Анастасия Леманн: Борщ, измена и тапочки

Глава 1

Знаете, что самое обидное в измене? Нет, не предательство. И даже не ложь. А то, что застаёшь её всегда в самый неподходящий момент. Вот как я – в розовых тапочках-зайцах с оторванным ухом и с половником в руке. Половник, кстати, тоже с историей – свадебный подарок от свекрови. «Чтоб суп варила, а не ерундой занималась», – сказала тогда. Ну что ж, мамаша, суп я варю. Точнее, борщ. А вот ваш сыночек ерундой как раз и занимается.

Но обо всём по порядку.

18 декабря, вторник, половина восьмого вечера. Я стояла у плиты и колдовала над борщом. Тем самым, маминым, со свёклой с дачи, с секретным ингредиентом (ложка сахара, но это между нами). Завтра у нас с Серёжей годовщина – тринадцать лет, между прочим. Чёртова дюжина, как выяснилось позже. Но тогда я ещё не знала, что примета сработает с точностью швейцарских часов. Которые, кстати, Серёжа себе купил месяц назад. «Премию дали», – сказал. Ага, щас! Премию ему Машка дала, как выяснится через двадцать минут.

Борщ булькал в кастрюле, как гейзер в Йеллоустоне (видела в передаче по «Дискавери»). Капуста уже размякла, картошка разварилась в самый раз, морковка отдавала сладость. Красота! Я помешивала варево и мурлыкала что-то из «Позови меня с собой», кажется. Вот уж позвал, называется. Прямо в ванную позвал, гад!

Барсик – это наш кот, рыжий террорист семи лет от роду – сидел на своём любимом стуле и смотрел на меня с таким выражением морды, будто я не борщ варю, а цианистый калий развожу. Потом вдруг вскочил, выгнул спину дугой и зашипел на дверь. Да так зашипел, что чайник на соседней конфорке присвистнул в знак солидарности.

– Ты чего, Барсюня? – удивилась я. – Мышь учуял? Или крысу?

Как в воду глядела. Крысу он учуял. Двуногую. В красном кружевном белье.

Кот продолжал шипеть, причём так выразительно, что шерсть дыбом встала. У него, не у меня. Хотя потом и у меня тоже встала, но это уже другая история.

– Да что с тобой, охламон рыжий? – я погрозила ему половником. – Опять соседский Мурзик на площадку нагадил?

Барсик фыркнул, спрыгнул со стула и демонстративно ушёл в коридор, задрав хвост трубой. Обиделся, значит. Ну и ладно, у меня борщ важнее кошачьих истерик. Хотя надо было прислушаться. Коты – они чувствуют. Особенно предательство. И крашеных за версту чуют.

Попробовала на соль – маловато. Соль у нас хранится в ванной, в шкафчике. Не спрашивайте почему – это ещё со времён ремонта повелось, когда кухню красили, а жить-то надо было. Так и осталась. Традиция, мать её. Дурацкая традиция, как и привычка Серёжи говорить «я на важной встрече», когда он… Впрочем, я забегаю вперёд.

Выключила газ (борщ должен настояться, это вам любая хозяйка скажет), сняла фартук с вишенками – подарок Серёжи на прошлое восьмое марта – и пошлёпала в ванную. В тапочках-зайцах, разумеется. Левый заяц грустный – ухо ещё в прошлом году оторвалось, когда Барсик решил поиграть в тигра-охотника. Пришила, конечно, но криво. Теперь заяц похож на ветерана боевых действий. Или на меня после тринадцати лет брака.

Коридор у нас длинный, метров пять. По пути прошла мимо нашей спальни (дверь приоткрыта, странно – Серёжа всегда закрывает, особенно когда там «важные документы раскладывает»). Мимо гостиной (телевизор бубнит, новости про доллар, опять растёт, зараза, как и аппетиты некоторых). До ванной оставалось два шага, когда я услышала… хихиканье?

Женское такое, игривое хихиканье. Знаете, как в дешёвых сериалах, когда героиня изображает дурочку? Вот именно такое. Только в сериалах это смотрится менее пошло, чем звучало из нашей ванной.

Дверь в ванную была приоткрыта, оттуда лилась полоска света и… пар. И ещё – запах. Чужих духов. Приторных таких, французских. Я эти духи ненавижу с институтских времён – одна стерва из параллельной группы ими поливалась. Литрами поливалась. Кстати, её тоже Машкой звали. Совпадение? Не думаю!

