– Олежка, все ломаешь голову, за что тебя награждать станут? – спросил у Ровнина Францев, спустившийся вниз.

– Ломаю, – подтвердил юноша. – И еще – без формы как? Не положено же?

– Ничего-ничего, – успокоил его начальник. – Там, куда мы едем, никто тебя не осудит за неуставной внешний вид. Если желаешь, даже голым можешь ходить, если приспичит, и поверь, слова дурного ты за это не услышишь. Пойдем, пойдем. Да не сопи ты так, по дороге все объясню.

А дождь и вправду разошелся не на шутку, с небес хлестало так, что дворники в машине еле справлялись с водой, льющейся на лобовое стекло.

– Погодка – врагу не пожелаешь, – вздохнул Францев, выезжая со двора. – С одной стороны хорошо, в эдакое ненастье наш контингент в основном на улицу не суется. С другой – не ровен час придется за город ехать, потонем же в грязи. Трассы еще туда-сюда, а чуть в сторону – и все, застрянешь намертво. Там или танк нужен, или, на худой конец, трактор.

– Ну да, – согласился Олег.

– А я еще с одним знакомым, как назло, договорился днями сгонять в одно место, кое-какой вопрос решить, – произнес Аркадий Николаевич, – как раз за город. Знал бы – не обещал. Ладно, не суть. Что до награды – все так и есть, кое-кто желает выразить тебе свою благодарность. Если конкретнее – речь о Джуме. Помнишь такую?

– Это та, которая главная у гулей? – изумился Олег.

– Не «главная», а королева, – поправил его начальник. – И обращаться к ней должно не иначе как «ваше величество». Я могу обойтись и без титулования, а вот ты – нет. Она тебе: «Здравствуй», ты ей: «Добрый вечер, ваше величество». Она тебе награду, ты ей…

– Спасибо, ваше величество, – закончил за него фразу Олег.

– Благодарю, – поправил его Францев. – «Спасибо» здесь не к месту. Но в целом – так.

– А почему вы ее можете не называть величеством?

– Потому что в ее личной табели о рангах мы находимся на одной ступени, – пояснил Аркадий Николаевич. – Для нее я ей ровня по статусу, понимаешь? Джуме, да и кое-кому другому, например той же Хрисанфе, что повелевает городскими свалками, важны не размеры личных владений, а объем доступной для использования власти. Мой для нее достаточен. Твой, как ты понимаешь, нет. Естественно, если ты не станешь ее титуловать должным образом, никаких неприятностей тебе это не доставит, никто не станет тебя кусать, рвать на части или казнить. Но и серьезных дел с Олегом Ровниным Джума иметь после не станет. А если какие-то и станет, то через «не хочу», что, как ты понимаешь, не гарантирует результат. В нашем деле правильное, уважительное и вовремя сказанное слово, Олежка, значит очень много. Причем чаще всего не в конкретный данный момент, а в перспективе.

– Понял, – покивал Ровнин. – А за что мне такая честь от нее перепала-то?

– Вроде молодой, а память никудышная, – расстроился Францев. – Вспомни весну, когда ты только-только к нам пришел. Кто мне сказал: «Ее же надо предупредить»? Ты. Она про это не забыла, теперь хочет тебя отблагодарить.

– Но я же это вам сказал, а не ей? И предупреждал не я.

– Не ты. Но когда она меня вчера благодарила за поддержку, я не забыл упомянуть, что первым это предложил сделать наш новый сотрудник, после чего она приняла решение вручить тебе заслуженную награду. А я, естественно, такую возможность упускать не собираюсь.

– Так и Славка что-то такое говорил. – Олег попытался воскресить в памяти вроде бы и совсем недавние, но при этом кажущиеся уже весьма далекими майские события. – По-моему.

