Словно улей, потревоженный палкой, редакция взорвалась новой волной криков и беготни. Запах возбуждения смешивался с типографской гарью. Снид, дрожащими руками налил себе виски. Это был не просто сенсационный материал. Это была информационная бомба, и он держал в руках фитиль. И Снид не прогадал. Бомба взорвалась на следующий день. Тираж «The Star» мгновенно исчез с прилавков. Покупатели рвали номера из рук мальчишек разносчиков, вступали в потасовку друг с другом. Готовы были платить за вожделенный номер по шиллингу и более. Пришлось срочно допечатывать.

С рассветом Лондонская фондовая биржа, величественное здание которой обычно дышало степенностью и холодным расчетом, сегодня напоминала адский котел. В воздухе, пропитанном запахом дорогих сигар, пота, пыли и бумаги, словно повис гигантский рой разъяренных шершней. Толпа маклеров, банкиров, спекулянтов – все в черных сюртуках и цилиндрах – сбилась в кучки, крича, размахивая руками, газетами. Газетами с кричащими заголовками «The Star» и подхватившей эстафету «The Penny Dreadful»: «РУССКОЕ ЗОЛОТО ЗАТОПИТ МИР!», «АКЦИИ РОССИЙСКИХ ПРОМЫШЛЕННЫХ ОБЛИГАЦИЙ ВЗЛЕТЕЛИ!», «ПАНИКА НА РЫНКЕ ЗОЛОТА!».

– Продавай консоли! Все! – орал седой маклер с трясущимися руками, тыча пальцем в котировки. – Россия затопит рынок золотом! Цена рухнет!

– Купить акции Русско-Американской компании! Где они?! – вопил молодой спекулянт с безумными глазами. – Они там! Они контролируют Аляску! Они захватили реку Маккензи!

– Бред! – кричал другой, с лицом, пунцовым от ярости. – Это провокация! Русские ни черта не нашли! Продавай все русские бумаги! Война будет! Война!

Курс акций российских предприятий, представленных на бирже, скакал как бешеный. Почти забытые биржевиками акции Русско-Американской компании, взлетели на сотни процентов за минуты. Цена на золото на мировом рынке сначала рванула вверх от новостей о «невероятных запасах», потом резко пошла вниз на страхе «затопления рынка». Биржевой зал превратился в поле боя. Цилиндры слетали с голов, галстуки съезжали набок, слюна в пылу спора летела во все стороны. Запах страха и жадности был осязаем. Информационная бомба, заложенная Шабариным, сработала идеально.

Пароходные и другие судовладельческие компании захлебнулись от заявок на фрахт до берегов Аляски. Фирмы и частные лица готовы были арендовать все что угодно – пароход, угольный барк, шхуну, яхту – едва ли не баркас, лишь бы добраться до золотоносных песков далекой реки Маккензи. В лавчонках, которые торговали книгами и учебными принадлежностям, скупили все, что имеет хоть какое-то отношение к географии северных широт.

Не только британские, но и французские и американские издательства срочно напечатали книгу Александра Маккензи, которая на русском языке называлась так: «Путешествия по Северной Америке к Ледовитому морю и Тихому океану, совершённые господами Херном и Маккензием, с присовокуплением описания меховой торговли в Канаде производимой, всех зверей в Америке обретающихся, нравов и обыкновений внутренних диких», и тиражи ее мгновенно исчезли с прилавков.

Золото реки Маккензи было информационным призраком, мыльным пузырем, который рано или поздно лопнет, но оно приносило предприимчивым людям уже вполне реальные кружочки из желтого металла. Коротко говоря – не только Лондон, но и весь Запад «клюнул». И задохнулся в золотой лихорадке собственной алчности.

***

В Петербурге стоял ясный, морозный день. Солнце, холодное и яркое, искрилось на позолоте Зимнего дворца, играло в инее на деревьях Александровского сада, но моем кабинете царила атмосфера грозового напряжения. Воздух был густым от запаха дорогих гаванских сигар, выдержанного армянского коньяка и нетерпения, тщательно скрываемого за масками делового равнодушия.

