– Знаете, – сказал он наконец, – когда наши клиенты употребляют выражение «non-playing charachter»^[1], я все время вспоминаю старую притчу. Буквально еще карбоновую. Сидит человек и размышляет: а вдруг я тоже NPC? Постепенно его охватывает ужас – и, чтобы успокоиться, он начинает рассуждать логически. Так, думает он, у меня те же самые мнения по поводу происходящего на планете, что у богатых поп-звезд. Я полностью разделяю моральные ценности, спущенные человечеству красноволосыми активистками и транснациональной финансовой элитой. Я слово в слово повторяю то, что мне впаривают легавые медиа, контролируемые олигархами и спецслужбами. Живые реальные люди ведут себя именно так. Значит, я настоящий…

Я догадался, что «легавые медиа» было вольным переложением английского «legacy media». Довольно точно, и возвращает к истокам идиомы.

– Point taken, – сказал я. – С философской точки зрения вы правы, Ларт. Но мне интересно – встретятся ли мне аватары других участников симуляции? Как это бывает, например, в ROMA-3?

– Теоретически такое возможно, – ответил Ларт. – Хотя клиентов у нас неизмеримо меньше. Все зависит от маршрута. Гарантировать я ничего не могу, но вероятность подобного крайне мала. Правильнее считать, что во время путешествия вы будете взаимодействовать с различными аспектами вашей собственной души.

– Души?

– Ну или личности. Не будем цепляться к словам.

– Замечательно, – сказал я. – Кроме часовни Ломаса, будут еще какие-нибудь когнитивные окна?

– Трудно сейчас сказать, – ответил Ларт. – Мы стараемся их по возможности избегать, чтобы не перегрузить мозг. Это может потребоваться, например, по медицинским причинам. Но лучше, чтобы подобного было меньше. Такие коммутации спрятаны от сознания, но могут привести к серьезным психическим напряжениям.

– Я про это слышал.

– С вашим личным ритуалом, господин Крамер, все обстоит с точностью до наоборот. Напряжение может возникнуть, если лишить вас привычного духовного опыта. Мы понимаем, насколько вы преданы духу Ломаса.

Интересно, что они понаписали в анкете.

– Я обязан ему всем, – ответил я. – В том числе и нашей с вами встречей. И своим пятым таером. Поэтому спасибо за бережное отношение к моим причудам.

Ларт улыбнулся.

– Я кое-что знаю о баночных брокерах и тайных ритуалах по манифестации денег. Подобное меня не удивляет.

Он поднял парчу, закрывавшую поднос.

– Теперь можно перейти к подписанию договора.

На подносе лежали скальпель, гусиное перо и ватный тампон. Рядом – архаическая баночка с йодом, по виду еще из тех времен, когда в аптеках продавали героин.

– Зачем это? – спросил я. – Хотите кого-то резать?

– Наши договоры по традиции скрепляются кровью даже в симуляции.

– Но кровь же не настоящая.

– Это как посмотреть, – сказал Ларт, берясь за скальпель. – Поднимите рукав, пожалуйста…

– Уй, – вскрикнул я, когда он кольнул меня своим инструментом.

– Больно? – спросил Ларт участливо. Боль в руке была неожиданно сильной.

– Да, – ответил я.

– Болит ведь взаправду?

– Вполне.

– Значит и кровь настоящая. Подписывайте…

Я взял перо, макнул его в красное пятнышко на своей коже и подписал последнюю страницу.

Ларт налил йода на ватку и приложил к моей руке.

– Держите так пять минут, – сказал он.

– Можно не волноваться.

– Понимаю вашу иронию, – ответил Ларт, – но скоро вы забудете, что вы в симуляции.

– Забуду? – спросил я. – Но я не думал, что все случится так внезапно. Я полагал, у меня есть некоторое время…

– Симуляция начинается немедленно после подписания договора, – ответил Ларт. – В нем это ясно сказано. Вы забыли?

Черт, надо всегда читать бумаги, которые подписываешь кровью. Даже когда начальство не советует.

– Да, конечно. Просто я интерпретировал слово «немедленно» чуть иначе.

