Добравшись до ванной комнаты, я поставила свечу на тумбу у раковины, закрыла дверь на замок и начала спешно осматривать содержимое шкафчиков. Из полезных вещей мне удалось найти только одеколон, мыло и несколько чистых полотенец. Я сняла пальто, шарф и шапку и отложила их в сторону; затем стянула сапог и носок с травмированной ноги. Снимать брюки было очень больно из-за того, что кровь в месте укуса засохла и ткань, которой я обмотала рану, приклеилась к ней.

Я опустила ногу в ванну и взяла лейку душа. Открывая кран и мысленно молясь о горячей воде, я на несколько секунд подставила под струю руку. Почувствовав приятное тепло, я не могла сдержать радости. Я понимала, что очищение раны не принесет никакой пользы, если я заразилась бешенством, но я не могла допустить, чтобы она оставалась в таком ужасном состоянии.

Когда теплая вода коснулась раны, вызывая волну острой боли, я непроизвольно закусила нижнюю губу. Следы от зубов были четко видны как на передней, так и на задней части ноги; если бы он не остановился, если бы не отступил, то, несомненно, разорвал бы ее. В этой части человеческой ноги находятся жизненно важные артерии, которые в случае повреждения могут привести к смертельному исходу из-за значительной потери крови за короткий промежуток времени, и мне невероятно повезло, что волк не задел ни одну из них.

Я несколько раз промыла рану мылом, а затем ополоснула водой. Оторвав часть влажного полотенца, которое я смочила кипятком и выжала, я обернула ногу. Несмотря на слезы, которые катились по моим щекам от боли, я смогла надеть штаны. Натянув носок, я накинула пальто, взяла сапоги, шапку и шарф и со свечой в руке вышла из ванной комнаты.

С улицы доносились ритмичные удары – колол дрова. Надев шапку и шарф, я вошла в гостиную. Нагнувшись, чтобы натянуть сапоги, я бросила взгляд в сторону кухни, где лежал крупный волк. Травма, полученная сегодня в результате волчьего нападения, была свежа и болезненна, поэтому я не решилась заходить туда в одиночестве, хотя и осознавала необходимость проверить его.

Я приоткрыла дверь; единственным различием между домом и улицей был сильный ветер, который хлестнул мне в лицо. Я не помню, чтобы когда-то мне было так холодно. Мои руки, мгновение назад согретые теплом воды, снова замерзли.

Выходя из дома и закрывая дверь, я старалась отгонять от себя мысли о ноющей боли в ноге. С заднего двора доносился ритмичный стук топора, но как только я спустилась по ступенькам, звуки резко прекратились.

В лесу царил полумрак, сквозь падающий снег проглядывала полная луна, ее тусклый свет рассеивал ночную темень.

Засунув замерзшие руки в карманы, я шмыгнула носом и пошла к заднему двору. Повернув за угол, я увидела, как в тачку с грохотом падают дрова, а пройдя еще чуть дальше – кучу срубленных деревьев и топор, одиноко торчащий из пня. На руках мужчины были толстые черные перчатки; он грузил дрова в тачку.

За ветвистым деревом, укрытым снежным одеялом, я заметила замерзшее озеро.

Должно быть, это и есть то самое озеро, о котором говорила мама Мелиссы. Все вокруг было занесено снегом, отражавшим лунный свет, но, несмотря на это, замерзшее озеро казалось темным и зловещим, а его близость к дому усиливала чувство страха. Возможно, если бы сейчас было лето, я бы не задумываясь прыгнула в воду, чтобы искупаться и освежиться, но текущая обстановка не соответствовала критериям места для пикника в солнечный день.

Мама Мелиссы… От одной мысли об этой женщине у меня по коже бежали мурашки. Ее шепот у меня за спиной, нож, который она спрятала между лепешек, и ее пронизывающий взгляд – все это вызвало во мне сильное беспокойство. Там, внизу, я не осознавала значения ее слов «Остерегайся волков», но теперь все стало ясно. Это место было чистилищем на окраине Стамбула. Это был первобытный лес, расположенный рядом с цивилизованным миром, но оставшийся нетронутым человеком. Иного объяснения тому, что я встретила стаи волков и шакалов сразу после прибытия сюда, нет.

