– Связь мне сделай, прямо сейчас! – рявкнул Кикоть, теряя контроль. Быстро шагнув к нему и целясь в голову, Виктор поймал себя на мысли, что из-за сложной обстановки ему все сложнее выбирать правильные решения. Еще бы, последние дни в его жизни, происходит полная зебра. Где черную полосу сменяет серая и обратно… А вот белых что-то даже не видно!

Американец решительно подскочил к радиостанции, что-то пощелкал, покрутил.

– Все, нет связи… – тяжко вздохнул он, с испугом посмотрев на Кикотя. – Внешнюю антенну отключили. Отсюда ничего не сделать!

– Сука! – выругался Виктор Викторович, осознав, что произошло. Те, кто был снаружи, видимо, догадались, куда делся шурави. Услышали выстрел. Именно поэтому они и оборвали связь.

Вероятность того, что Вымпел правильно понял сообщение, воспринял его всерьёз, и доложит куда нужно, была весьма небольшой.

Несложно представить, что дежурный связист на прошлом месте службы майора Кикоть, в таком требовательном ключе не сразу поймет, что это за странный вызов такой и кто этот непонятный Бастион… Здесь достаточно сложная и запутанная история, в результате которой Виктор Викторович получил этот позывной, а также знает, кто такой Вымпел и чем он занимается. Обращаться туда, значит быть на волоске. Пятьдесят, на пятьдесят.

Второй вопрос к связисту – знает ли он, кто такой полковник Егоров, доложит ли ему, как положено или просто проигнорирует эту странную радиопередачу и продолжит заниматься своими делами? У него и без этого своих проблем хватало.

В дверь уже натурально ломились. Та гремела, но петли и засов пока держались.

Вдруг уже стало как-то подозрительно тихо… Виктор Викторович, будто что-то почувствовал, отскочил двери и как раз вовремя – стороны раздалась стрельба. Пули с жутким треском дырявили дверь, выбивая деревянные щепки и ошмётки. Запахло пыльной древесиной, пороховыми газами. Несколько секунд – сильный удар и входная дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стену и отскочив от нее. Сломанный засов упал на пол. Внутрь ворвались трое вооружённых, сильно заросших черной бородой душманов, за ними был ещё кто-то в типичной пятнистой военной форме НАТО-вского образца.

Чекист среагировал верно – он сразу же бросил пистолет на стол, медленно и аккуратно снял с плеча автомат и опустил его на пол. Сопротивления оказывать не стал, а то еще пристрелят.

– Ты! – второй американец посмотрел на майора безумными глазами. Говорил он на ломаном русском языке с сильным акцентом. – Ты со смертью играешь! Что ты сделал, а?

Но Кикоть лишь усмехнулся, однако отвечать не стал – просто замер со слегка поднятыми вверх руками.

– Сэм? Что здесь было? – теперь американец посмотрел на связиста.

Тот что-то ответил, но Виктор не уловил смысл.

– Ах ты, сукин сын! – в следующее мгновение, в лицо майора прилетел приклад автомата. Удар был достаточно сильный – потерявший сознание чекист полетел в сторону. Обрушив висевшую на стене книжную полку, майор рухнул на пол, словно мешок с цементом…

***

Когда я вновь открыл глаза, то сначала ничего не понял.

Было темно, с большим трудом угадывались грубые очертания стен, мебели, потолка из кривых жердей. Судя по всему, сравнительно небольшое. Я лежал на спине, на чем-то твердом… Было неудобно. Под головой лежала свернутая в рулон тряпка. Мысли были вязкие, думалось с трудом. Самочувствие – дрянь.

Вокруг – ни души! Это и хорошо, и плохо – как посмотреть.

Всё тело жутко болело, голова гудела. Сильно хотелось пить – пересохший язык во рту ворочался с трудом, едва ли не прилипал к зубам. В горле саднило.

Я попробовал пошевелиться, но острый приступ боли очень ясно дал мне понять, что сейчас этого делать не стоит. Рано.

Где я?

Прислушался – полная тишина, лишь где-то свистел ветер. Звон в ушах прошёл, но со слухом всё равно было не очень хорошо. Отчего-то пахло кипяченой водой.

Я даже не мог сказать, если у меня хоть одно место, где не чувствовалась боль. Это нормально – было, уже проходили.

