Борщ, измена и тапочки (страница 2)
– Да, Барсюня, – сказала я, почесав его за ухом. – Ты был прав. Надо было шипеть громче. И мне вместе с тобой шипеть!
Кот мурлыкнул и потёрся о мою руку. Потом спрыгнул, подошёл к своей миске и демонстративно начал есть. Мол, вот как надо борщ употреблять – из миски, а не из ванны!
Я посмотрела на свои тапочки-зайцы. Розовые, милые, с оторванным ухом у левого. В таких тапочках не разрушают семьи. В таких тапочках их восстанавливают. Или строят новые. Или мстят бывшим мужьям. Да, определённо мстят. С размахом. С фантазией. С борщом!
И знаете что? У меня уже зрел план. Правда, пока смутный, как фигура Машки через запотевшее стекло ванной. Но это ничего. Планы, как маринад для шашлыка, должны настояться. Время пропитаться специями. Остротой. Злостью. И чувством юмора – куда ж без него!
А пока… пока я сделала себе чай, взяла печенье «Юбилейное» (ирония судьбы!) и села писать список. Что мне понадобится для мести:
Хороший адвокат (желательно красивый, чтоб Серёжа обзавидовался)
Детектив (или научиться самой следить – в RuTube же есть уроки!)
Доступ к его соцсетям (пароль знаю – Masha14111989, день рождения этой крашеной курицы)
Союзники (подруги, соседи, может, даже его мама – она Машку терпеть не может)
Новое платье (месть требует соответствующего вида)
И главное – выдержка. Месть, как маринад, должна время настояться, пропитаться, созреть!
За окном начал падать снег. Первый снег этой зимы. Красиво. Романтично. Если бы не борщ в ванной и два идиота в нём.
Но знаете что? Мне было хорошо. Впервые за последние месяцы – хорошо. Потому что всё встало на свои места. Потому что маски сброшены. Потому что теперь я свободна. Свободна – как касса в супермаркете с табличкой «Закрыта»: никого не обслуживаю, кроме себя любимой!
Свободна для новой жизни. Свободна для счастья. Свободна для мести.
И всё это – в розовых тапочках-зайцах с оторванным ухом.
Мама всегда говорила: «Ленка, жизнь – как борщ. Пока варишь – кажется, что всё пропало. А получается – пальчики оближешь!»
Правда, она имела в виду немного другое. Но борщ-то получился знатный! Жаль только, что не по назначению использовала. Хотя… может, как раз по назначению? В конце концов, накормила же я их. До отвала. До тошноты. До развода.
Ах да, чуть не забыла. Через час Серёжа постучал в дверь спальни (я заперлась там с Барсиком и ноутбуком).
– Лена, можно войти?
– Вали к своей Машке!
– Она уехала…
– Мне фиолетово! И вообще – это теперь твои проблемы!
– Лен, а где швабра? Ванную надо отмыть…
Вот тут я снова расхохоталась. Швабру искать пришёл! После всего! Типичный Серёжа – главное, чтоб чисто было!
– В кладовке, – крикнула я. – И тряпки там же. И «Мистер Пропер». И уксус возьми – свёкла без него не оттирается! Оттирай свой позор, Серёженька!
Он ушёл шаркая. Как побитая собака. Которая нагадила на ковёр и теперь знает, что получит тапком. Моим розовым тапком-зайцем!
Кстати, о тапках. Мои зайцы смотрели на меня с пола. Левый – с оторванным ухом – подмигивал. Или мне показалось. Но я подмигнула в ответ.
Неважно. Главное – война объявлена. И я её выиграю. В розовых тапочках-зайцах. С оторванным ухом. Но с несломленным духом!
Война объявлена.
Тапочки надеты.
Месть запущена!
Глава 2
Знаете, как звучит одиночество? Нет, не тишина. Одиночество звучит как капающий кран в ванной, тиканье будильника на тумбочке и скрип паркета под тапочками-зайцами. Особенно утром, когда ты просыпаешься в кровати, которая вдруг стала неприлично огромной. Как футбольное поле. Или взлётная полоса для мелких самолётов.
24 декабря. До Нового года неделя, до развода – несколько часов, до новой жизни – бог знает сколько. Я лежала по диагонали (потому что теперь могу!) и смотрела на пустую половину кровати. Подушка Сергея исчезла вместе с ним. Сбежал ночью, как партизан. Или как крыса с тонущего корабля. Хотя корабль-то как раз остался мне – двушка на Загорьевской, пятый этаж, вид на помойку и детскую площадку. Романтика, одним словом!