Когда он заметил меня, у него в руках были два небольших бревна. Его глаза пробежались по моему бледному лицу, затем он оглянулся и посмотрел на замерзшее озеро, глядя на которое я глубоко задумалась.

– Не так уж и страшно, – сказал он низким голосом, укладывая дрова в тачку и отряхивая руки.

– Тогда почему его вид вызывает у меня мурашки? – Вероятно, холод оказал на меня негативное влияние, так как вопрос непроизвольно слетел с моих уст.

Когда взгляд золотисто-карих глаз, посветлевших в лунном свете, обратился в мою сторону, я наконец отвернулась от застывшего озера и посмотрела ему в лицо.

– У тебя появилась какая-то особая связь с волками после того, как тебя укусили? – произнес он, не скрывая сарказма. – Караель тоже не любит это озеро. Но по счастливой случайности дом оказался совсем рядом с ним.

– Почему? – вырвалось у меня. – Почему волки не любят его?

Он бросил тачку, которую катил в мою сторону, держа за ручки с обеих сторон, снял перчатки и кинул их на дрова.

– Испокон веков местные жители приносили жертвы озеру, охотясь в окрестностях и убивая диких животных. Говорят, что в течение долгого периода охотились исключительно на волков. Есть много старых бессмысленных историй. Никто не знает, кто их придумал.

– Что за истории? – Мои брови взметнулись вверх от удивления.

Он громко вздохнул, снова взялся за тачку и покатил ее в сторону дома.

– Давай, пойдем. Стало холодно.

Я промолчала, но его нежелание отвечать на мой вопрос вызвало во мне раздражение. Когда он зашел в дом, я потерла руки и не могла не признать, что он был прав насчет холода. Деньги, потраченные на пальто, оказались потраченными напрасно, потому что оно совсем меня не согревало.

Я посмотрела на птицу, пролетающую на фоне полной луны, а затем на движущиеся облака; через несколько секунд лунный свет полностью скрылся, и наступила темнота. Я поспешно направилась к дому и, добравшись до крыльца, обернулась. Вокруг не было ни души. Войдя через приоткрытую дверь и закрыв ее, я увидела, что он сидя на корточках разжигает огонь в камине. Возле серванта и на столе горело несколько свечей.

Дверь на кухню была открыта.

– Я проверю состояние твоего волка, – сказала я, вынимая руки из карманов.

Огонь, зажженный под дровами с помощью клочка бумаги, извивался и тянулся вверх, касаясь каминной решетки. Мужчина посмотрел мне в глаза. Отблески красного пламени отражались на его лице.

– Ладно, – сказал он спокойным голосом.

Ладно? Закатив глаза, я тяжело вздохнула и побрела в сторону кухни. Как он мог сказать просто «ладно»? Я не хотела показывать ему свою слабость, несмотря на то что страх сковывал меня с того момента, как я поднялась на гору, но я ожидала, что он встанет и пойдет со мной. Что, если волк очнется, когда я буду одна на кухне, и от боли набросится на меня? Тогда я точно умру в этом доме в горах.

Я оказалась в западне. Я в буквальном смысле оказалась в ловушке. Мой импульсивный порыв стал источником проблем. Мне стоило свернуть с этого опасного пути еще тогда, когда я была в кафе. В один и тот же день на меня напали и волки, и шакалы. А что будет с утра? Кто может гарантировать, что меня не растерзает медведь, как только я открою дверь?

Вдобавок ко всем моим несчастьям, я могла подхватить бешенство, и если это так, то все мои старания окажутся напрасными, поскольку от этой болезни нет спасения.

Я взяла свечу и, не сводя глаз с волка, осторожно поставила ее на столешницу. Без снотворных и успокоительных средств он в любой момент может очнуться, и такое пробуждение может сопровождаться вспышкой агрессии. Способны ли волки осознавать происходящее? Нет. Получается, что связь между этим волком и сородичем горного медведя, сидевшим у камина, могла быть игрой воображения или выработанным рефлексом, возникшим у волка в результате его регулярных визитов.

