Не было ни ложки, ни вилки – по-видимому, подразумевалось есть прямо так, руками из тарелки. Моджахеды, крестьяне и местные торговцы ели именно так, без приборов. Рядом с тарелкой стояла все та же эмалированная кружка с теплой водой.

Внезапно, вот прям в эту секунду мне зверски захотелось есть и пить. Это хорошо – прямой показатель того, что мой организм взял курс на поправку. Это хороший знак. Я облизнулся, кое-как дотянулся до тарелки.

Прислушался – тишина. Старика не было. Сложно говорить о том, кто спас тебе жизнь, при этом не зная, как к нему обращаться.

С трудом повернувшись на бок и приподнявшись на локте, я наконец-то получил возможность рассмотреть свои израненные ноги – все в бинтах. Кое-где были видны небольшие пятна крови, просочившиеся сквозь плотные бинты. Очевидно, меня посекло осколками, когда взрывной волной мое тело выбросило из салона бронетранспортёра.

Из-под слоя бинтов торчали мои грязные ступни с пальцами, кое-где с размазанными следами засохшей крови. Неприятный момент, но могло быть намного хуже. Дубовые армейские берцы, хотя и порядком ношенные, все же выдержали. Хорошо, что из военного госпиталя меня выпустили в ботинках, а не в резиновых шлепанцах… Иначе бы сейчас картина была бы совершенно иной.

Старик-афганец приходил раз в день, перевязывал и обрабатывал мне раны, но все процедуры делал молча. Он был агрессивен, злился на меня. Ругался. Я пробовал заговорить с ним, задавал самые простые вопросы, но тщетно. Тот молчал, хмурился и напрочь меня игнорировал. Не скажу, что меня это сильно раздражало, скорее, просто было странным.

Дотянувшись до тарелки с булгуром, я осторожно взял ее перевязанной рукой и принялся есть прямо так, рукой. Вытер ладонь о китель. Конечно, хорошо бы руки помыть, да нечем и вряд ли у меня это сейчас получится. Пришлось рискнуть – ну да, диареи мне сейчас для полного комплекта не хватало. Нужно превозмогать.

Впрочем, никаких последствий, к счастью, не было.

Вареная крупа и впрямь очень напоминала булгур, но всё-таки это было что-то другое. Полусухая, практически безвкусная. Ни соли, ни сахара у старика не было, либо он просто не хотел их тратить на меня. И это тоже было странно, поскольку медикаментов он почему-то не жалел. Одних только бинтов перевел не меньше трёх упаковок. Если вдуматься, то откуда у него все это? И кто он, черт возьми, такой?

Доел все, что было в тарелке. Запил водой. Голод немного утолил, жажду вроде бы тоже. Хорошо бы ещё добавки, однако сразу слишком много нельзя. Вернул тару обратно.

Полулежать в такой позе было неудобно – рука быстро затекла, поэтому я попробовал сменить позу. Пришлось сесть, хотя это далось мне нелегко. Болели бока, руки, ноги… Черт возьми, да все болело! Хорошо, что острой боли уже не было… Наверняка несколько ссадин и синяков я получил в то время, пока катился с того холма.

С трудом приняв вертикальное положение, я осмотрелся повнимательнее.

Начал с себя – голова тоже перемотана в районе лба, правая рука забинтована. Вероятно, это последствия удара о камни. Судя по ноющей боли, там рваная ссадина или что-то в этом роде. На щеке глубокая царапина – такая заживёт, шрам все равно останется надолго.

На мне все так же была военная форма, грязная и потертая, в пятнах крови. Штанины распороты, частично срезаны. Обуви, как я ранее уже говорил, на ногах не оказалось. Старик снял и выбросил?

Помещение оказалось сараем. Самым обыкновенным, каких в Афганистане тысячи. Да и не только в этой республике. Вместо кровати, какой-то уродливый, грубо сколоченный топчан, твердый и неудобный. Очаг, гнутый, сильно закопченный чайник туриста. Угли.

Тесновато, свободного места совсем немного. Для троих здесь уже будет совсем неудобно. Естественно, никакого электричества… Они жили совсем иначе, не так, как привык среднестатистический советский человек. Крыша и стены есть? Хорошо, это и будет дом, хотя бы на время.

