– Вы знаете мое мнение, Maitre. В мисс Элинор есть что-то, несомненно. Но я не чувствую дурного в ней, однако… как я могу другого убедить в этом?

– Меня – вполне. – Дамиан опустился в кресло. Усталость накатывала волнами. Вот схлынула – опять накатила. И голова кружилась. – Что там с книгами? Есть что-нибудь полезное? Необычное?

– Я пока еще не разобрался, Maitre, – качнул головой Франк. – На первый взгляд все то же самое. Но я успел распаковать только треть. И это все те же книги, ни одной незнакомой. Я помню, где мы раздобыли большую часть.

Дамиан задумчиво кивнул. Он и сам знал большинство этих книг почти наизусть, пусть и не до последней запятой, как Франк. Если бы в собрание закралось что-то необычное, Дамиан, конечно, заметил бы первый.

– Либо нас хотят запутать, – решил он, – либо мы просто не знаем, что следует искать.

* * *

Уютный домик миссис Дэрбишем, расположенный в южном пригороде, утопал в буйно цветущих, несмотря на начавшуюся осень, розах. Почему-то именно цветы были первым, что приходило на ум, когда Элинор вспоминала учительницу. В памяти от ее уроков остались только огромные листы гербария, их тихий шелест и горьковатый запах. Миссис Дэрбишем преподавала домоводство, но не нитки и пуговицы составляли ее суть, а эти листы, уклеенные сухими цветами. Сама миссис Дэрбишем ничуть не изменилась, разве что ее рыжеватые волосы стали совсем седыми. Она сидела в кресле в окружении любимых роз, вязала, постукивая спицами в ровном размеренном ритме, и то и дело поглядывала на небо. Собирался дождь. Заслышав стук копыт и скрип рессор экипажа, она с интересом привстала и принялась щуриться, а увидев Элинор и мистера Гамильтона, поднялась резво и подозвала горничную. Отдав распоряжения, она бодро засеменила к калитке.

– Какой приятный сюрприз! Мисс… мисс Кармайкл! – Лицо миссис Дэрбишем вдруг вытянулось, глаза потемнели, она будто бы испугалась, но быстро взяла себя в руки и лукаво сощурилась. – Или уже миссис?

Элинор смутилась. Ее сбил с толку вопрос, ведь она заранее не придумала, как ей следует аттестовать мистера Гамильтона. Врать о браке сейчас не хотелось совершенно. Да и сама мысль о том, чтобы выйти за мистера Гамильтона, пусть даже и так, на словах… Он отчего-то подрастерял свое очарование. Может быть, дело было в том, как легко он увлекся миссис Шарп. А может быть, в паутиной повисшем между ними недоверии. Оно было тонким, едва ощутимым и так же, как паутина, липло к коже.

Еще больше злополучного вопроса, даже больше недоверия ее смутил взгляд миссис Дэрбишем, шарящий по лицу воровато. Роза Дэрбишем была настоящая леди, и потому все пыталась сохранить настрой вежливый, степенный. Но этот взгляд, в котором словно паника плескалась, все возвращался.

Элинор сделала глубокий вдох. Врать она не любила и не умела, ее всегда легко было на лжи подловить. Тем более врать было нелегко под этим пристальным враждебным взглядом. И все же говорить правду было неуместно.

– Добрый день, миссис Дэрбишем. – Элинор улыбнулась, как ее учили, приветливо и нежно. – Как я рада встрече с вами! В добром ли вы здравии? А это мистер Грегори Гамильтон… брат моего жениха.

Мистер Гамильтон приподнял бровь. Да Элинор и сама не знала, почему ей проще назваться невестой Дамиана. Впрочем, он ведь женат не был, а значит, во лжи вполовину меньше греха.

– Сердечно рад, миссис Дэрбишем, – вступил в беседу Грегори Гамильтон, галантно склоняясь к руке пожилой женщины. – Друзья Элинор – и наши друзья тоже.

Старая учительница зарделась, засуетилась и повела гостей за дом, все бормоча себе под нос извинения. В доме не прибрано, к приему гостей ничего не готово, даже к чаю нет ничего, и лучше посидеть в беседке, пока нет дождя.

Горничная, посланная вперед, накрывала на стол в небольшой деревянной беседке, крашенной в белый цвет и утопающей в цветах. Она разительно отличалась от той, что привиделась Элинор в школе миссис Гиббс, и все же… Пока они поднимались крошечной, в три ступени, лестницей, все внутри холодело. Элинор села в кресло возле входа и стиснула подлокотники, в любую минуту готовая бежать без оглядки.

