По обе стороны железной дороги поднимались высокие меловые откосы, левый постепенно сменился домами, парком. Вот-вот поезд подъедет к Брайтону.

«Особо рассматривать диск некогда, лучше дома», – решил Том.

Будь у него хоть малейшее представление о том, к каким катастрофическим последствиям это приведет, он бы оставил треклятый диск в вагоне.

3

Щурясь в тусклых лучах предзакатного солнца, Джейни сверилась с часами на приборной панели «мини-купера», а после глянула на наручный браслет. Без пяти восемь. Проклятье.

– Почти приехали, Чумазик, – нервно пробормотала она, проклиная пробки на набережной Брайтона и жалея, что не выбрала другой маршрут.

Она сунула в рот подушечку жевательной резинки.

В отличие от хозяйки, кот на свидание не собирался и потому не спешил. Он спокойно сидел в плетеной переноске на переднем сиденье «мини-купера», мрачно глядя перед собой сквозь прутья решетки, и, по всей видимости, злился из-за похода к ветеринару. Придерживая переноску, Джейни стремительно повернула на свою улицу, после чего сбавила скорость и принялась с надеждой высматривать парковочное место.

Домой она вернулась гораздо позже, чем рассчитывала, – спасибо боссу, задержавшему ее в офисе. Как назло, именно сегодня ему понадобилось подготовить план беседы для утренней встречи с адвокатом по особо каверзному делу о разводе.

Клиент, высокомерный смазливый бездельник, женился на богатой наследнице и теперь планировал отхватить от ее состояния изрядный кусок. Джейни возненавидела его с первой же встречи в конторе несколько месяцев назад. Ей он представлялся паразитом, и в глубине души девушка надеялась, что он не получит ни пенни. Она не делилась своим мнением с боссом, но чувствовала, что он с ней солидарен.

Потом ей пришлось проторчать битых полчаса в приемной ветклиники, прежде чем их с Чумазиком пригласили к мистеру Конти. Консультация ее не порадовала. Кристиан Конти, молодой и слишком модный для ветеринара врач, долго исследовал шишку на спине Чумазика, потом провел полный осмотр и в итоге велел привезти кота завтра на биопсию. Джейни испугалась до ужаса, решив, что ветеринар заподозрил злокачественную опухоль.

Мистер Конти как мог попытался развеять ее страхи, озвучив целый список возможных диагнозов, однако из кабинета Джейни вышла в самом мрачном расположении духа.

Отыскав небольшой зазор между двумя автомобилями, припаркованными буквально в двух шагах от ее дома, Джейни притормозила и включила заднюю передачу.

– Чумазик, ну как ты? Проголодался?

За два года, что они провели под одной крышей, она очень привязалась к бело-рыжему зеленоглазому коту с длинными усами. Его глаза и повадки завораживали: Чумазик то ластился к ней и с мурчаньем подремывал, положив голову ей на колени, пока она смотрела телевизор, то вдруг окидывал ее таким человеческим, взрослым, мудрым взглядом. Прав был тот, кто сказал: «Временами, играя со своим котом, я задумываюсь, а не он ли играет со мной?»

Джейни сдала назад, однако припарковаться не сумела. Пришлось повторить попытку. Да, получилось так себе, но сойдет. Она закрыла люк на крыше, схватила переноску и вышла из машины, напоследок снова глянув на часы в надежде, что каким-то чудом ошиблась со временем. Увы. Стрелки безжалостно показывали без одной минуты восемь.

У нее всего полчаса, чтобы покормить Чумазика и собраться. Ее кавалер был просто помешан на контроле и всегда указывал, как именно она должна выглядеть на свидании. К требованиям относились свежая эпиляция рук и ног, определенное количество духов «Иссей Мияке» на определенных участках тела, определенный макияж; голову надлежало помыть определенным шампунем с кондиционером. И особым образом выбрить интимную зону.

Кавалер заранее предупреждал, какое платье надеть, какие подобрать аксессуары, и даже говорил, где именно она должна ждать его в квартире. Все это противоречило ее натуре. Джейни считала себя независимой девушкой и никогда не позволяла мужчинам командовать собой, однако нынешний воздыхатель заставил ее изменить своим принципам. Суровый уроженец Восточной Европы, крупный, мускулистый, безвкусно одетый, он совершенно не походил на ее прежних мужчин – вежливых, обходительных интеллигентов. После третьего свидания она полностью попала под его чары. Даже при одной мысли о нем трусики становились мокрыми.

Заперев машину, Джейни направилась к дому и не заметила припаркованный впереди черный сверкающий «фольксваген-GTI» с тонированными стеклами – единственный автомобиль, не загаженный голубями и чайками. Водитель, надежно скрытый от внешнего мира, наблюдал за ней в компактный бинокль, параллельно набирая на предоплаченном мобильнике номер.

4

Примерно в половине восьмого Том Брайс на своей спортивной серебристой «ауди-эстейт» миновал теннисные корты, потом открытую, обрамленную деревьями площадку в парке Хова, где толпились отдыхающие: одни выгуливали собак, другие занимались спортом, третьи лежали на траве, наслаждаясь последними часами долгого летнего денька.

Том ехал с открытыми окнами, и в салоне витал аромат свежепостриженных газонов. Из динамиков доносился умиротворяющий голос Гарри Конника-младшего, чьи песни Том обожал, а Келли считала безвкусицей. Синатра ее тоже не впечатлял, да и качественное пение в принципе. Всем музыкальным стилям она предпочитала хаус и гэридж, чьи странные ритмы совершенно не выносил Том.

Чем дольше они жили в браке, тем сильнее расходились в интересах. Он и не помнил, когда им в последний раз удалось определиться с выбором фильма, а пятничное вечернее шоу Джонатана Росса было единственной передачей, которую они постоянно смотрели вместе. Однако они любили друг друга – в этом Том не сомневался, а дети были превыше всего. Точнее, были всем.

Он обожал это время суток, когда предвкушаешь возвращение домой, к любимой семье. А сегодня контраст между загазованной, липкой жарой Лондона, поездом и нынешним прекрасным мгновением ощущался особенно разительно.

Настроение улучшалось с каждой минутой. Воодушевившись, Том проехал пересечение с Вудленд-драйв, получившей в народе прозвище «чертог миллионеров», где в ряд тянулись роскошные обособленные дома, в большинстве своем выходившие на лесок. Келли мечтала когда-нибудь здесь поселиться, однако сейчас такое жилье им было не по карману.

«И вряд ли будет, учитывая нынешнее положение дел», – уныло подумал Том.

«Ауди» мчалась на запад вдоль куда более скромной Голдстоун-Кресент, обрамленной по обе стороны дороги аккуратными коттеджами на две семьи, а после свернула на Верхнюю Виктория-авеню.

Никто толком не знал, почему улица именовалась Верхней, учитывая, что Нижней Виктории-авеню не существовало в природе. Лен Уэйнрайт, пожилой сосед Тома, которого они с Келли окрестили Жирафом из-за высокого, почти семи футов, роста, в порыве очередного сомнительного озарения заявил как-то через забор, мол, улицу прозвали так потому, что она поднимается по довольно высокому холму. Объяснение не выдерживало никакой критики, однако лучшего пока не придумали.

Верхняя Виктория-авеню располагалась в районе, построенном тридцать лет назад, но так и не возмужавшем. Платаны больше смахивали на высокие саженцы, нежели на полноценные деревья; красная кирпичная кладка двухэтажных коттеджей на две семьи ни грамма не выцвела; неотюдоровские деревянные балки на крышах не подточили ни термиты, ни непогода. На этой тихой улочке со скоплением магазинов ближе к вершине проживали преимущественно молодые семьи с детьми. Исключение составляли лишь Хильда и Лен Уэйнрайт, пенсионеры, перебравшиеся сюда из Бирмингема по совету врача, заявившего, что морской воздух будет полезен для страдающей астмой Хильды.