Я сидел во главе длинного стола из красного дерева, за которым сидели самые могущественные люди Империи. После меня, разумеется. Это были «акулы отечественного капитала», как их величали газеты, Василий Кокорев, Павел Демидов, Иван Солдатенков, ну и новый в этих стенах человек, судостроитель Николай Путилов, во время войны организовавший здесь, в Питере, производство паровых котлов и прочих технологических узлов для двигателей пароходофрегатов и других военных судов. Рядом с ним притулился осторожный министр финансов барон Фитингоф и несколько других влиятельных сановников, чьи интересы были тесно связаны с промышленностью и торговлей.

На столе, вместо привычных бумаг, лежали свежие, еще пахнущие типографской краской лондонские газеты: «The Star», «The Penny Dreadful» и даже «The Times». Напечатаны они были, правда, не в Лондоне, а в Петербурге. Текст статей передан сюда по телеграфу, благодаря которому время получения новостей значительно сократилось. Судя по заголовкам, солидная «The Times», хоть и осторожнее, но тоже поддалась охватившему британский мир ажиотажу. Ее, кричащие о русском Эльдорадо заголовки, бросались в глаза.

Я не спешил. Дал гостям время прочесть, прочувствовать масштаб паники, бушевавшей за границей. Наблюдал. Видел, как Кокорев хитро прищурается, оценивая перспективу, как Демидов нервно постукивает костяшками пальцев по столу; как Фитингоф бледнеет, представляя гипотетические расходы; как Путилов мысленно уже строит ледоколы для проникновения в северные воды Аляски.

– Господа, – голос мой прозвучал тихо, но с такой силой, что все разговоры мгновенно стихли. Я поднял одну из газет. – Вы видите? Они знают. Англия знает о нашем золоте. Они в панике. Они видят, как их вековое финансовое превосходство тает, как весенний снег под лучами русского солнца. – Я произносил слова медленно и веско, всматриваясь в лицо каждого из присутствующих. – И что делает загнанный в угол зверь? Он становится опасен. Он не смирится. Он будет драться. Не по-джентльменски, а по-уличному грязно.

Я положил газету и сделал паузу, давая словам осесть в их умах, как снегу за окном.

– Драка уже идет, – продолжал я. – Взрывы на улицах Петербурга – их рук дело. Финансирование террористов, этих «борцов за свободу», которые убивают наших детей – их рук дело. Пиратский пароход «Ворон», который прямо сейчас гонится за нашим кораблем «Святая Мария» в арктических льдах, чтобы проследить путь к нашему золоту – их рук дело! – Я ударил кулаком по столу. Стаканы звякнули. – Дипломатическое давление, шпионаж, саботаж наших заводов, поддержка мятежников на окраинах Империи – вот их оружие! И если золото Аляски станет реальностью, они пойдут ва-банк. Война, господа. Полномасштабная война. Финансовая блокада. Морская блокада. Все, чтобы задушить Россию в колыбели ее возрождения!

В кабинете повисла тяжелая тишина. Слышно было, как потрескивают дрова в камине. Даже Кокорев перестал улыбаться. Фитингоф вытер платком вспотевший лоб.

– Но… оно, золото-то есть? – осторожно спросил Солдатенков. – Это не просто… газетные утки?

– Есть, – отрезал я, доставая из кармана сюртука небольшой кожаный мешочек. Развязал его и высыпал на бархатный лоскут горсть желтого песка. Не просто песка. Крупные, неровные крупинки, тяжелые, с характерным тускло-желтым, но неоспоримым блеском. Настоящее золотоносное сырье. Привезенное с Аляски с огромным риском. – Первые пробы с Клондайка. Доставленные еще Лаврентием Загоскиным. Богатейшие россыпи. Но… – я ссыпал песок обратно в мешочек, – лежат они в дикой глуши, за тысячи верст, в вечной мерзлоте. Добыть его, защитить, доставить – задача не просто для казны. Задача для людей сильных. Сильных и объединенной общей целью.

Я обвел взглядом сидящих за столом.

