– Времени почти шесть, – глянула на миниатюрные часики, которые красовались на тонком запястье, Маша. – Какой отдел?

– Это вам, кадровикам и делопроизводителям, хорошо, – без малейшего почтения в голосе заметил Олег, – а оперов ноги кормят. У нас рабочий день ненормированный.

– Опера тоже по КЗОТу живут, – резонно возразила ему Маша. – Закон для всех един. И потом – просто невежливо отказывать девушке, которая сама тебя куда-то пригласила. Или ты думаешь, что я так часто поступаю?

Ровнину очень хотелось сказать, что он вообще о ней и не думал, но воспитанный юноша в нем победил потихоньку матереющего опера, которого усовестить не так и просто.

Вот так и появилась у Олега какая-никакая личная жизнь. Время от времени она его радовала, потому что без постоянной девушки жить нормальному молодому человеку и грустно, и скучно, а иногда печалила, потому как лейтенант Остапенко была девушкой во всех отношениях непростой.

Во-первых, характер у нее оказался далеко не сахарный. Нет, записной стервой Маша не являлась, и сцены ревности, как та же Аленка, на ровном месте никогда не устраивала. Но иногда ее чрезмерная целеустремленность, а также уверенность в единственной верности собственного мнения просто вышибали Олега из седла. Настолько, что пару раз он даже подумывал о том, что, наверное, пора сворачивать это шапито и, не мудрствуя лукаво, как и прежде составлять компанию Славяну в его общении с женским контингентом, обучающемся в медицинских и педагогических учебных заведениях. Так и проще, и, кстати, веселее.

Во-вторых, ко всему прочему она оказалась девочкой из хорошей семьи. Выяснилось это совершенно случайно, когда после нескольких свиданий, заключающихся в походах кино и кафе, она затащила Олега к себе домой. На улице как раз дождь разошелся не на шутку, вот он и согласился.

Родителей дома не оказалось, но выводы сделать было несложно. И четырехкомнатная квартира на Малой Бронной, и обстановка в ней, и картины на стенах, и пианино Bösendorfer говорили сами за себя.

Кстати, именно тогда Олег окончательно понял, что этой девочке в их с Баженовым холостяцком гнездышке делать точно нечего. Не того полета пташка. Плюс ему стало совсем непонятно – на что он ей сдался? Ладно ее служба в милиции, тут реально придумать обоснование. Может, она с детства о ней мечтала или родитель сказал, что для дальнейшего роста надо на государевой службе хоть год отработать.

Но он-то тут при чем? Ей куда больше подойдет мальчик из хорошей семьи, с фамилией Фельдман или Берштейн, но никак не Олежка Ровнин из Саратова.

И все же эти странные отношения, в которых одна сторона не понимала, зачем они вообще нужны, а вторая только и делала, что удивляла первую своим упорством в желании их сохранить, длились уже несколько месяцев.

– У нас отдел маленький, все друг за друга переживают, – ответил Олег собеседнице, перехватив массивную телефонную трубку поудобнее. – Маш, ты говори, чего хотела, да я пойду. Дел еще – как у дурака фантиков.

– Сегодня к восьми вечера жду тебя в гости, – сообщила ему девушка. – Отказ не принимается. Родители желают с тобой лично познакомиться.

Ровнину очень хотелось ответить, что-то вроде «а я с ними нет», но делать он этого не стал. И воспитание снова подвело, да статус папы не предполагал того, что о нем какой-то лейтенант так отзываться станет. Родитель Маши и при перестройке неплохо себя чувствовал в должности декана довольно престижного вуза, и сейчас тоже, правда, теперь в качестве одного из функционеров средней руки партии «Родина», которая на недавних выборах забрала большинство мест в Государственной Думе.

Впрочем, сути вопроса это не меняло. Одно дело с Машкой время от времени спать, другое – с ее стариками знакомиться. Это уже явный перебор.

– Не могу обещать, – твердо заявил он. – И не надо так вздыхать в трубку. Ты знаешь, кто я и чем занимаюсь.

– Я не вздыхаю, – осекла его Маша. – Не льсти себе. Простыла просто немного. Что до остального – не сможешь в восемь, так приходи в девять. Ничего, этикет позволяет.