Прислушавшись к собственному самочувствию, я вдруг пришел к выводу, что голова уже почти не болит, звон в ушах тоже пропал. Это уже хороший знак – иду на поправку, все заживает как на собаке. Китайской.

Справа на стене прямо в стену был вбит ржавый железный крюк, на котором висела обычная цепь. Не очень толстая – на таких в различных деревнях и сёлах держат дворовых собак.

Дверь деревянная, из кривых досок. Через многочисленные щели пробивался белый свет. Было тихо, как и до этого. Наверняка дверь заперта – в своем состоянии этого я проверить не мог. Пока не мог.

Очевидно, старик либо жил где-то рядом, либо наоборот, не здесь, а где-то на удалении.

Что это, кишлак? Отдельный сарай? Дом? Заброшенные руины?

Ранее я ошибочно считал, что эта часть гор на севере Афгана уже давно вся разведана вдоль и поперек. Однако мое участие в разведывательной операции в прошлом году показало, что эти горы скрывают много секретов… Все доклады за несколько лет были фиктивными. А между тем, иногда происходит нечто важное! Стоит только вспомнить ту встречу с американским агентом.

Интересно, будет ли кто-то искать наш БТР и УАЗ? Наряд из комендатуры, старлея Чеснокова… Кто-то же ими руководил, причем с явными нарушениями и не совсем официально. Получается, я не погиб, я пропал без вести. Тоже ничего хорошего, но хотя бы не похоронка.

Да, спустя время их, конечно же, найдут, посчитают тела… А что же со мной? Будут меня искать, не будут? Или кому я на хрен сдался?

Сидеть было тяжело, поэтому я опустился обратно на топчан. Сделал всего несколько движений и уже устал… Накатился сон. Черт возьми, такими темпами я буду долго приходить в себя.

Не прошло и получаса, как снаружи послушали шаги. Скрипнула дверь, внутри стало светлее. На входе показался старик с каким-то большим свертком в руках, на плече висел кожаный бурдюк. Никакого оружия при нем, я не заметил и это по-своему хорошо и плохо.

Когда он заметил меня сидящего почти вертикально, окинул внимательным взглядом, тяжко вздохнул. Молча закрыл за собой дверь, кинул свёрток рядом со мной.

Я тихонько наблюдал за его действиями, затем негромко произнёс:

– Кем бы ты ни был, я благодарен тебе за спасение… За то, что оказал помощь. Правда, не понимаю, зачем тебе вообще это было нужно? Кто ты такой?

Старик слушал, но никак не реагировал на мои слова, он развязывал свёрток.

– Может, хотя бы имя своё скажешь? – спросил я, пытаясь вывести его на разговор. Тот снова не ответил.

– Когда я поправлюсь, что ты намерен делать?

Несколько секунд было тихо, но было очевидно, что несмотря на заданные мной вопросы, старик не собирался разговаривать. Откуда такие принципы?

– Черт возьми, я что, со стеной разговариваю? – вспылил я, устав от его безразличия. – Ответь мне! Ну!

– Дерзкий… – хмыкнул он. – Ну, ничего!

Развязав свёрток, он выудил оттуда какие-то мятые тряпки, похожие на одежду.

– У меня нет никакого желания с тобой разговаривать! – медленно процедил он, протягивая каждое слово. Видимо, все же решился поговорить. – Скажи спасибо, что я не бросил тебя, а притащил сюда… Там, на берегу, ты сдох бы, будто собака.

– Где я? Куда ты меня притащил? Откуда?

– Это мой дом, а меня зовут Сафир. И больше на твои вопросы я отвечать не буду. Я ещё не решил, что с тобой делать… А если будешь шуметь, если не станешь соблюдать мои правила, сильно пожалеешь.

– Сафир? – переспросил я. – Это же не Афганское имя! Кто ты такой? Таджик? Нет, не похож.

Больше в тот день я не добился от него ни слова. В том же свёртке у него оказалась половина какой-то лепёшки не первой свежести, но зато вполне съедобной. А в бурдюке оказалась вода.

Пробыв в сарае совсем немного времени, он вскоре вышел и закрыл за собой дверь. Судя по звукам снаружи, дверь он закрыл на замок. Ну, ясно, чтобы я не сбежал.

У меня было много времени подумать над ситуацией – больше тратить его оказалось просто не на что. Картина не такая уж и сложная, главное – рационально подойти к делу.