А это значит, что нет никакой гарантии, что этот волк пощадит меня и не оторвет голову. Тем более если он действительно хотел мне помочь, то мой агрессивный выпад в виде удара ножом был предательством с моей стороны. Кто знает, какой будет его реакция?

Прижавшись бедрами к столешнице и скрестив руки на груди, я посмотрела на волка. Я не хотела приближаться к нему. Его мучительные вопли и неконтролируемые движения, сопровождавшие зашивание раны при помощи степлера, не выходили у меня из головы; он мог бы растерзать руку своего хозяина, если бы между ней и его головой не было подушки. Я не могла не думать о его свирепости.

– Как он? – Он вошел в кухню, вытирая полотенцем мокрые волосы. Мой взгляд переместился с волка на него.

– Хорошо, – сказала я. – Судя по тому, что он все еще жив, внутренних кровотечений нет. – Я протянула руку и убрала высохшее полотенце с раны волка. – Инфекция тоже не попала. Думаю, что он очнется через несколько часов, но ему нельзя будет двигаться.

Он покачал головой, перекидывая полотенце через плечо. Затем перевел взгляд с волка на меня.

– Как твоя нога?

Я отвела глаза. Вдохнув, я посмотрела в кухонное окно, на темный лес.

– Нога в порядке, но если у меня поднимется температура и начнется тошнота, значит, у меня бешенство. Значит, я умру.

Отбросив полотенце, он нахмурился и обошел стол; теперь он тоже вглядывался в темноту леса за окном, а затем повернулся в мою сторону.

– Если к утру прекратятся осадки, то с первыми лучами солнца мы пойдем к дороге. Машина там.

Я кивнула, не сводя глаз с волка. Его дыхание было тяжелым и прерывистым: очевидно, ему было больно.

Потянувшись руками к вискам, чтобы растереть раскалывающуюся от боли голову, я почувствовала желание принять очередную дозу обезболивающего. В этот момент меня осенило, и я начала искать сумку. Вспомнив, где она находится, я быстрыми шагами направилась в гостиную, открыла сумку и стала искать коричневый пузырек с таблетками.

– Что случилось?

Я не заметила, что он шел за мной, но сейчас он стоял у входа в кухню. Взяв пузырек, я открыла крышку, вытряхнула капсулу себе на ладонь, после чего бросила пузырек обратно в сумку.

– Мамины лекарства, – сказала я вполголоса, проходя мимо. – Это рецептурное лекарство. Оно избавит его от боли. – Войдя на кухню, я встала перед столом и перевела взгляд с волка на мужчину. Раскрыв ладонь, я протянула ему капсулу. – Возьми. Ты дай ему.

Взяв таблетку, он открыл капсулу и высыпал порошок в чайную ложку, которую достал из одного из ящиков. Затем он взял крупную деревянную ложку и, без малейших усилий открыв пасть неподвижного волка, всунул ее внутрь и высыпал порошок. Когда он вытаскивал ложку, волк непроизвольно облизнулся, несколько раз тяжело сглотнул и резко закрыл пасть.

На ходу снимая шапку и шарф, я направилась к выходу из кухни. Желая избавиться от боли в ноге, я тоже выпила таблетку. Положив пальто и остальные вещи на кресло, я села на пол перед горящим камином, скрестив ноги. У меня в руке был телефон, но от него не было никакого толку. Пришлось смириться с действительностью.

Прислонившись спиной к креслу, я подтянула ноги к себе и обхватила колени руками. После того как я сняла сапоги, мои ноги в слегка промокших носках замерзли, но огонь в камине набирал силу, и в комнате становилось теплее.

В этот момент я снова увидела его фигуру в дверном проеме кухни. Он явно собирался в коридор, но при виде меня остановился. Что он собирался делать? Что он собирался делать со мной, запертой в этих четырех стенах? Я должна была предположить, что он не поедет в Стамбул, ведь мои слова для него равноценны словам прохожего на улице. Али Фуат не понимал этого?

Он отвернулся; я проследила за его движением и положила подбородок на колени. Мои длинные черные волосы рассыпались по плечам.