– Ты меня не слышишь.

– Почему, слышу. И ты меня – тоже. Все. Жду.

И она повесила трубку. Олег сделал то же самое, а после задумчиво выбил пальцами дробь по столу.

– Что ты, молодец, невесел? – осведомилась у него Ревина, которая, не особо скрываясь, с интересом выслушала весь разговор. – Что ты голову повесил? Не хочешь с мамой-папой девочки знакомство сводить?

– Не-а, – честно ответил юноша и глянул на телефонный аппарат. – Менять его, конечно, надо. Не дело, что любой желающий слышит все, что в трубке говорят. Ладно, если свои, как вот ты, например. А если нет? Если враг?

– Что у нас в здании менять не надо? – резонно осведомилась у него Елена. – Только денег все равно нет. Ладно, ты лучше скажи – просто продинамишь сегодняшнее мероприятие?

– Думаю, да, – подтвердил молодой человек. – И лень, да и просто не люблю я все эти смотрины. Вопросы дурацкие, взгляды оценивающие… Мне дома этого хватило. Мама то и дело каких-то дочек своих подруг к нам водила, будто я сам себе девушку не могу найти. Жутко унизительно! Плюс там родители непростые. Мама в консерватории преподает, папа в Госдуме сидит. Где они – и где я?

– Это да, – покивала Ревина. – Но я бы на твоем месте пошла.

– Аргументируй.

– Во-первых, наверняка там можно хорошо пожрать, – загнула один палец девушка. – Ты горячее когда в последний раз ел?

– Позавчера, – подумав, ответил Олег. – Мы с Баженовым курицу-гриль купили.

– Вот. А тут домашнее. Во-вторых, эта девочка, насколько я поняла, сильно настырная, значит, рано или поздно она тебя дожмет. Можно, конечно, просто с ней разойтись, но ты, я так понимаю, к этому не стремишься?

– Не знаю, – Олег уселся на стул верхом, – сам не очень понимаю пока.

– Тем более. Может, ты так ее старикам не понравишься, что они сами вынудят ее с тобой расстаться. И решение за тебя примут другие люди, и себя тебя упрекнуть не в чем.

– Резонно.

– И особо там не мудри, – добавила Елена. – Не надо включать Баженова, ни к чему всякие банальности вроде сморкания в скатерть или матюгов по поводу и без повода. Просто будь самим собой, этого хватит.

– Как-то неприятно твои слова прозвучали, – нахмурился Олег. – Я настолько неотесанный, что мне даже притворяться не надо?

– Не неотесанный ты, а непонятливый, – вздохнула Ревина, – но я уже к этому привыкла.

В этот момент хлопнула входная дверь и в здание вошел промокший Францев.

– Льет точно из ведра, – пожаловался он подчиненным. – Два шага от машины до крыльца прошел – и насквозь!

– Так осень, – высунулся из стены Тит Титыч. – В Москве завсегда так по октябрю. Три дня вода льет, три – ветер свищет, а там, может, солнышко ненадолго покажется. А после – сызнова дожжь.

– Умеешь приободрить, – оценил его слова начальник. – Морозов с таможни не возвращался?

– Не-а, – ответила Ревина. – Звонил, сказал, что там вообще непонятно, кто за что отвечает, потому раньше завтра его не ждать. Плюс там случилось что-то, но детали он не рассказал.

Саша еще с утра отправился на один из терминалов, через который, предположительно, в страну то и дело поступали проклятые вещи из числа особо проблемных, наладил кто-то из зарубежных коллег вот такой утилизационный канал. Самим с ними колупаться неохота, проще в Россию эдакое добро спихнуть. У них, дескать, страна большая, куда-то да пристроят. Заодно и подзаработать можно, благо это же ювелирка, причем иная даже не этого века.

– Все они там знают, – усмехнулся Францев, – просто свой своего не сдаст. По сути – правильная позиция, но в нашем случае это все усложняет. Да, Олег, очень кстати, что ты здесь. Давай собирайся, скоро поедем. Вот только чайку хлебну – и помчимся. Аникушка, покрепче мне завари. И с лимончиком!

За шкафом что-то грохнуло, как видно, отдельский домовой так дал понять присутствующим, что приказ услышан и выполняется.