Последнее, что я помню, как весь израненный скатился с какого-то крутого холма, угодив в грязь. Если это была какая-нибудь горная речка, то почему я не слышал шума воды? Озеро, пруд, заводь? Да что угодно!

Северная часть Афгана очень похожа климатом и погодой на ту, что была в Туркменской ССР. Немного зелени, холмы, равнины. Были и реки, но я не помню их названий.

Черт возьми, да даже не это главный вопрос… Как я тут очутился? Ну не сам же в бессознательном же состоянии я приполз непонятно куда?!

С большим трудом приподняв голову, я увидел, что в разных местах моего тела видны белые полоски бинтов, кое-где с пятнами крови. Ног я толком не увидел, пошевелить ими не смог. Но обуви на них как будто бы не было.

Очевидно, атаковавшие БТР-80 душманы меня не нашли – иначе сейчас бы я был либо мёртв, либо валялся бы на земле в зиндане и смотрел на ночное звёздное небо. Они бы точно не стали меня перевязывать, тратя медикаменты на какого-то бесполезного, тяжелораненого шурави. Но кто же меня нашел? Оказал первую помощь, притащил сюда… Кто?

Я снова попробовал пошевелиться и перевалиться на бок, но только зашипел от боли. Правая рука была изодрана, в районе лба жгло что-то непонятное. Правый глаз открывался с трудом, лишь наполовину. Меня сковала жуткая слабость, каждое движение буквально кричало – не двигайся, сейчас это лишнее. Но такой расклад меня не устраивал – если я чего-то не знаю, то не успокоюсь, пока не узнаю. Неведение – хуже ожидания.

Вдруг где-то в стороне, не очень далеко что-то громко хлопнуло, затем звякнуло.

– Эй… – тихим, хриплым и надтреснутым голосом, просипел я. – Есть кто?

Но никто не отозвался. Я снова попробовал приподняться, однако опять ничего не получилось.

Тяжко опустив голову обратно на импровизированный валик, я устало прикрыл глаза и внезапно вырубился. Усталость и слабость взяли свое.

Когда я открыл глаза в следующий раз, то увидел, что уже рассвело. Вокруг по-прежнему не было ни души, царила тишина. Отчетливо различались всё те же каменные стены, грубо обмазанные глиной. Потолок, действительно, был из деревянных жердей, на которые сверху была навалена сухая, серая солома. Свет почти не пробивался, что даже странно. Обстановка – мрачная. На стене висела какая-то полка, на ней грубая глиняная посуда. Кувшин, какая-то коричневая тарелка, пара горшков. Повернув голову вправо, я увидел циновки. Грубый шкаф. Обложенный камнями очаг.

В строении было два небольших окна, из которых пробивался яркий солнечный свет. Пахло дымом, какой-то жженой травой.

Мое общее состояние по-прежнему было хреновое, но вроде бы стало немного полегче. Глаза уже не закрывались от усталости, хотя голова болела так, что хотелось просто лежать с закрытыми глазами. Внезапно я почувствовал, что на лбу лежит что-то мокрое, слегка прохладное. С большим трудом приподняв левую руку, я попытался стащить это со лба, но получилось только со второго раза. Это была марлевая повязка желтоватого цвета, видимо, сделанная из нескольких слоёв самого обычного бинта. Компресс?

– Эй, да кто здесь? – как можно громче попытался произнести я. – Эй?

Голос был слабый, хриплый – как будто бы чужой. На мгновение я подумал, что я снова умер и опять где-то переродился, но почти сразу понял, что это не так.

Я, абсолютно беспомощный, лежал на чём-то твёрдом и ничего не мог понять. Кое-как повернув голову влево, я увидел перед собой небольшую, сильно потёртую эмалированную кружку тёмно-зелёного цвета. Точно такая же была у меня в казарме, когда только попал в часть, неподалеку от границы с Афганистаном. Если попытаться описать мое состояние, то просто не хватит слов. Больших трудов мне стоило дотянуться здоровой рукой до кружки – внутри оказалось тёплая вода. Попытка утолить жажду, ни к чему хорошему не привела – половину воды разлил и лишь малая часть попала в рот. И все равно это было весьма кстати.