Чай подали на лучшем фарфоре, к нему сконы и печенье. Его принесла сухощавая мрачная дочь миссис Дэрбишем. Ее Элинор помнила совсем смутно, хотя, кажется, в годы учебы они были знакомы. Бросив на гостей тяжелый взгляд, женщина посмотрела на мать, после чего удалилась, впрочем, уходить далеко не стала: сделала вид, что занята отцветшими розами на боскете в паре шагов от беседки. Миссис Дэрбишем покачала головой неодобрительно и с приятной улыбкой извинилась. У Анны сильные головные боли, оттого она бывает с людьми неприветлива. Уж не сердитесь, дорогие гости.

Дорогие гости закивали.

– Так с чем вы приехали, моя милая? – спросила миссис Дэрбишем, поглядывая на Грегори Гамильтона. Ей явно любопытно было, почему Элинор не с женихом сейчас. И за этим любопытством скрывалось еще что-то.

– Я… мы… – Элинор нахмурилась. – Мы приехали, чтобы собрать несколько историй о моих школьных годах. Это… для клятвы.

– У нас очень эксцентричный викарий, – поддакнул мистер Гамильтон.

– Что за веселая причуда? – Миссис Дэрбишем разулыбалась. – Он, должно быть, славный человек, ваш священник.

– Несомненно, – подтвердил мистер Гамильтон, который на памяти Элинор ни разу не заходил в церковь, если только не было большого праздника.

– Так что же вам рассказать?

– Всякие забавные истории о мисс Элинор, – попросил Грегори Гамильтон, улыбаясь так, что за один его взгляд можно было душу продать. – Уверен, она была озорницей. Как и ее подруги.

Миссис Дэрбишем ответила долгим внимательным взглядом, от которого у Элинор мурашки пробежали по коже, а потом улыбнулась широко и, кажется, достаточно фальшиво.

– О, нет, мистер Гамильтон. Мисс Элинор была тишайшее создание. Очень прилежная. Мы, признаться, всегда думали, что она сама однажды откроет школу. Мисс Элинор всегда помогала нам с младшими.

Элинор почувствовала на себе взгляд мистера Гамильтона.

– Может быть, и откроет. А что подруги мисс Кармайкл? Мы недавно встретили одну, не так ли, дорогая Элинор? – Грегори Гамильтон посмотрел на нее так, что душа ушла в пятки. Дурно посмотрел. – Мисс Мортон, кажется?

Элинор отвела взгляд. О чем завел речь мистер Гамильтон, она не знала, никакой мисс Мортон не помнила и лишь ощущала, как плотнее укутывает ее паутина недоверия.

– Мисс Мортон… Мисс Мортон… – Миссис Дэрбишем покачала головой, обратилась к своей молчаливой дочери за поддержкой, а после ее осенило: – Ну конечно, Эммушка! Хорошая была девочка, тихая, но… как бы сказать… заурядная? Не знала, что вы с ней дружили, мисс Кармайкл.

– Дружили, – пробормотала Элинор.

– А расскажите нам какую-нибудь занятную историю! – сменил тему Грегори Гамильтон, пожалуй, резковато.

Историй у миссис Дэрбишем было множество, и она охотно их рассказывала. Но все эти истории не имели ни малейшего практического смысла. Так, обычные школьные басни о милых и не очень детских проказах, самой страшной из которых были пролитые на выходное платье чернила.

– Создается впечатление, что жизнь наша была заурядна, – вздохнула Элинор. У нее, признаться, все эти происшествия выветрились из памяти. Ни одно из них не было сколько-нибудь значимым, должно быть. – А… вы ведь помните какие-нибудь страшные истории из тех, что мы сочиняли?

Послышался звон битого фарфора. Чашка соскользнула со стола, разлетелась вдребезги, а ее содержимое выплеснулось на щегольские светлые брюки Грегори Гамильтона.

– О боже! – Миссис Дэрбишем вскочила и засуетилась. – Ох, как мне жаль! Идемте, идемте же! В доме горит камин, вы там быстро обсохнете!

И, подхватив Грегори за локоть, миссис Дэрбишем потянула его за собой. Элинор проводила их взглядом, нагнулась и принялась совершенно машинально собирать осколки.