– Серёженька, ну ты даёшь! – услышала я голос. Знакомый до боли голос. До зубной боли. – Шампусик ещё плесни!

Шампусик?! ШАМПУСИК?!! Да я ему сейчас так плесну!

Я толкнула дверь.

То, что я увидела, навсегда отпечаталось в моей памяти, как фотография. Только хуже качеством и без возможности удалить. И без фильтров. Хотя фильтр бы не помешал – хотя бы «размытие», чтоб детали не видеть.

В нашей ванне, в пене до подбородка, сидел мой муж. Голый, естественно (в ванной редко сидят в пальто, хотя после этого случая я бы предпочла именно такой вариант). А рядом с ним, тоже в пене, но почему-то в красном кружевном лифчике, восседала… Машка. Машка Гордеева, моя бывшая лучшая подруга. Та самая, которая три года назад клялась, что «никогда-никогда даже не посмотрит на моего Серёжу». Ну да, не посмотрела. Сразу потрогала, видимо. Всеми местами потрогала, судя по их позе.

На бортике ванны стояла бутылка «Советского шампанского» (даже на любовницу нормального не купил, жлоб!), два фужера и… мой леопардовый халат. Тот самый, который я купила в порыве оптимизма, решив стать роковой женщиной. Не стала. Зато Машка, судя по всему, стала. Роковой стервой в моём халате!

Секундная стрелка в моей голове зависла, как интернет при отключённом Wi-Fi. Или это мне показалось. Серёжа смотрел на меня, как баран на новые ворота. Нет, даже не так – как баран, который понял, что ворота ведут на бойню. Машка прикрылась мочалкой (моей мочалкой, между прочим, в форме божьей коровки! Подарок на прошлый день рождения от племянницы!). Пена потихоньку оседала, обнажая Машкины плечи с татуировкой бабочки. Когда она успела набить, интересно? И главное – зачем? Бабочка-то кривая, как моя жизнь!

– Лена… – начал Серёжа голосом, который обычно готовил для оправданий перед гаишниками. – Это не то, что ты думаешь!

Вот тут меня прорвало. Как плотину. Как гейзер. Как тот самый борщ на плите!

– НЕ ТО?! – я взмахнула половником, который, оказывается, всё ещё держала в руке. – А что это, по-твоему? Дезинфекция ванны? Медицинская процедура?! Сеанс групповой терапии?!! Или вы воду экономите, как ты заявил в суде?!

– Ленка, ну послушай… – Машка попыталась вылезти из ванны, но поскользнулась и шлёпнулась обратно. Волна окатила Серёжу с головой. Он закашлялся. Пена попала в нос. Надо же, хоть какое-то возмездие!

– Заткнись, змея подколодная! – рявкнула я. – В моей ванне! С моим мужем! В моём халате! На моей мочалке сидишь!

– Технически халат на бортике, – пискнула Машка.

– А технически ты сейчас получишь половником по своей крашеной башке!

Я посмотрела на неё. Потом на Серёжу. Потом на половник. Потом вспомнила про борщ. Пятилитровая кастрюля. Горячий. Густой. Со свёклой, которая красит всё подряд.

Знаете, есть моменты в жизни, когда всё встаёт на свои места. Вот прямо – щёлк! – и ты понимаешь всё. Почему муж задерживался на работе. Почему от него пахло женскими духами («Клиентка надушилась, лифт провонял»). Почему он купил новое бельё («Старое износилось»). Почему последние три месяца у него постоянно были «важные встречи» по пятницам. Почему он вдруг начал ходить в спортзал (ха! в спортзал! в ванную он ходил!). Почему стал бриться два раза в день.

И почему Барсик шипел. Умный кот. Чувствовал предательство. Надо было слушать кота, а не борщ помешивать! Барсик никогда не ошибается. В прошлом году точно так же шипел на сантехника – тот потом унёс наш разводной ключ. Мелочь, а показательно!

Я развернулась и пошла на кухню. Спокойно так пошла, даже не топая. Тапочки-зайцы мягко шлёпали по линолеуму – шлёп-шлёп-шлёп, как отсчёт последних секунд их спокойной жизни.

– Лена, ты куда? – крикнул Серёжа.

– За борщом! – крикнула в ответ.

– Зачем?!

– Ужин подавать!

Взяла с плиты кастрюлю. Пятилитровую, между прочим. Тяжёлую, зараза – килограмма четыре одного мяса туда ушло! Но адреналин – великая вещь. Я подняла её, как пушинку. Как пёрышко. Как свою разбитую женскую гордость!