Барсик спал в ногах, растянувшись на всю ширину кровати. Храпел, зараза рыжая. Видимо, праздновал освобождение территории от оккупанта. Умный кот – всегда Серёжу недолюбливал. Шипел, царапал, однажды даже нагадил в его любимые тапки. Я тогда ругалась, а надо было медаль дать за проницательность. «За боевые заслуги в тылу врага», так сказать.
– Барсюня, – позвала я, пошевелив ногой под одеялом. – Вставай, у нас сегодня суд.
Кот приоткрыл один глаз, посмотрел на меня с выражением «женщина, ты в своём уме в такую рань?» и демонстративно отвернулся. Прав, конечно. Но лежать некогда – суд не ждёт разведёнок. В десять утра первое заседание по разводу. Историческое событие, можно сказать. Как высадка на Луну, только наоборот – спуск с небес на землю.
Встала. Тапочки-зайцы терпеливо ждали у кровати. Левый заяц с пришитым криво ухом смотрел укоризненно – дескать, ну что, довоевалась? Довоевалась, дорогой. Но это только начало военных действий. Разведка боем, так сказать.
На кухне меня ждал сюрприз. Барсик (который пролез через свою секретную щель под дверью – выгрыз её ещё котёнком, когда зубы чесались) уже восседал на столе и методично вылизывал тарелку. Синюю тарелку Сергея. Ту самую, из которой есть никому не разрешалось. «Это моя личная тарелка!» – возмущался бывший благоверный, если кто-то покушался на святое. Личная! Будто он царь какой или минимум олигарх. Ага, щас! Олигарх с зарплатой в серой фирме!
– Молодец, Барсик! – похвалила я кота. – Правильная расстановка приоритетов! Десакрализация прошлого!
Кот мявкнул одобрительно и продолжил осквернять бывшую святыню. Причём с таким усердием, будто готовился к экзамену по вылизыванию.
Я поставила чайник (старый, со свистком, который звучит как астматик после пробежки) и полезла в холодильник. О, это была отдельная песня! Творог, просроченный на три дня. Йогурт, просроченный на неделю. Сыр с плесенью (и это не дорогой французский рокфор, а обычный «Российский», который зазевался и решил эволюционировать). Колбаса… нет, это лучше сразу выкинуть, чтобы не травмировать психику. Она уже позеленела и, кажется, шевелилась.
В итоге завтрак состоял из кофе с молоком (молоко ещё держалось, героически сопротивлялось прокисанию) и печенья «Юбилейное». То самое, из пролога. Символично, правда? Юбилей развода отмечаю юбилейным печеньем!
В половине восьмого зазвонил телефон. Мама. Конечно, мама. У неё встроенный радар на семейные драмы. И ещё GPS-навигатор на дочкины неприятности.
– Ленка, ты как? – без предисловий начала она.
– Нормально, мам.
– Не ври матери! Я всё знаю!
– Откуда?
– Серёжина мать звонила. Рыдала в трубку целый час! Говорит, ты её мальчика борщом облила. Горячим! Со свёклой!
Ах вот как это теперь называется – «облила». Не «застала с любовницей в ванной», а «облила». Ну-ну. Версия для свекрови, значит.
– Мам, он изменял. С Машкой. В нашей ванне.
– А я что говорила?! – торжествующе воскликнула мама. – Я же предупреждала! Ещё на свадьбе! Косо он смотрел, косо! И танцевал криво! И торт не так разрезал!
– Мам, при чём тут торт?
– Торт – это символ! Как человек торт режет, так и семейную жизнь строит. А он что? Кусок себе отхватил побольше, с розочками! А тебе – голый бисквит оставил. Я сразу поняла – жлоб!
Материнская логика – это отдельная вселенная со своими законами физики. Там торт равняется характеру, а танец – судьбе.
– Ладно, мам, я побежала. Суд в десять.
– Суд?! Уже суд?! Ленка, может, не надо? Может, простишь? Все мужики гуляют! Твой отец тоже…
– Мам!
– Ладно-ладно! Молчу! Хотя нет, не молчу! Гнать поганой метлой! Я всегда знала, что он подлец! Помнишь, как он на моё шестидесятилетие пришёл? Без цветов!
– С цветами, мам. Розы были.