– Оставьте, мисс Кармайкл, – сухо сказала подошедшая Анна Дэрбишем. – Оставьте это и уходите. Оставьте нас в покое.

* * *

– Вам не о чем беспокоиться, мадам, – попытался успокоить пожилую даму Грегори. Она так вцепилась в его локоть, что должна была следы оставить. Таких суетливых, обманчиво слабых старушек он страшно не любил.

– Ах, мистер Гамильтон! – Миссис Дэрбишем приложила руку к груди. – Простите, простите!

– Вам не о чем…

– Мистер Гамильтон, буду с вами откровенна. – Женщина остановилась в дверях коттеджа и бросила вороватый взгляд на сад. Убедившись, что Элинор далеко, за пределами слышимости, она продолжила, впрочем, понижая голос. – Мне хотелось бы просить вас уйти.

– Уйти?

– Я не стала бы говорить этого при мисс Кармайкл, сэр, но… Я сама не знаю всех подробностей. Я в те месяцы повезла наших лучших учениц в Бат в качестве поощрения. Дурные творились вещи… Темные…

Она замолкла. Грегори Гамильтон едва удержался от вульгарного досадливого цоканья языком. Что за раздражающая у старой ведьмы манера – недоговаривать!

– Темные дела, миссис Дэрбишем?

Женщина вновь посмотрела в сад и еще больше понизила голос:

– Убийства, мистер Гамильтон. В школе произошли убийства, и нам пришлось немало потрудиться, чтобы хотя бы защитить репутацию наших девочек. Видите ли, мистер Гамильтон… убийцами сочли трех наших старших воспитанниц: Дорин Йорк, Эмму Норрел и…

– Кэсси. Кассандру Клеменс, – медленно проговорила подошедшая Элинор. – Кассандру Клеменс.

* * *

Внизу хлопнула дверь, на лестнице послышались быстрые шаги. Дамиан отложил в сторону дневник Джошуа Гамильтона, одного из самых симпатичных своих предков, пусть и заурядных. Воспоминание о нем, монументальном девяностолетнем старце, долгие годы было одним из самых ярких, а короткие точные заметки о членах семьи, гостях, друзьях и недругах были увлекательнее самой искусно написанной книжки. Жизнь старика, кажется, никогда не была бурной и полной событий, жена так и не подарила ему ребенка – бабушку Дамиан также помнил достаточно ярко, и она всегда казалась немного печальной. Словно компенсируя спокойное течение собственной жизни и бездетность, Джошуа Гамильтон каждому в своих записях посвятил по паре едких строк. Катриону он назвал однажды «сумасшедшей ведьмой», и эти резкие слова были, пожалуй, самым верным определением. Из всех старых дневников, что Дамиан забрал из замка, только тетради деда Джошуа он взял ради удовольствия. Сейчас он отложил записки в сторону и выглянул из библиотеки. На лестнице мелькнули платье Элинор и желтая шаль. Дамиан посмотрел ей вслед, а потом спустился в нижнюю гостиную. Грегори, все еще в дорожной одежде, писал письмо. В комнате густо и сладко пахло излюбленными фиалковыми духами Дженни.

Дамиан хмыкнул и сел в кресло.

– Как поездка?

Грегори бросил быстрый взгляд поверх письма.

– Познавательно.

– И только?

Грегори сложил методично письмо и убрал его за отворот манжеты.

– Школу, как и писали в газетах, закрыли после убийств. Трех.

– Трех?

– Представь себе. Одна из учениц, какой-то работник, то ли истопник, а то ли садовник, и дядюшка кого-то из воспитанниц. Как я понял из элегантных недомолвок миссис Дэрбишем, не очень, гм, порядочный человек. Я также ухитрился вставить словечко и спросить про миссис Гиббс, тогда – мисс Эльвин. Она действительно работала в школе и уволилась лет за пять до этого. По скучной и прозаической причине: вышла замуж.

– А что именно так всполошило Элинор? – поднял брови Дамиан.

– Она знала убийц. Ее соученицы.

– Школьницы?!

Грегори кивнул задумчиво.

– Дела, дорогой мой, обстоят еще хуже. Насколько я понял, каждый из убитых был чем-то неприятен мисс Кармайкл.

– Элинор? – Дамиан моргнул. – Ты сейчас что имеешь в виду? Преступный сговор между школьницами?