По ощущениям я просидел в этом сарае три дня, три чертовых дня. Это было нелегко – торчать в четырех пыльных стенах, да ещё и в одиночку. Большую часть времени я, конечно же, спал. Набирался сил. Во время сна организм восстанавливается лучше всего. Во время бодрствования, я самостоятельно снял повязки, и я смотрел свои раны на ногах. Правая нога пострадала больше, чем левая. Раны глубокие, от когтей. На заживление уйдет не меньше месяца, но торчать столько в этом сарае – крыша поедет!

В целом, картина была более-менее ясна. При подрыве БТР-80 меня, действительно, хорошо посекло мелкими осколками, большая часть которых неглубоко осела в икрах, голенях и бёдрах. Судя по всему, пока я был без сознания, Сафир извлёк их все или почти все. Исходя из этого, напрашивалась закономерная мысль: он что, врач? Военный хирург? Здесь, в глуши?

Впрочем, где именно находилось это место, я не знал. Вполне возможно, что он нашёл меня за много километров отсюда, притащил на волокуше, привез на осле, сплавил на плоту! А может, у него есть машина? Теоретически возможно, хотя это слишком жирное удовольствие для одинокого старого афганца. Как ее обслуживать в условиях, когда страна погрязла в многолетней войне? К тому же, воюющие душманы из оппозиции непременно заметили бы здесь транспорт и просто забрали бы его для своих нужд.

Нет, крайне маловероятно, что у него вообще есть машина. В горах она ни к чему, потому что там дорог нет.

К тому же, быть может, мы сейчас и не в горах вовсе. Большая часть северной части Афганистана – это холмистая равнина и предгорье. Открытая, пусть и частично. Все просматривается авиацией. Правда, вертолеты по-прежнему почти не летали из-за угрозы «Стингеров».

Старик Сафир приходил каждый день, оставлял немного еды, воду и менял повязки. Он все время молчал, практически не разговаривал. Был мрачным, угрюмым. Я все время наблюдал за его действиями – видно было, что он знал, что делает. При этом никаких особых средств для оказания медицинской помощи у него не было – судя по тому, что я увидел, все медикаменты были из советских армейских аптечек. Не только АИ-1, но и полевых сумок ротных и взводных санинструкторов.

Я сделал вывод, что все это либо было выменяно, либо украдено. Или же просто найдено после нападения духов на какой-то немногочисленный патруль или колонну. Не исключено, что именно так Сафир нашел и меня…

На четвёртый день он явился снова.

Прямо с порога заявил:

– Ходить уже пробовал?

Конечно же, я пробовал. Было больно, тяжко – меня хватило всего на несколько шагов. Из небольшого окна я увидел, что сарай стоит в предгорье, вокруг скалы, нагромождения из камней и валунов. Но имелась и дорога, по которой редко ходил транспорт.

– Ну да, пробую…

– Это хорошо. Тебе нужно помыться.

– И как я это сделаю?

– Выходи из дома, увидишь! Я помогу!

– Я ходить не могу! Да и зачем мне твоя помощь?

– Вот! – он поставил рядом со мной самодельный костыль. – Пригодится!

И верно – с ним, действительно, ходить было ощутимо легче. Забегая вперед, привык я к нему не сразу. Когда я выбрался во двор, то увидел ещё два сарая – один повыше, другой пониже. Оба выглядели нежилыми. Ещё я видел небольшой ручей, в котором едва слышно журчала вода.

Мыться пришлось холодной водой – никаких удобств. Окончательно сбросив себя всю свою старую, рваную одежду, я остался в одних трусах. Позднее, старик ее сжег или закопал.

– Ну, чего встал? – возмущённо спросил Сафир. – Ты мыться будешь или как?

– Вода ледяная же!

– И что?

Я не стал возражать – мыться в ручье, сейчас, пожалуй, единственный вариант соблюдать гигиену. После госпиталя, после ранений, это нужно было сделать. Сильно хромая, опираясь на костыль, я подошёл к ручью. Сафир дал мне глиняный горшок с ручкой, чтобы я использовал его как ковшик. Во дворе я нашел нож, который только для резки бумаги.

Было холодно, неприятно, но зато очень хорошо бодрило и прочищало мозги.