Дело в том, что папа самым изысканным образом шутил в присутствии гостей за мой счет, то есть надо мной. В ход шли мои откровения, истории, переживания – он использовал все, вплоть до моей внешности. Папа приводил примеры из моей жизни или рассказывал случаи, которыми в порыве дочерней откровенности я с ним делилась. При этом высвечивал мои особенности так, что в его интерпретации они выглядели нелепо, забавно и смешно даже мне.

Каждый раз после ухода гостей я, обожавшая праздники, чувствовала себя оплавленной и раздавленной. Хотелось плакать, но связать свое состояние с произошедшим ранее, конечно, не могла.

Когда мне было 10 лет, мы праздновали очередной папин день рождения. Папа был в таком блестящем ударе, что, если бы существовал в мире родительский «Оскар» за великолепное обесценивание и завуалированное унижение дочерей, он бы его точно получил. Увидев около меня несколько фантиков от конфет, папа сделал ход:

– Юлечка, там конфетки для нас остались, или ты все съела?

Мне стало неловко. Сладкоежка я была еще та, с чем боролись мои родители, активно внушая мне мысль «И так не балерина».

– Я взяла всего три, – смущенно ответила я и тут же пожалела, что не промолчала.

Папа «вышел на сцену»:

– Друзья, есть один прекрасный еврейский анекдот:

«Сонечка, что-то ты кушаешь как птичка, я за тебя переживаю». – «Мойша, мне приятно, что ты заботишься о моем питании. Думаешь, я мало кушаю?» – «Я совсем не это имел в виду, дорогая. Как птичка – это значит половину своего веса в день».

Вот так и наша Юлечка!

Все расхохотались, кто-то захлопал в ладоши, мне же было так стыдно, что я еле сдержала слезы…

Потом папа рассказал всем, что мальчик, который мне нравится, совсем на меня не смотрит, влепил очередной анекдот, потом говорил что-то еще. Слава богу, мама отправила всех детей играть в другую комнату, и я отвлеклась.

Наверное, только последние лет 10 меня не пронзает это воспоминание. И всего лишь лет пять как я тепло восхищаюсь папиной способностью использовать все, что движется, как топливо для сияния своей харизмы. У него это получалось блестяще.

Папы нет уже четыре года. Сейчас я понимаю, как усиленно он затыкал внутреннюю пустоту и страх перед взрослой жизнью всеобщим восхищением и признанием.

В тот раз, когда гости ушли, я впервые в жизни громко восстала:

– Зачем ты надо мной смеялся и рассказывал эти дурацкие анекдоты?! Как ты мог?!

Папа, казалось, искренне удивился:

– А что такого плохого я сказал? Я же просто пошутил. Надо быть веселее, дочь, нельзя быть такой обидчивой и так серьезно ко всему относиться.

Я замолчала, давясь словами.

Для открытого бунта у меня пока не хватало сил. Подростковые гормональные бури еще не начались, но из ребенка, который доверчиво «пьет» каждое слово родителя, я уже выросла. И все же открыто, по-честному сказать о своих переживаниях было немыслимо. Тупик…

Внутри была полная эмоциональная каша: одна часть меня хотела обвинять, кричать, даже ударить, другая хотела сочувствия и любви, а третья до ужаса боялась родительского презрения. Конечно, если бы папа извинился, мне сразу стало бы легче, детское горе легко развеять. Но такого не случилось. Голос внутри делал меня же виноватой. Он бубнил: «Папа веселый, его все любят, а ты обидчивая, никому не нужная дура». Мама поддержала отца, пошутила, мол, на сердитых воду возят, и устранилась. Я осталась совсем без поддержки.

В этот момент я почувствовала себя никому не нужной, одинокой, никчемной, нелепой. Именно тогда, вероятно, моя психика сделала вывод, омрачивший впоследствии все мои взрослые отношения с людьми: сокровенное нельзя доверять даже близким.

” Так происходит у любого ребенка. Через прожитый опыт постепенно создается свой «список» табуированного – о чем нельзя говорить в семье, а потом и за ее пределами.

Достаточно двух-трех повторений обесценивающего коммуникативного поведения родителей – и у ребенка формируется эмоциональная реакция, которая запоминается психикой как единственно возможная. Это могут быть растерянность, неловкость, обида, внутреннее замирание или все сразу. Если они сопровождаются еще и родительским отдалением, наказанием, гневом, игнорированием, ребенок делает подсознательный вывод: если я хочу, чтоб меня любили, если не хочу быть отвергнутым, надо выбирать, про что говорить, а про что нет.

И он, добровольно подавляя свои чувства, отправляет в небытие невысказанную боль, несправедливость, страх, недоверие, закрывая собой, как амбразурой, дорогие ему отношения с родителями.

И вот он становится взрослым. Но как только дело касается судьбоносно важных тем в отношениях, этот взрослый в момент становится маленьким: обижается, молчит, жертвуя своими чувствами, делает вид, что все хорошо. Лишь бы сохранить отношения, лишь бы быть любимым, лишь бы не оказаться отверженным.

Моя знакомая Ирина два года вела один творческий проект в бизнесе своих друзей. Он начинался как дружеская помощь, а потом развернулся в большую деятельность и приличные деньги.

Но вот незадача: вознаграждение как было на уровне приятельского пособия, так и осталось. Вначале это выглядело уместно: Ирина училась и нарабатывала опыт. Но спустя два года это превратилось почти в эксплуатацию. Давно пришла пора обсудить вопрос оплаты с работодателями, но Ирина боялась, что ее сочтут меркантильной и зацикленной на деньгах и не захотят продолжать отношения.

А поскольку ей нравилась эта деятельность, да и деньги шли от пассивного дохода, она предпочитала молчать, накапливая в душе глухое раздражение и недовольство.

– Я обожаю этот проект, еще и оплату за это получаю, ну не красота ли? Тем более что в деньгах не нуждаюсь, могу вообще работать бесплатно, – вслух уговаривала Ирина себя.

– Слушай, лучше уж бесплатно, как-то честнее будет, – шутила я.

Но какие тут шутки, если уныние и неприятное чувство, что тобой просто пользуются, стали съедать удовольствие от радующей прежде деятельности. Результат есть, а счастья нет.

– Почему ты молчишь? Чего на самом деле боишься? – спросила я.

– Что меня пошлют, что я окажусь «нехорошей девочкой», что почувствую свою никчемность и мной пренебрегут.

Думаю, такая «детская боль» знакома почти каждому. Ребенку вменяется быть послушным и хорошим; каким его хотят видеть, а не таким, какой он есть. И ребенок неосознанно принимает эти правила, подстраиваясь и скрывая от значимых взрослых качества или свойства характера, которые они не хотят в нем по разным причинам принимать. Именно поэтому нам во взрослом возрасте сложно начинать разговоры на личные или интимные темы, связанные с достоинством, ценностью себя, глубокими чувствами, страхами, сексом, деньгами, повышениями по карьерной лестнице… Каждый из вас может написать свой список, но, думаю, во многом мы совпадем.

Чтобы составить разговор, моей знакомой пришлось написать текст, репетировать его несколько раз, чуть ли не наизусть выучить фразы, и все равно она ужасно волновалась и тревожилась.

– Почему я так дергаюсь? Я же взрослый человек, что за ерунда? – спрашивала она и меня, и себя.

– Потому что ты своими словами будешь менять сложившиеся отношения и созданный образ себя, а это волнительно.

Это и правда страшно. А вдруг станет ясно, что к нам относятся совсем не так, как мы думали? Вдруг нас на самом деле не любят? И маленький ребенок внутри взрослого сжимается от предполагаемого отвержения.

” Но без этого нам не повзрослеть, это и есть наша точка зрелости: честно и сразу, не накапливая раздражение годами, говорить о том, что нас беспокоит.

Практика

Предлагаю сделать упражнение, которое поможет легко говорить в ситуациях, когда вы чувствуете страх или напряжение. Благодаря ему вы будете вести себя гораздо свободнее в сложных коммуникациях.

1. Выпишите в столбик все темы, на которые вам трудно говорить с эмоционально важными для вас людьми. Доверьтесь руке и свободному потоку, отключите цензуру.