Чёрт возьми, да мне даже глотать было больно! Смочил только губы и небо.

Вдруг, где-то сзади раздался скрип скрежет. Что-то стукнуло, зашуршало. Послышались шаги. Кто-то вошел.

На всякий случай я прикрыл глаза.

Увидел худощавую фигуру, в свободной Афганской одежде голубовато-серого цвета. Судя по всему, это был старик – я видел густую шевелюру седых волос, сверху была традиционная шапка пуштунка.

Старик повернулся ко мне, несколько секунд было тихо.

– Шурави, я знаю, что ты очнулся… – раздался шелестящий голос незнакомого мне человека. – Не бойся, я ничего тебе не сделаю. Иначе зачем бы я тебе оказывал помощь?

Я медленно приоткрыл глаза, увидел бородатое, испещренное морщинами лицо старика. Афганец, не иначе. На вид, ему лет шестьдесят с лишним, но я вполне мог ошибаться, ведь горцы всегда выглядят моложе, чем их возраст на самом деле.

Голубые глаза, на щеке глубокий рваный шрам. Взгляд внимательный, буквально пронизывающий. Даже жестокий. На лице не было ни капли сострадания – только холод. Даже высокомерие.

– Ты кто? – тихо пробормотал я.

– А какая разница? – негромко произнес старик. – Я спас твою жизнь. Остальное неважно.

Несколько секунд было тихо.

– Где я? – одними губами, едва слышно спросил я.

– Там же, где и раньше. На нашей земле. А сейчас в моем доме. У тебя много ран. Никто не знает, что ты здесь… Я нашёл тебя вчера утром, едва взошло солнце.

Вчера? Это что же получается, я больше суток провалялся в отключке? Вообще, для изнуренного организма, отдавшего все резервы на последний рывок – моё состояние вовсе не удивительно. Ещё неизвестно, какого рода и характера мои раны и травмы.

– Что ты намерен со мной сделать? – глухим голосом спросил я, глядя на старика.

Вопрос простой, но вместе с тем очень важный. Какова моя дальнейшая судьба? Если он меня нашёл, спас и подлатал, зачем ему все это нужно? Точно не из человеческого сострадания и солидарности. С другой стороны, быть может, он преследует какую-то цель? Мне нужно было понимать, зачем и почему он спас мою шкуру и что меня ждёт дальше…

– Пока не знаю… – вдруг ответил тот, отвернувшись. – Один из шурави два года назад убил моего сына!

Честно говоря, такого резкого ответа я совершенно не ожидал. Кто он, этот старик? Друг или враг? Что он намерен сделать? Мирное афганское население, в разных частях республики, далеко не всё поддерживало присутствие на своей земле советских солдат. Мотивы были разные. Они вполне могли улыбаться тебе как гостю, а как только отвернёшься, вонзить нож в спину. Никогда не знаешь, чего ожидать от таких людей, уставших от бесконечной войны.

– Зачем ты мне помог?

– Хватит вопросов… – он говорил на ломаном русском, иногда путая слова и предлоги, то и дело переходя на пушту и обратно на русский. – Спи…

Вдруг, вытащив что-то из кармана, он сунул это мне под нос… Я вдохнул, закашлялся. Внезапно почувствовал, как через неприятные ощущения проваливаюсь в какой-то странный сон.

– Что… что это такое? – я вяло взмахнул забинтованной рукой, попытавшись отмахнуться от руки этого странного старика, но получилось совсем плохо.

– Мы поговорим, когда я решу, что для этого пришло время! – твёрдо произнес он, глядя мне в глаза.

Я еще успел уловить смысл, но обдумать услышанное уже не смог – мозг уже уверенно проваливался в сон, а за ним и весь организм.

Чёрт возьми, подобный расклад меня совсем не устраивал… Ну, ничего! Выкарабкаемся!

Глава 3. В плену у Сафира

Кажется, прошло около суток.

Большую часть прошедшего времени я проспал, а когда очнулся, увидел рядом на столике кривую глиняную тарелку с какой-то мелкой крупой, грязно-коричневого цвета… Судя по всему, она была сваренной. Выглядело неаппетитно, но в животе все равно заурчало. Я не смог определить, что это такое, но было похоже на грубый, плохо почищенный булгур. Как на вкус – пока не знаю.