– Не надо ничего интерпретировать, – сказал Ларт и встал из-за стола. – Пойдемте со мной. У нас остается немного времени, и я покажу нашу местную достопримечательность. Совершенно бесплатно. Вы такого нигде больше не увидите.

Я понял, что отказаться будет невежливо. И у меня оставались еще кое-какие вопросы.

– Далеко?

– Нет, – ответил Ларт. – Прямо под нами.

– А как мы туда попадем?

Ларт улыбнулся и сдвинул стол в сторону. Под ним был деревянный люк.

Я помнил, что ведущая под землю дверь часто означает переход с одного уровня симуляции на другой – или выход из нее. Это общепринятый среди проектировщиков символизм, своего рода азбука. Но здесь все выглядело солидно и натурально – ржавое кольцо, покрытый известью дуб. Такие люки в Тоскане всюду.

Под люком оказалась лестница, ведущая в подвал. Ларт взял со шкафа керосиновую лампу.

– Не отставайте, – сказал он. – Там темно.

Внизу, как я и ожидал, была кладовая. В одной из ее стен оказалась дверь, за которой начался длинный и узкий скальный проход. Через несколько шагов по нему я понял, что это античные катакомбы.

– Какая-то «Тысяча и одна ночь», – сказал я. – Похоже на пещеру сарацинского мага…

– Почему сарацинского? – спросил Ларт.

– Не знаю. Так подумалось.

– Это место куда древнее. Здесь был подземный некрополь. Каменные саркофаги, совсем маленькие. Стоят в нишах. Очень много черепков с этрусскими именами, написанными копотью. Видимо, какие-то погребальные обычаи…

Меня не удивило, что Ларт рассказывает о том же, о чем я недавно заказывал справку. Мой запрос, скорей всего, и был причиной. Я увидел ниши с саркофагами. Они действительно были крошечными – в таком мог уместиться только пепел.

Проход расширился и вывел нас в подземную пещеру. Ларт ушел вперед. Я остановился, боясь споткнуться – и в этот момент вспыхнул свет. Подземный грот осветила гирлянда ламп.

– Электричество провели археологи, – сказал Ларт. – Тут бывают экскурсии. У нас просто персональный вход.

Грот оказался не вполне естественным. Его своды переходили в рукотворные каменные арки, очень старые. А в центре чернел огромный идеально круглый колодец с покатыми краями. Он казался сделанным из серозеленого бетона и был таким широким, что я видел отражение электрического света в воде далеко внизу.

Шахта под античным городом. Может быть, сюда бросали приносимых в жертву еще тогда, когда никакого города наверху не было…

– Вы слышали про так называемые колодцы Запада? – спросил Ларт. – Иногда их называют колодцами Вечности.

– Нет, – ответил я.

– Эзотерическая мифологема. Запад означает тайну, подсознание, секретный маршрут, смерть и так далее. Колодец – источник мудрости и знания. Вы видите сейчас своими глазами, откуда взялся этот миф.

Я подошел к краю шахты.

– А что за осел на стене? Почему он красный? Это рисунок?

– Мозаика. Потому и сохранилась. Краска здесь не выживет. Символизм понятен, да? Красный цвет означает страсть и жизненность, а осел, наоборот, символ терпения и трудолюбия. Такой вот противоречивый образ.

– Почему вокруг серое пятно?

– Это от пальцев. Или ладоней.

– Чьих?

– С давних пор считается, что прикоснуться к ослу означает заручиться поддержкой сверхъестественных сил. В путешествии вроде вашего это пригодится. Хотите его потрогать?

Я оглядел шахту.

– Боюсь поскользнуться.

– Ничего, – сказал Ларт. – Идите сюда…

Я подошел к краю колодца. Чтобы коснуться осла, надо было встать на каменный карниз. Следовало за что-то держаться.

– Давайте, – сказал Ларт. – Первые несколько шагов вполне безопасно, а потом я вас подстрахую.

Это казалось рискованным, но вся стена вокруг мозаики была в отпечатках ладоней, и я решил попробовать. Ларт протянул мне руку, когда я встал на карниз. Я шагнул раз, второй, коснулся осла – и тут же свет в гроте погас.