– Предлагаю создать Консорциум по защите Русского Золота. Вы, господа промышленники, финансисты, патриоты России – вкладываете капитал сейчас. В усиление охраны сухопутных и речных путей на Аляске, в создание вооруженных отрядов из казаков и бывших солдат, в строительство форпостов, в развитие рудников по его добыче – пароходы, машины, инструменты. В защиту нашего достояния от английских хищников! – Я выдержал паузу, нагнетая напряжение. – Взамен… вы получаете гарантированную долю в будущих доходах от приисков Клондайка. Не бумажные обязательства. Долю в золоте. В том самом золоте, которое сделает Россию великой, а ее защитников – богатейшими людьми Империи. По сути, вы покупаете не просто акции нашего Консорциума – вы покупаете само будущее России. И свое собственное.

Реакцию их нельзя было назвать мгновенной и бурной, но она все же воспоследовала.

– И какова же будет моя доля? – осведомился Кокорев.

– Какие гарантии? – скептически хмыкнул Демидов. – Золото в земле, а враг в любой момент снова может оказаться у наших ворот.

– Это авантюра! – зашипел Фитингоф. – Казна не выдержит сопутствующих расходов! Риски колоссальные!

– Риски? – переспросил Путилов. – Риски – это сидеть сложа руки, пока англичане подбираются к нашему золоту! Я – за! Мои верфи построят корабли для плавания к северным берегам Аляски! Но и моя доля в доходах должна быть весомой!

– Патриотизм – это прекрасно, Павел Матвеевич, – мягко, но с укором сказал Солдатенков, – но дело есть дело. Нужны хорошо составленные договоры, гарантии возврата вложений, если… если золото не оправдает надежд.

Я слушал их – жадных, скептических, азартных, расчетливых и видел, как работает мой план. Паника Лондона, как в зеркале, отразилась здесь, в этом кабинете, трансформировав жадность в патриотический порыв. Я поднял руку, требуя тишины.

– Гарантии? – произнес я. – Гарантия – это я. Алексей Шабарин. Моя воля. Моя рука, которая сокрушает врагов Империи внутри и снаружи. Гарантия – это золото на столе и паника в Лондоне, которую я создал! Детали по долям, договорам – это к господин Фитингофу и его крючкотворам. Одно скажу, все будет по справедливости. Кто сколько вложит в дело, с того и получит. Однако решать нужно сейчас. Покуда англичане не опомнились. Кто со мной? Кто вложится в золотое будущее России и в свое собственное?

Я смотрел на них. На Кокорева, который уже мысленно считал проценты от недобытых тонн; на Демидова, представлявшего новые сталелитейные цеха, построенные на аляскинское золото, на Путилова, уже видящего русские крейсера, патрулирующие Тихий океан, на осторожного Солдатенкова, просчитывавшего выгоды и риски. Даже Фитингоф, бледный, но осознавший неизбежность, кивнул нехотя. Создание Консорциума стало делом решенным.

***

Полигон решили устроить в глухих лесах под Новгородом, подальше от любопытных глаз. Было раннее утро. Воздух был морозным, хрустально-чистым, пахнущим хвоей и снегом, но к нему примешивался запах свежей древесины, машинного масла и… чего-то химически острого – видимо, нового бездымного пороха Зинина. Глубокий, нетронутый снег искрился под косыми лучами солнца. Стояла тишина. Не безмятежная, а скорее – напряженная, звенящая, как натянутая струна.

Я поднялся на небольшой деревянный помост, закутавшись в тяжелую медвежью шубу. Рядом – полковник Константинов, его лицо было бледнее снега, глаза горели лихорадочным блеском. Позади – группа офицеров Генштаба и ученых ИИПНТ, их дыхание стелилось белым паром.

В сотне саженей, на заснеженной поляне, стояло странное сооружение. Направляющие рельсы уходили в небо под острым углом. И на них лежала стальная «сигара» в человеческий рост, с острым носом и короткими крылышками стабилизаторов. Ракета Константинова. «Гром-2». Усовершенствованная. Начиненная не фейерверочной смесью, а боевым зарядом на основе разработанных Зининым химических соединений.

– Готово, ваше высокопревосходительство, – доложил Константинов, голос слегка дрожал от волнения. – Расчеты перепроверены трижды.

Я сдержанно кивнул. Хотя трудно было сохранить хладнокровие в такую минуту. Ведь это был не просто эксперимент. Я надеялся, что это будет прорыв. Громовой голос России, который должен будет громко зазвучать в мире.

– Давайте, полковник.