– Славка заполошный сильно, – пояснил Францев. – Кто его знает, как он себя во дворце гулей поведет? Место уж крайне специфическое. А возможность, повторюсь, очень и очень заманчивая. Знаешь, Олежка, я ходить вокруг да около не стану, скажу как есть: времена на дворе мрачные и непредсказуемые, потому чем больше народу из отдела будет знакомо с Джумой, Хрисанфой, Аристархом, Севастьяном Акимычем и многими другими патриахами Ночи, тем лучше. Дело в том, что они живут по своему укладу, к ним просто так, со словами «я Олег, давайте дружить» не подойдешь. Пока тебя им не представил тот, кого они считают равным себе, пока ты делом не доказал, что с тобой беседовать не зазорно, пока не добился хоть минимального уважения – тебя для них как собеседника нет. Как враг – есть. Как один из волкодавов с Сухаревки – тоже. Но это другое, в этом статусе ты можешь рассчитывать лишь на драку. В лучшем случае – на безразличие, которое тебе ничего не даст.

– Но не на помощь, совет или хотя бы подсказку, – кивнул Олег.

– Именно, – подтвердил Францев. – Сейчас с Джумой из отдела знакомы лишь двое – Сашка и Павла Никитична. Последнюю можно не считать, поскольку лет двадцать назад они, в смысле тетя Паша и Джума, крепко повздорили. Нет, если прямо сильно припрет, Павла Никитична к королеве обратится, и та, заметим, сделает для нее почти все, поскольку за ней числится очень серьезный должок. Но тут должно произойти нечто совсем уж экстраординарное. Так вот, я желаю этот список расширить. Надо, чтобы еще кто-то еще побывал во дворце, знал дорогу в тронный зал и был представлен королеве. Времена, повторюсь, непростые, мало ли что может случиться?

– Аркадий Николаевич, когда вы так говорите, то подмывает ответить: «Не каркайте». Хоть и неправильно к начальнику таким образом обращаться.

– Да уж, субординацией не пахнет, – рассмеялся Францев. – Собственно, мы уже приехали. Охотный ряд.

К немалому удивлению Олега, путь к дворцу королевы гулей начинался на станции метро, хотя, правды ради, одной из самых старых в московском метрополитене. Сначала сотрудники отдела спустились вниз, туда, где ходили поезда, а после нырнули в неприметную дверцу, находящуюся в самом конце перрона, за которой начинались служебные помещения. Впрочем, там они тоже не задержались, уходя все дальше и дальше от шума поездов и людского присутствия.

Собственно, в какой-то момент Францев достал фонарик, который вскоре стал выступать в виде единственного источника света.

– Под ноги смотри, – предупредил своего сотрудника Аркадий Николаевич. – С лестницы здесь загреметь вниз – как нечего делать. А если такое случится, то пиши пропало, точно шею свернешь. Или в лучшем случае конечность какую сломаешь.

О каких лестницах идет речь, Олег понял уже через пару минут. Их тут хватало – металлических, с мокрыми холодными перилами, пахнущих ржавчиной. А самое главное – все они вели вниз, но всякий раз каждая из них заканчивалась новым переходом, за которым сотрудников отдела поджидала новая лестница. Люди шли и шли в темноту, и, казалось, так теперь будет всегда.

И Олег даже удивился, когда услышал слова Францева:

– Ну вот, почти на месте. Теперь нам туда. Олежка, не зевай, запоминай дорогу. Говорю же – может пригодиться.

Глава 3

После бесконечных лестниц стоять на земле было просто приятно, даже несмотря на то, что единственным источником света в непроглядной темноте являлся луч фонарика, что держал в руках Францев. Впрочем, вовсе и не земля находилась под ногами Олега, а какой-то камень. То ли таков тут был естественный слой, то ли речь шла о булыжниках вроде тех, которые составляют покрытие Красной площади, поди пойми.

А вот стены тут кто-то когда-то выложил красным старым кирпичом (это Ровнин успел уже рассмотреть), навеявшим ему воспоминания о территории Кремля. Там в арках Александровского сада он такой же видел – чуть выщербленный, все на своем веку повидавший, надежный, который ни годы, ни осадки, ни реставраторы не одолеют.

– Огляделся? – добродушно осведомился у него начальник. – Что ты на меня уставился? Понятно ведь – интересно. Место старое, заповедное. Но – недоброе, потому в одиночку сюда не суйся, могут и сожрать. Ну, по крайней мере до той поры, пока сам начальником отдела не станешь.

