Прошел примерно месяц с того дня, как мужчины Лоуланя, вместо того чтобы работать в поле, начали выходить с тяжёлыми тюками в пустыню. Однажды ночью жители города услышали звуки, уже очень долго не тревожившие их уши: это было ржание лошадей, которых погоняли сюнну. Отряд сюнну человек в десять ворвался в Лоулань через крепостные ворота и проскакал по всем улицам и переулкам города, демонстрируя его жителям, что народ сюнну пока живет и здравствует. На острия копий молодых всадников были насажены головы только что зарубленных ханьских воинов. В лунном свете головы поблескивали синевой. С них медленно, одна за другой, падали капли крови…

На следующий день молодые жители Лоуланя, вышедшие, как обычно, в пустыню, убили трёх ханьских путников и возвратились вечером в город с награбленным добром. Горожане встретили их восторженными криками. Обитатели Лоуланя хорошо понимали, что им в любом случае придётся покориться внешней силе, но из двух зол выбирали не непонятных ханьцев, а сюнну, с которыми их связывали многие годы тесных отношений.

Назавтра в пустыне снова убили ханьцев. Больше жители Лоуланя помогать ханьским послам не выходили. А вскоре в царствах Лоулань и Гуши были расквартированы отряды войск Сюнну, после чего молодые жители Лоуланя начали грабить послов с новой силой.

В начале зимы 108 года до н. э. в пустынях Западного края произошли первые столкновения между войсками Хань и отрядами Сюнну, которые в очередной раз подошли к заставам Юймэньгуань и Янгуань. Ханьский полководец Чжао Пону во главе войска в несколько десятков тысяч человек вторгся в Западный край, разбил сюнну и отбросил их на север. Оставшиеся после этой кампании силы ханьцев были брошены на берега озера Лобнор для разгрома Гуши и Лоуланя…

Огромное ханьское войско в мгновение ока окружило Лоулань. Ханьцы нахлынули столь быстро, что у города не осталось времени на подготовку к сражению. Поэтому, когда ханьский военачальник Ван Хуэй, имея под началом 700 человек, ворвался через ворота в крепость, жителям города не оставалось ничего иного, как, сложив руки, наблюдать за происходящим. Ханьские воины вломились в царские покои в центре города и схватили самого правителя Лоуланя. Он был доставлен в лагерь Чжао Пону, где его заставили поклясться в покорности Хань. Вечером того же дня старший сын правителя был передан китайским войскам для отправки ко двору ханьского императора в качестве заложника.

Взяв в свои руки Лоулань, ханьское войско сразу же атаковало Гуши. После его падения ханьцы решили, что они достаточно напугали Усунь и Давань (Фергану), и весной следующего года их войска возвратились домой.

Однако на место ушедших из Западного края ханьских войск тут же пришли только и дожидавшиеся этого момента отряды Сюнну. Правитель Лоуланя, прежде присягнувший Хань, был вынужден также принести клятву в верности Сюнну и отправить к ним в качестве заложника своего младшего сына…

Единожды послав войска в Западный край, У-ди принял решение и впредь доминировать над его царствами с помощью военной силы. В частности, разгневавшись на царство Давань за то, что его жители отказались продать за тысячу золотых монет своих породистых коней и убили предлагавшего эту сделку ханьского посла, У-ди направил в Давань карательную экспедицию. Во втором году под девизом царствования Тай-чу (103 год до н. э.) Ли Гуанли во главе шеститысячного регулярного отряда всадников и нескольких десятков тысяч «молодых негодяев»^[17] вышел в Западный край и двинулся на Давань. Однако на этот раз жители всех царств Западного края не захотели обеспечивать ханьцев продовольствием и укрылись за стенами своих городов. В результате, когда долгая карательная экспедиция приблизилась к своей цели – царству Давань, то большая часть войска просто голодала. Потерпев поражение в решающей битве, Ли Гуанли с немногочисленными оставшимися в живых воинами вернулся к заставе Юймэньгуань. Император У-ди, узнав о бездарном поражении Ли Гуанли, крайне разгневался и издал указ, в котором говорилось: «Кто из войска осмелится войти в пределы империи – немедленно казнить». Остатки разбитой армии не пустили за ворота Юймэньгуань, и они ушли в Дуньхуан.