Вернулась в ванную. Они всё ещё сидели в ванне, только Серёжа уже натянул на себя пену, как одеяло, а Машка пыталась прикрыться руками. Поздно, дорогая. Всё я уже видела. И твою татуировку, и целлюлит на бёдрах (ха, а говорила, что в спортзал ходит!), и накладные ресницы, которые отклеились и плавают, как водоросли. И грудь твою силиконовую видела – третий размер превратился в четвёртый. Чудеса пластической хирургии!

– Ленка, что ты… – начал Серёжа.

– Приятного аппетита! – провозгласила я и подняла кастрюлю.

– НЕ НАДО! – заорали они хором.

– НАДО! – ответила я и опрокинула борщ в ванну. Весь. До последней капли. До последней свеклинки!

Пять литров борща – это вам не шутка. Густого, наваристого, со свёклой, капустой, картошкой и мясом. Температура – градусов семьдесят ещё было. Не кипяток, но и не холодный. В самый раз для подачи к столу!

– ААААА! – заорала Машка. – Горячо! Моя причёска!

– ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?! – Серёжа попытался выскочить из ванны, но поскользнулся на капусте и рухнул обратно. Волна борща накрыла Машку с головой. Она вынырнула с лавровым листом на лбу – прямо как орден «За заслуги в блудодеянии»!

Я поставила пустую кастрюлю на пол, отряхнула руки и сказала:

– Это называется «подать к столу». Приятного аппетита, голубки! Ешьте на здоровье!

Они барахтались в борще, как два карася в томатном соусе. Машка выплёвывала картошку и причитала про маникюр за три тысячи. Серёжа пытался вытащить свёклу из-за уха и морковку из подмышки. Пена смешалась с борщом, и вся эта субстанция стала похожа на последствие неудачного химического эксперимента. Или удачного – смотря какая цель была. Моя цель достигнута – они оба выглядели как полные идиоты!

– Ты… ты сумасшедшая! – выплюнул Серёжа вместе с петрушкой.

– Возможно, – согласилась я. – Но знаешь что? Мне всё равно. И кстати, Серёженька, раз уж ты тут с Машенькой борщиком балуешься, у меня для тебя новость.

– Какая ещё новость? – он вытирал глаза. Свёкла, знаете ли, щиплет. Особенно с сахаром!

– Я подаю на развод. Завтра же. В честь нашей годовщины.

Тишина. Только борщ капал с потолка. (Да, я так удачно плеснула, что до потолка достало. Талант!)

– Я… я тоже хотел сказать… – начал он, пытаясь сохранить достоинство с морковкой в волосах. – Мы с Машей… мы любим друг друга…

– О, как трогательно! – я всплеснула руками. – Любовь в борще! Прямо «Ромео и Джульетта» в овощном исполнении!

– Ты не понимаешь! – взвизгнула Машка, вытаскивая капустный лист из декольте. – Это настоящие чувства!

– Настоящие? – я расхохоталась. – Машка, у тебя сейчас картошка за щекой, свёкла в волосах и мой муж по уши в дерьме! Какие чувства, о чём ты?!

– Бывший муж! – поправил Серёжа.

– О, уже бывший? Быстро ты, однако! Пять минут назад в ванне кувыркался, а уже бывший!

Вот так, в фартуке с вишенками и с картофелечисткой в кармане (забыла выложить), я поняла – жизнь только начинается. Правда, картошку всё равно жалко. Хорошая была, без глазков. И мясо жалко. Но это того стоило – видеть их в борще!

Я развернулась и пошла к выходу.

– Лена, подожди! – крикнул Серёжа. – Давай поговорим! Как цивилизованные люди!

Я остановилась в дверях. Обернулась. Посмотрела на них – двух любовников в борще, красных, как варёные раки, с овощами в волосах и пеной на носах.

– Знаешь что, Серёжа? Я тебе отомщу. Не знаю как, не знаю когда, но отомщу. И это будет эпично. Эпичнее, чем борщ в ванне. Обещаю.

– Ты угрожаешь?! – взвизгнула Машка.

– Нет, дорогая. Я обещаю. А свои обещания я выполняю. В отличие от некоторых, которые клялись в вечной дружбе!

Вышла. Хлопнула дверью так, что штукатурка посыпалась. И люстра в коридоре закачалась. И сосед снизу застучал по батарее. Привет, дядя Петя! У нас тут праздник!

На кухне меня ждал Барсик. Сидел на столе (что строго запрещено, но сегодня можно всё) и смотрел с видом «я же предупреждал».