Видимо, от испуга Ларт отдернул руку, но в моем кулаке осталось что-то твердое, словно его пальцы оторвались от кисти. Я покачнулся, но удержался на ногах. Мне стало страшно. Я не знал, куда поставить ногу для следующего шага.

К счастью, в этот момент свет несколько раз мигнул – и загорелся вновь.

Ларт куда-то исчез.

В моей руке был глиняный черепок размером примерно в ладонь. Я поднес его к лицу и увидел выведенное тонкой копотью слово:

LARƟ

Я бросил черепок в колодец. До всплеска воды прошло тошнотворно много времени. Потом свет замигал опять. Я подумал, что окажусь в темноте, и заспешил по карнизу назад. Первый шажок получился. Второй тоже. Я успокоился – и в этот самый момент поскользнулся.

Схватиться было не за что.

В это время я еще осознавал происходящее как симуляцию. Но страшно мне стало все равно.

Как только мои ноги оторвались от карниза, я вспомнил баночную конспирологию о том, что падение в пропасть предшествует превращению в Прекрасного Гольденштерна. Ходили слухи, что из гуманизма корпорация подключает исчерпавших свое время баночников к одинаковой пост-сервисной галлюцинации, стараясь дать им какое-то подобие загробной жизни. Делается это без корпоративных гарантий и амортизации оборудования: сколько железо пробулькает, столько мозг и будет жить. И только после окончательного отказа системы жизнеобеспечения мозг уничтожают. Возможно, раньше я знал об этом чуть больше, только все стерли.

Но у меня второй таер, успел подумать я. Мне это не грозит еще лет двести. Значит…

Дальше был удар о воду и чернота.

***

Сидевший в таверне человек выглядел странно.

Он был одет в дорогое, но рваное платье – видимо, побывал в переделке. Его лицо украшали усы и холеная бородка с наросшей вокруг щетиной. Он казался привлекательным и неприятным одновременно – я видел на его красивом лице явную печать греха. На плечах незнакомца висел красный плащ, забрызганный дорожной грязью. Фехтовальщики любят такие, потому что на них не видна кровь – своя и чужая.

– Это известный чернокнижник, – шептались у входа. – Он бежит из Рима, где поругался с двумя кардиналами. Обещал, что уйдет отсюда, если его накормят. Иначе накличет на нас порчу…

– Нужно его убить, – говорили одни.

– У него длинная рапира, – отвечали другие. – Наверняка на ней яд. Он уколет тебя один раз, и ты умрешь. Лучше его не злить.

– Если помочь беглому чернокнижнику бесплатно, нас могут наказать. Мы станем сообщниками. Он должен заплатить за еду – тогда в этом не будет преступления.

– У него нет денег.

– У него с собой лютня, пусть сыграет и споет. Накормим его за это, и пусть идет своей дорогой. Скажем, что наградили бродячего артиста за выступление. За такое не карают…

Меня – наверно, за малый рост и испуганный вид (в то время мне исполнилось двенадцать лет и жизнь моя была полна страха и боли) – выбрали сообщить странствующему чернокнижнику вердикт общества.

Незнакомец насмешливо посмотрел на меня и согласился – кажется, моя просьба его развеселила. Он подождал, пока народ заполнит таверну, поднял свою лютню, поклонился и начал перебирать струны.

Подобной песни я не слышал никогда. Она не походила ни на фротоллу, ни на канцонетту – скорее напоминала необычный рваный мадригал. Мелодия зачаровала меня с первых звуков, но в самую душу поразили слова, хоть всей их глубины я тогда не понял.

Песня была про лестницу в небо. Про запретное восхождение к Абсолюту, которое на свой страх и риск предпринимает отважная и отчаянная душа.

Я знал, конечно, что думают про чернокнижников попы. Но я никогда прежде не слышал, что говорят про свою науку сами чернокнижники. Это не был рассказ в обычном смысле – просто песня. Но я понял из нее больше, чем узнал бы из ста книг.

Суть тайной науки заключалась в том, чтобы всеми правдами и неправдами взбираться по уходящей к небу лестнице запретного пути. Какая гордость и одиночество… Какая красота и сила… Какое лекарство от уязвимости и страха… А открывающийся вид…