На следующий год Ли Гуанли снова выступил из Дуньхуана, только во главе войска из шестидесяти с лишним тысяч человек. На этот раз запас оружия и продовольствия у него был велик: с армией шли сто тысяч волов, более тридцати тысяч лошадей, по нескольку десятков тысяч ослов, мулов, верблюдов.

Когда огромное войско Ли Гуанли проходило мимо озера Лобнор, Лоулань по приказу Сюнну выслал им навстречу своих воинов, чтобы потрепать арьергард ханьских частей. Однако китайцы разгадали этот план, и ханьские войска, стоявшие неподалеку от заставы Юймэньгуань, окружили Лоулань. Сюнну выслали в подкрепление осаждённым отряд конницы, но защитники города всё равно не смогли удержать крепость, и правитель Лоуланя снова попал в плен к ханьским войскам.

Бывшего правителя царства Лоулань доставили в ханьскую столицу Чанъань как раз тогда, когда туда стали одна за другой приходить победные реляции об успехе длительной карательной экспедиции против царства Давань. Ханьские войска окружили крепость Давань и принудили её защитников сдаться. После этого ханьцы отобрали себе несколько десятков лучших скакунов и более трёх тысяч лошадей похуже.

В ходе следствия пленный правитель сказал: «Царство Лоулань маленькое, находится меж двух великих держав Хань и Сюнну. Лоулань должен подчиняться и Хань, и Сюнну, иначе он не сможет выстоять. Народ наш очень утомился. Для того чтобы империя Хань овладела Лоуланем, есть только один способ. Покорнейше прошу дозволить всем людям царства Лоулань переселиться на земли Хань». Услышав эти слова, У-ди преисполнился жалости и не только не казнил правителя, но и отослал его обратно в Лоулань.

После похода на Давань (Фергану) ханьцы построили сторожевые вышки во всех стратегически значимых местах пустыни от заставы Юймэньгуань до озера Лобнор, приняли меры по обеспечению безопасности дорог, ведущих из Хань в Западный край, а также разместили несколько сотен человек в военных поселениях, созданных в Луньтай (Бугур) и других важных пунктах на берегу реки Тарим. Иными словами, нравилось это властителям Лоуланя или нет, но это царство снова попало под контроль империи Хань. Так, в четвертом году под девизом царствования Чжэн-хэ (89 г. до н. э.), когда Хань атаковало Гуши, царство Лоулань по приказу Ханьской империи направило для участия в сражении своих солдат. Таким образом, воины Лоуланя оказались вынуждены сражаться с армией Сюнну, которая пришла на помощь Гуши. Воинство Лоуланя вышло из этих боёв с большими потерями.

Измученный непрерывными душевными метаниями из-за необходимости подчиняться то Хань, то Сюнну, правитель Лоуланя вскоре заболел и скончался. Наследовать лоуланьский трон было некому. Один из сыновей правителя был оставлен заложником в Сюнну, второй – в Хань, но ни один из них на родину так и не вернулся. Посланный в Хань старший сын был обвинен в нарушении законов империи и казнен, а о втором сыне, отосланном в Сюнну, вообще не было никаких известий… Но династия правителей Лоуланя не прервалась: в конце концов, царский трон занял один из родственников прежнего повелителя. Сразу же после этого обе соседние державы затребовали у нового правителя заложников. Старший из двух его сыновей, Аньгуй, был послан в Сюнну, а младший, Юйтуци, отправился в Хань.

На склоне лет У-ди, который всегда проводил в отношении Западного края исключительно активную политику, слегка утомился от постоянных военных кампаний и перестал выказывать прежний горячий интерес к этим землям – в том числе и по той причине, что его собственная страна оказалась в крайне тяжёлом финансовом положении, а народ начал роптать… В результате в царствах Западного края снова появились сюнну и стали медленно, но верно расширять своё влияние на эти земли. В своё время почти все царства, лежавшие на трактах Западного края, признали себя вассалами Хань, однако теперь всё большее их число стало «отлагаться» от империи. Следуя велениям времени, Лоулань тоже отдалился от Хань и сблизился с Сюнну.

