для них коктейль.

– Понятно, – сказал я. – Как я понимаю, это совершенно легальная активность?

– Конечно. Хоть и не афишируемая.

– Тогда почему она вызывает интерес у нашего отдела?

– Здесь, Маркус, начинается та часть истории, которую вам, скорей всего, потом сотрут из памяти. Несколько клиентов бутика «A SINISTRA» – на сегодняшний день уже трое – пропали.

– Пропали в каком смысле? В духовном?

– Не шутите так. В самом обычном материальном. Если хотите, в телесном. Они исчезли.

– Вы говорите про мозг?

Ломас кивнул.

– Он исчез вместе с цереброконтейнером?

– Нет, – сказал Ломас. – Мозг исчез из цереброконтейнера.

– Тогда это ответственность обслуживающего персонала. Кто-то попросту распечатал банку и выкрал мозг.

– Мы начали с этой версии, Маркус. Но даже не стали ее прорабатывать. Вариант со взломом банки исключился сразу.

– Почему?

– Контактная обвязка во всех случаях не повреждена.

– Ну и что?

– Вы представляете себе архитектуру подключения отделенного от тела мозга к нейросетям нашей корпорации? Его механику?

– Нет, – сказал я честно.

– Это ажурнейшая и нежнейшая конструкция, которую выстраивают микромашины и наноботы. Мельчайшие проводящие волоски. Операция стоит так дорого, потому что по количеству процедур это равносильно строительству города, только в микромасштабе. Человеку, даже самому опытному хирургу, такое не под силу. Тем более невозможно снять мозг с микропроводов, не повредив контактную обвязку.

– А что с ней случилось?

– Ничего. В этом все и дело. Она просто плавала в контейнере. Совершенно целая, ее исследовали под микроскопом. Она настолько нежна, что к ней нельзя прикоснуться, не повредив. Но механических повреждений нет совсем. Мало того, на нервных коммутаторах не осталось никаких биологических следов мозга. Что по представлениям современной криминалистики невозможно. Такое чувство, будто мозг…

– Растворился?

– Да. Но он не мог раствориться в той самой спинномозговой жидкости, в которой до этого плавал. Ее состав тщательнейше контролируется системой.

– А контрольный фид? Что именно происходило с участниками симуляции прямо перед их исчезновением?

– Мы не знаем.

– Как так?

– Контрольная запись в бутике «A SINISTRA» не ведется. Это одно из условий контракта. Другое условие в том, что мы не знаем точного содержания симуляции, создаваемой для клиентов нейросетями.

– То есть фида нет даже у нас?

– Даже у нас. Нейросеть ничего не помнит. Память, Маркус, стирают не только вам.

– А могло быть так, – сказал я, – что персонал слил из банки спинномозговую жидкость, нацедил туда какую-нибудь кислоту, подождал, пока мозг в ней растворится, а потом…

Ломас посмотрел на меня так мрачно, что я не стал продолжать.

– Это совершенно необъяснимый с научной точки зрения феномен. Я связываю его не с механическими причинами, берущими начало во внешнем мире, а именно с духовной стороной опыта.

– То есть?

Ломас прочертил ладонью линию на столе.

– Есть великий водораздел между материей и духом, на который корпорация все время натыкается в своей работе. Он непреодолим. Тем не менее материя и дух способны действовать друг на друга. Специализация нашей корпорации – материальное воздействие на дух…

– Да, – сказал я.

– А здесь обратный случай. Воздействие духа на материю. И вы, как элевсинский мист, идеально подходите для расследования этого кейса.

– Мне очень помогло бы, – ответил я, – если бы вы позволили вспомнить мой элевсинский опыт.

– Не волнуйтесь, Маркус. Ваша душа все помнит. Не помнит только зыбкая человеческая память.

По духовным вопросам с Ломасом лучше не спорить.

– Воздействие духа на материю, – повторил я. – Вы полагаете, мы имеем дело с феноменом наподобие… Что там – телекинез, столоверчение, все вот это?

– Нет, – сказал Ломас. – Телекинез и столоверчение тут ни при чем. Есть гораздо более близкие казусы.

– Полтергейст? – нашелся я.

Ломас отрицательно покачал головой.

– Радужное тело. Я в данном случае имею в виду не аватар для гей-прайда, а учение тибетского ламаизма, хотя в визуально-эстетическом оформлении есть много интересных параллелей. Но я в этой области не специалист, закажите лучше справку.

Я вызвал справку HEV. Время остановилось – веко Ломаса замерло посередине глаза, не дав ему моргнуть до конца.

TH Inc Confidential Inner Reference

Радужное Тело – высшая реализация в традициях тибетского буддизма и религии Бон, когда физическое тело адепта растворяется в пространстве, превращаясь в радужное сияние (независимой верификации подлинности такого феномена нет). Является результатом углубленной многолетней практики Тхогал, а также некоторых других мистических учений.

Перед реализацией радужного тела адепт обыкновенно просит запереть его в одиночестве в удаленном…

Ниже шло много мелкого коричневатого текста, но я уже понял главное и отключил справку, чтобы снизить стресс.

Время на самом деле не останавливается – ускоряется мозг. Если злоупотреблять системой HEV, гарантированы депрессия и бессонница. Система их лечит, но мозг все равно изнашивается.

– Вы полагаете, наши баночники реализуют радужное тело?

– Вряд ли. Но происходит что-то похожее.

– Тибетские учения входят в комплект левого пути?

– Не знаю.

– То есть?

Ломас пожал плечами.

– Я уже сказал, что мы не в курсе, какие программы составляет для каждого клиента нейросеть. Это приватная информация, и она нигде не фиксируется. Но я сомневаюсь, что мы имеем дело с радужным телом.

– Почему?

– Вы не дочитали справку, Маркус. Во-первых, при его реализации наблюдают пятицветное сияние, радуги и так далее. Ничего подобного персонал цереброхранилища не замечал. Во-вторых, чаще всего реализация не дает полного растворения – тело просто уменьшается. В нашем случае не было замечено ни радуг, ни останков мозга. В-третьих, буддизм – это гуманное учение, основанное на сострадании и самоограничении. О левых путях такого сказать нельзя. Сама исходная мотивация адепта совершенно иная. Значит, это не радужное тело. Но, возможно, феномен близкой природы. Нечто похожее, только из инфернальной зоны духовного спектра.

– Например?

– Возможно, исчезнувшие экскурсанты приблизились к великим тайнам бытия – и наша реальность таким образом себя защитила.

– К каким именно тайнам? – спросил я.

Ломас улыбнулся.

– А это, Маркус, предстоит выяснить вам.

– И как?

– Вы еще не догадываетесь?

– Корпорация хочет, чтобы я изучил левые пути? На это жизни не хватит. И у меня так себе с аналитикой.

– Все проще, – сказал Ломас. – Мы направим вас в творческую командировку. Купим вам личный трип в «Левом Пути».

– Вы хотите, чтобы мой мозг тоже растворился?

– Разумеется нет, – ответил Ломас. – Но другого способа я не вижу. Privacy клиентов высокого таера защищают так серьезно, что мы не выясним ничего про их переживания и опыт, если не зашлем туда нашего человека. Этим человеком будете вы, Маркус.

– Вы, насколько я понимаю, собираетесь отправить меня по терминальному маршруту?

Ломас кивнул.

– Но как вы восстановите скрипт, где клиенту приходит кирдык? Ведь мы не знаем, что там происходит. А мозг во время трипа исчезает не у всех.

– Не у всех, – согласился Ломас. – Но мы заметили любопытную корреляцию между параметрами тех клиентов, с кем это произошло.

– То есть?

– Перед тем, как нейросеть создаст ваш маршрут, – сказал Ломас, – вы пройдете в бутике тест и заполните подробную анкету. У погибших совпадают многие черты. Судьбы, интересы. Запросы. Данных недостаточно для широких обобщений и выводов, но нейросеть сумела составить профиль максимального риска. Мы заполним вашу анкету сами.

– Можно будет посмотреть?

– Нет, – улыбнулся Ломас.

– Почему? Там что-то плохое?

– Дело не в этом. У вас может сформироваться набор ожиданий и опасений, который помешает адекватно участвовать в опыте. Изменится отношение к происходящему. А вы должны быть полностью прозрачны.

– Тесты вы тоже за меня сдадите?

– Нет, – ответил Ломас. – Это другое. Для нормального взаимодействия с нейросетью вам необходимо познакомиться с ней лично. Тесты придется пройти самому. Это как примерка у портного.

– Когда и как?

Ломас положил на стол папку из крокодиловой кожи с золотыми углами.

– Договор внутри. Он типовой.

Я взял папку и зачем-то понюхал ее. Никаких неожиданностей – она пахла дорогой кожей. Запах богатства. На старших таерах любят делать вид, что никаких электронных коммуникаций еще не изобрели.

– Ознакомьтесь в приемной. Можете не слишком вникать. Изменений все равно не будет.

– А могу я…