– Куда поедем? – не смог не спросить Олег.

– Награду получать, – пояснил Аркадий Николаевич.

– Награду? Я?

– Ну если тебя с собой беру, то, наверное, ты, а не кто-то другой, – вздохнул Францев. – Все, через десять минут чтобы был собран, подтянут и бодр. Не каждый день такое случается.

Начальник ушел наверх, Олег же недоуменно уставился на Ревину.

– Чего? – развела руки в стороны та. – Я без понятия о том, что там тебе за награда полагается. Как, впрочем, и о том, почему тебе, а, к примеру, не мне. По выслуге лет и КПД я объективно ее точно больше твоего заслуживаю.

– А Мороз больше тебя, – уточнил Ровнин, – и Савва тоже. Если объективно.

– Зато теперь тебе можно не переживать на тему «идти – не идти», – хихикнула Ленка. – Учреждение наверняка официальное, пока дождетесь, пока все формальности согласуют, то, се… Учет материальных ценностей и контроль за их распределением есть основа российской бюрократии. Хотя – странно. Времени почти шесть, рабочий день, считай, кончился. Ладно менты и медики, мы по жизни отморозки, которые всегда неправильно существуют в любых российских реалиях. Но в остальных-то государевых учреждениях люди дольше положенного в жизни сидеть не станут. Раньше свалить – да. Позже – никогда!

– А я еще и в штатском, – расстроенно добавил не особо ее слушающий Олег, а после оглядел себя. – Надо же, наверное, по форме?

– Ясное дело, – подтвердила Ревина. – Ладно, шоколадки мне теперь точно не видать, потому пойду к себе. Завтра все расскажешь – и про награждение, и про смотрины. Ну, если ты до них, конечно, доедешь.

Пока Францев пил чай, Ровнин прикидывал, за какой такой подвиг его могут наградить. Выходило – ни за какой. Нет, руки сложа он не сидел, но при этом ничего особо героического и не совершил. Разве что отбил не так давно молодую девчонку у русалок, которым она накануне на то, чтобы ее утопили, разрешение дала, причем сама о том не подозревая. Кто же, купаясь в русальную неделю, бросается фразами вроде «Вот утону, русалкой стану и буду жить вечно»? После такого тебя непременно в следующий раз, когда ты в ту же реку хоть по колено зайдешь, сцапают и на дно потащат. После того – нет, уже не тронут, но в русалии и вода, и те, кто в ней обитают, слова твои не забудут.

Впрочем, дуре-девке повезло. Олег, который вместе с Саввой приехал в этот дачный поселок из-за арыси, что повадилась местным дачницам подменышей подсовывать в коляски, аккурат перед тем, как сюда отправиться, читал одно старое-старое, еще дореволюционное дело, в котором была описана подобная ситуация. В результате сначала он бедолаге утонуть не дал, после ее, здорово перепуганную, успокоил, а следом и беду от дурной головушки отвел, пустив в ход старинный метод, почерпнутый у коллег. Чтобы русалки и водяник более на вот такую неразумную болтушку не претендовали, имелось три варианта развития событий. Первый – вовсе ей в эту реку больше никогда не соваться. Второй – замуж выйти. Смена семейного статуса то ли все добрачные грехи перед русалками списывает, то ли еще чего, но факт есть факт. Есть, видимо, в этом гражданском акте некая сакральность. Ну а третий вариант самый простой и на удивление действенный – бросить в речку на закате горящую головешку и сказать при этом: «Слова мои с тем огнем сгорели, и ты, вода, про них забудь».

Потенциальная утопленница поартачилась, но, как ей сказано было, сделала. Не забыла, как под водой девок голых увидала, когда те ее на дно холодными руками пытались утащить. Тут любой агностик во что хочешь поверит, не то что девчонка молодая. Впрочем, Олег отчего-то был уверен, что она все равно этот водоем еще пару лет стороной станет огибать.

Так вот – по идее, за такое ему гипотетически могла перепасть медаль «За спасение утопающих». Нет, не за головешку, конечно, а за то, как он девку из воды выволок и после ей искусственное дыхание «рот в рот» делал. Там и свидетели сего подвига были. Но вот только имя-то у него никто тогда не спрашивал?