Например:

«Я боюсь сказать маме, что не могу ходить к ней каждый день»,

«Я не могу отказать взрослому ребенку в финансовой помощи»,

«Я не говорю своему мужу, что мне неприятны его заигрывания с посторонними женщинами»,

«Не могу сказать подруге, что мне надоело слушать ее жалобы на жизнь» и т. д.

Выписывайте все, что придет в голову.

2. Теперь возле каждого пункта напишите ответ на вопрос «Что для меня прячется за этой сложностью? Чего я боюсь на самом деле?».

Я думаю, что ответы окажутся с примерно одинаковым смыслом, различаясь только сюжетом.

3. Далее выберите самую легкую для себя тему из перечисленных и напишите все, что хотите сказать, в виде письма от первого лица, то есть от себя.

4. Когда напишете, сразу читайте вслух, представляя человека напротив себя, как если бы смотрели ему в глаза. Помните, что вы взрослый, у вас есть данное при рождении право говорить все, что сочтете нужным, спокойно и достойно, и этим вы никак не ущемляете чувства другого.

Совершенно не обязательно проводить разговор на самом деле, если вы пока не готовы к нему. Эта практика в любом случае расширит ваши коммуникативные ограничения и подарит ощущение свободы. Но если чувствуете, что появилась решимость, смело приглашайте нужного человека на разговор.

5. Выбирайте следующие темы и делайте то же самое, что в пунктах 2–4. Потратьте на это время и энергию, эффект будет мощным.

Коммуникативная мышца, как и любая другая, накачивается от постоянных тренировок. Вскоре вы почувствуете, насколько сильно открытость в общении влияет на внутреннее спокойствие, чувство достоинства и уверенность в себе. В следующей главе разберем эту тему максимально подробно.

Глава 2
Не мешай себе быть собой. Как оставаться взрослым и честным в коммуникациях?

Однажды я пришла в гости к подруге детства поболтать. Наташа не так давно вышла замуж во второй раз. В разговоре она заикнулась о новой работе. Я помнила, что ей давно хотелось найти место и должность, которые отвечали бы ее силе, поэтому радостно начала расспрашивать:

– О, классно, что за компания? Как тебе там? Какие перспективы?

Подруга чуть медлила с ответами, и тут Наташин муж, Сергей, который вызвался налить нам по бокальчику, бодро включился:

– Да супер, Юля! Просто работа мечты: близко к дому, 15 минут всего пешком, стабильная, пусть и не очень большая зарплата, каждый месяц платят день в день, график не жесткий, всегда можно отпроситься, да и ответственность небольшая. Что еще женщине надо?

Я молча удивилась.

Насколько я знала свою подругу, это совсем не ее критерии. Она всегда была амбициозной, любила выпендриться, могла увлекаться проектами до умопомрачения, а потом расслабляться в отпуске. Ей нравились масштабные задачи, а от объема ответственности она с самого детства чувствовала подъем и вдохновение. Так что услышанное от ее мужа мне показалось малоправдоподобным.

– Серьезно? Тебя от этого сейчас прет? – спросила я.

– Ну да, почему нет, – произнесла Наташа чересчур радостным голосом. – Это же хорошо, что я могу много времени отдавать семье.

Я удивилась еще больше… Для нее это совсем инородные слова. Сергей вышел покурить.

– Наташ, что это сейчас было? Я тебя не узнаю.

Подруга горько усмехнулась:

– Не знаю, что и делать. Почему-то он так меня «считывает», прикинь? Уверен, что мне нравится стабильность и спокойствие. Считает, что больше всего я хочу заниматься домом, кухней, внуками и дачей. И работу помог мне найти соответствующую. Из заботы, понимаешь? Пока встречались, никаких проблем с этим не было. Ездили к нему на дачу пару раз, внуки ко мне и к нему по субботам приезжали, гуляли с ними, я обед готовила, и то без фанатизма. Откуда взялось это «близко к дому», вообще не знаю.

– Слушай, а почему ты просто не расскажешь ему, какая ты на самом деле? Почему не предъявишь честно свою суть?

– Он не слышит. Я говорила, что мне это не совсем подходит, что это немножко не то, чего я хотела. Он отмахивается: типа нет идеальных мест работы.