– Три штуки! Три! Это разве букет? Это огрызок букета! Это оскорбление!
Спорить было бесполезно. В маминой вселенной три розы – это преступление против человечности.
Попрощалась и начала собираться. Что надевают на первое заседание о разводе? Гугл молчал. Видимо, это слишком специфический запрос. Яндекс тоже не помог – выдал рекламу свадебных платьев. Ирония, да?
В итоге выбрала чёрное платье (траур по браку) и красную помаду (боевая раскраска). Тапочки-зайцы пришлось сменить на сапоги. Жаль. В тапочках я чувствовала себя увереннее. Как Золушка наоборот – теряю волшебную силу, когда снимаю тапки.
В «Пельмешках» на Загорьевской меня уже ждали. Светка и Инна сидели за нашим столиком у окна – номер семь, счастливый, ха! – и о чём-то яростно спорили. Судя по жестикуляции, обсуждали либо третью мировую, либо мужиков. Впрочем, это почти одно и то же.
– Вот ты ей скажи! – набросилась на меня Инна, едва я села. – Скажи, что всех мужиков надо кастрировать!
– Не всех, – возразила Светка, поправляя свой фирменный яркий шарф (сегодня оранжевый с попугаями – вырви глаз!). – Есть нормальные!
– Где? Покажи! – Инна закурила свою тонкую сигарету. – В Красной книге? На последней странице? Мелким шрифтом?
– Мой Вадик нормальный!
– Твой Вадик просто ещё не попался. Все они изменяют. Вопрос времени. Дай срок – и твой туда же!
– Девочки, – вмешалась я. – Можно не прямо сейчас? У меня через час суд. Нервы и так на пределе.
– Ой, Ленок! – Светка схватила меня за руку. – Как ты? Мы всё знаем! Машка – дрянь последняя! Представляешь, она ещё и в салоне всем рассказывает, что Серёжа сам к ней пришёл! Что это любовь! Что они созданы друг для друга!
– Пусть рассказывает, – пожала плечами я. – Вместе с борщом из волос выковыривает и рассказывает.
– Борщ – это гениально! – восхитилась Инна. – Я в восторге! Правда, я бы кипятком плеснула!
– И села бы за умышленное причинение вреда здоровью, – заметила я.
– Того стоит! – отмахнулась Инна. – Хотя борщ – это поэтично. Прямо «Месть подаётся холодной». Хотя у тебя горячей подалась!
– Кстати, ты адвоката наняла? – спросила Светка.
– Зачем? У нас имущества – кот и мебель из ИКЕИ. Диван за пятнадцать тысяч, стол за восемь. Миллионное состояние!
– А квартира?
– Долевая собственность. Пополам. Либо он мне выплачивает, либо я ему. Либо продаём.
– Продавай! – посоветовала Светка. – И купи студию поближе к центру. Найдёшь себе нового мужика! Молодого! Красивого! С деньгами!
– Ага, – хмыкнула я. – С зарплатой бухгалтера в семьдесят пять тысяч. Очередь из олигархов уже выстроилась. До самой Москвы-реки!
– Не каркай! – Светка погрозила мне пальцем. – Всё будет хорошо! Вот увидишь! У меня интуиция!
Её оптимизм был неистребим, как тараканы в общежитии. Или как плесень в ванной – сколько ни три, всё равно вылезет.
Съела фирменные пельмени «Сибирские» (вкусные, зараза, хоть и развод на дворе), выпила чаю и поехала в суд. В метро было душно, пахло чьими-то духами «для настоящих мужчин» (судя по концентрации, вылили флакон) и мокрыми куртками.
Мировой суд номер 238 располагался в здании, которое видело ещё царя Гороха. Может, даже лично. Облупленные стены цвета «больничная тоска», скрипучие двери, которые надо открывать плечом, очередь из тридцати человек в коридоре шириной полтора метра. Атмосфера!
– Вы на развод? – спросила меня женщина лет пятидесяти в леопардовом платье (что у них у всех с леопардами? Сговорились?).
– Да.
– Первый раз?
– Ну… да.
– У меня третий! – гордо сообщила она. – Опыт, знаете ли! Могу посоветовать – главное, не плачьте. Судьи нервных не любят. И документы все подготовьте. И мужа своего не бейте. Ну, при судье не бейте. Потом можно. Я второго сковородкой огрела прямо на выходе – ничего, обошлось!
Ценные советы, что сказать. Запомню про сковородку.