Том втиснул «ауди» под навес, почти вплотную к ржавеющему «рено-эспейс» Келли, сунул в карман мобильный и, забрав с сиденья дипломат и букет, выбрался из машины. Газетный киоск через дорогу еще работал, равно как и небольшой спортзал, однако на парикмахерской, скобяной лавке и риелторской конторе уже красовались таблички «Закрыто». Чуть поодаль ждали автобус две юные особы, явно разодетые для свидания; их коротенькие юбки едва прикрывали ягодицы. Ощутив внезапный приступ вожделения, Том задержал взгляд на стройных ножках, пока девушки курили одну сигарету на двоих.

Хлопнула входная дверь, и донесся восторженный голос Келли:

– Папочка приехал!

Проработав столько лет в маркетинге, Том никогда не лез за словом в карман, однако, если бы его попросили описать, какие чувства он испытывает каждый будний вечер, возвращаясь домой, где его встречают самые дорогие люди на свете, он едва ли нашелся бы с ответом. В такие минуты его обуревали счастье, гордость и безграничная любовь. Предложи ему остановить любое мгновение, он бы не колеблясь выбрал это: вот он стоит на пороге, утопая в детских объятиях, а Леди, их восточноевропейская овчарка, с поводком в зубах смотрит на него с надеждой, притопывает лапой и яростно виляет хвостом толщиной с секвойю. А потом появляется улыбающаяся Келли…

Одетая в джинсовый комбинезон и белую футболку, она застыла в дверном проеме, на лице в обрамлении пышных светлых кудряшек сияет очаровательная улыбка. Том протянул ей розово-желто-белый букет.

Келли, по обыкновению, восторженно приняла подношение, голубые глаза радостно вспыхнули. Она повертела букет в руках, приговаривая: «Какая прелесть! Какая прелесть!», словно в жизни не видела цветов прекраснее. Потом поднесла их к носу, очаровательному вздернутому носику, вдохнула аромат.

– Ой, вы только посмотрите! Розы! Мои любимые, любимого оттенка. Милый, ты такой заботливый! – И поцеловала мужа.

Сегодня поцелуй длился дольше обычного. Может, ночью ему повезет? Или, не приведи господь, она решила подсластить новость об очередной безумной покупке на «Ибэй»?

Однако Келли молчала, а войдя в дом, Том не увидел ни коробки, ни контейнера, ни ящика, ни нового гаджета или приблуды. Десять минут спустя, избавившись от пропотевшего костюма, Том принял душ, переоделся в шорты с футболкой, и его колеблющееся настроение постепенно улучшилось, хотя, возможно, ненадолго.

Макс, чей возраст составлял ровно семь лет, четырнадцать недель и три дня, фанател от Гарри Поттера. И от резиновых браслетов. Сегодня на нем их красовалось два: белый с надписью «ДОЛОЙ МИРОВУЮ БЕДНОСТЬ» и черно-белый с антирасистским лозунгом «ВСТАНЬ И ВЫСКАЖИСЬ».

Том, довольный, что сын интересуется глобальными проблемами, пусть и не до конца понимая смысла слоганов, устроился в кресле рядом с его кроваткой в крохотной спальне, обклеенной ярко-желтыми обоями. Свернувшись клубочком под одеялом в стиле Гарри Поттера, откуда торчала только растрепанная светловолосая голова, Макс слушал, как папа уже по второму разу читает ему книгу, и с распахнутыми глазами жадно впитывал каждое слово.

У четырехлетней Джессики разболелись зубки, она хныкала и совсем не слушала сказку. Из соседней, через стену, спальни доносился плач, который не прекращался, несмотря на все увещевания Келли.

Том дочитал главу, поцеловал сына и, подняв с пола игрушечный паровозик «Хогвартс-экспресс», поставил его на полку рядом с приставкой «Плейстейшен». Потом выключил свет и, послав Максу воздушный поцелуй, поспешил в розовую, словно царство Барби, комнату дочери. Девочка плакала, ее сморщенное, зареванное личико раскраснелось от натуги. Келли, пытавшаяся прочесть ей «Груффало», беспомощно пожала плечами. Пару минут Том пытался успокоить Джессику, но тщетно. Келли сказала, что утром в срочном порядке поведет ее к стоматологу.