– Скажете тоже, – немного смутился Олег. – Я о таком даже и не думал.

– Зря, – без тени иронии произнес Аркадий Николаевич. – Каждый солдат носит в своем ранце маршальский жезл. Нет, для армии нынче эта поговорка не сильно подходит, потому как у маршалов есть свои дети и внуки, потому ни солдату из дальнего гарнизона, ни его непосредственному командиру, ни даже командиру командира большие погоны не светят, но в конкретно нашем случае возможно все. У нас в отделе почти коммунизм. Вот представь себе: в стране не построили и теперь уж никогда не построят, а у нас – есть. В отделе карьерный рост гарантируют исключительно личные способности и трудовой энтузиазм, таковы наши традиции. Ну, если претендент на кресло начальника раньше голову не сложит, разумеется. А потому что?

– Что?

– Вот ведь непонятливый. Потому ни сюда, ни в другие скверные места, где ты не бывал и, следовательно, не знаешь, что и как там обстоит, в одиночку, без присмотра старшего товарища никогда лезть не следует.

– Чего вы? Все я знаю, – чуть обиделся Олег. – Не первый день работаю.

– Да? – иронично осведомился у него Францев. – А кто на Немецком кладбище в склеп лекаря Бромвельда забрался и крышку склепа хотел сковырнуть, дабы убедиться, что он пуст? На той неделе?

– Так я же с Морозовым там был, – смутился юноша.

– Да-да. Только Саша в это время общался с местным обходчиком и, осуществи ты задуманное, помочь тебе бы не успел. Все, пишите письма. Думай, что делаешь, Олег, и тогда, возможно, лет через сколько-то усядешься в мое кресло.

– Лучше не надо, – попросил его Ровнин. – Сами в нем сидите, так всем будет лучше.

– Прогиб засчитан, – потрепал его по плечу начальник. – Ладно, пошли. Дело к ужину, а я даже не обедал еще.

– И я тоже, – сообщил ему Ровнин, немного обиженный услышанным. Просто о прогибе или чем-то подобном он даже и не думал.

– В твоем случае это к лучшему, – рассмеялся Францев.

– Почему?

– Скоро увидишь. Вернее – поймешь.

Конечный пункт назначения, как оказалось, располагался не так и далеко от того места, где они столь содержательно побеседовали. Да и дорогу запомнить было не так уж сложно, она шла все время прямо, правда, то сужаясь до узкого прохода, где двум людям бок о бок шагать становится дискомфортно, то, наоборот, расширяясь чуть ли не до состояния четырехполосной проезжей части.

Но узенький боковой ход, в который внезапно свернул Францев, Олег, пожалуй что, вот так просто не разглядел бы. А он был. Мало того – вовсе это оказался и не ход, а, скорее, эдакий отнорок, который заканчивался черной то ли от времени, то ли от патины железной дверью.

– Коротенькая вводная, – посерьезнел Аркадий Николаевич. – Внутри ты на провокации не реагируешь, оружие ни в коем разе в ход не пускаешь, по крайней мере до той поры, пока я сам тебе не прикажу это сделать. Уловил?

– Так точно, – кивнул Олег.

– Далее. В разговоры не лезешь, советы не раздаешь, суждения не высказываешь, имя свое без моего разрешения не называешь, никакие обещания никому не даешь. Спросили – ответил, остальное происходит без твоего непосредственного участия, ты просто зритель. Само собой, если я что-то прикажу – делаешь. Ну и прикрываешь мне спину. Вопросы есть?

– Никак нет, – так же бойко ответил Ровнин.

– Экий ты у меня стойкий оловянный солдатик! – одобрительно крякнул Аркадий Николаевич. – И чего Ревина печалится, что, мол, Олежку точно подменили? Как ты был молодцом, так и остался. Не расхолодило тебя общение с Баженовым.

– Она так сказала? – Ревину юноша как потенциальную цель для ухаживаний не воспринимал, памятуя о том, что отношения с коллегами по работе никогда ничем хорошим не заканчиваются, но тем не менее почему-то услышанное ему было немного неприятно. – Да?