Новый правитель Лоуланя также недолго казнился необходимостью метаться между двумя могущественными соседями и через несколько лет пребывания на троне скончался. После этого сюнну вернули в Лоулань и возвели на трон его старшего сына Аньгуя, которого все эти годы держали у себя в качестве заложника. Молодому правителю было двадцать восемь лет. Политика нового властителя оказалась отчётливо дружественной по отношению к Сюнну и направленной против Хань. Аньгуй хорошо понимал, как трудно приходилось его отцу и прежним правителям, вынужденным лавировать между двумя державами, однако поскольку сам он долгое время жил в военном лагере сюнну, то ему казалось легче поддерживать добрые отношения именно с вождями кочевников – тем более что многих из них он хорошо знал.

Вскоре дружественная Сюнну и враждебная Хань политика нового молодого правителя Лоуланя обрела конкретные очертания. Сразу же после восшествия Аньгуя на трон в его царство прибыл ханьский посол, который пригласил нового правителя прибыть ко двору императора. Аньгуй ответил на приглашение отказом и в Хань не поехал. Более того, он пошел на то, чтобы фактически сделать своё царство форпостом Сюнну, призванным препятствовать отношениям Хань с государствами Западного края. У озера Лобнор снова участились нападения жителей Лоуланя на ханьских послов, двигавшихся на Запад, равно как и на послов из царств Запада, направлявшихся с дарами в Хань.

Через несколько лет, после того как Аньгуй вступил на престол, войска Сюнну уже открыто заходили в Лоулань и выходили из города. И в крепости, и за её стенами всегда можно было видеть целые табуны белых лошадей, принадлежавших людям Сюнну.

Тем временем в Хань скончался император У-ди. Ему наследовал Чжао-ди^[18].

Из всех царств Западного края, кроме Лоуланя, открыто вошло в лагерь сторонников Сюнну только небольшое царство Гуйцы (Куча). На него постоянно оказывали давление как Хань, так и Сюнну, и в этом смысле тяготы Гуйцы ничем не отличались от испытаний, выпавших на долю Лоуланя или Гуши. В конце концов два маленьких, разделенных пустыней царства склонились к тому, чтобы порвать с одновременной зависимостью сразу от двух стран, и твёрдо решили (будь что будет!) развивать свои государства в военном союзе с Сюнну.

Аньгуй, конечно, понимал, что Хань когда-нибудь отомстит Лоуланю и Гуйцы за такое решение, но не думал, что развязка наступит гораздо быстрее, чем он предполагал.

Осенью 77 года до. н. э. Лоулань встречал ханьского посла Фу Цзецзы. Это был уже второй его визит в царство за год. В прошлый раз Фу Цзецзы выказал недовольство текущей политикой царства, а Аньгуй тогда с извинениями отослал посла обратно. С тех пор эта политика не изменилась ни на йоту, поэтому Аньгуй снова встречал ханьского посланника с тяжёлым сердцем. К несчастью, в это время все расквартированные в окрестностях Лоуланя войска Сюнну крайне некстати были отведены от города. Так или иначе, Аньгую не оставалось ничего иного, как пригласить посла в свои покои, хотя душа к такой встрече у правителя совершенно не лежала…

Пировали в большом зале дворца, куда Фу Цзецзы прибыл с двумя сопровождающими. Члены царской фамилии и главные вассалы правителя Лоуланя заняли места вокруг трёх ханьских посланников.

Пир был в разгаре, когда Фу Цзецзы сказал, что хотел бы сообщить нечто важное лично правителю. Аньгуй придвинулся к послу, чтобы послушать, что тот скажет, но в это время два молодых ханьца, которые стояли по правую руку от Аньгуя, ударами сзади в мгновение ока закололи правителя. Пока гости в ужасе кричали, Фу Цзецзы вскочил, с нескрываемой злобой оглядел всех и громко, отрывисто стал отдавать приказ за приказом. Собравшимся показалось, что Фу Цзецзы стал похож на разъяренного дэва. Глаза его сверкали огнём, а голос гремел, словно раскаты грома: