Ричард Остин Фримен: Доктор Торндайк. Безмолвный свидетель

Переводчик: Грузберг Александр Абрамович

© Грузберг Александр Абрамович (перевод)

© ИДДК

* * *

Глава 1. Начало загадки

История, которую я собираюсь рассказывать, начинается с такого поразительного случая, что я чувствую что-то похожее на скептицизм по отношению к собственным воспоминаниям и мне почти хочется извиниться перед читателем. Некоторые из этих воспоминаний настолько не соответствуют повседневной жизни, в которой происходили данные события, что кажутся совершенно невероятными; нет ничего более загадочного, чем то, что довелось мне испытать в сентябрьский вечер прошлого года, когда я заканчивал обучение, и вызвало такие поразительные последствия.

Было уже больше одиннадцати часов, когда я вышел из своей комнаты в «Евангельском дубе»; ночь стояла темная, теплая, облачная и угрожала дождем. Но, несмотря на неблагоприятную погоду, я быстро пошел по Хайгейт Роуд и вскоре свернул на Миллфилд Лейн. Это мой любимый маршрут, и красивая аллея, так причудливо извивающаяся и между Нижним Хайгейтом, и холмами Хэмпстеда, знакома мне во всех подробностях.

Прекрасные летние утра, когда кукушки кричат в глубине Кенвуда, когда на тропу падают золотые пятна солнечного света, а дерзкие белки играют в прятки в тени под грандиозными вязами (хотя это место на расстоянии слышимости от Вестминстера и откуда виден купол святого Павла); зимние дни, когда Хит кутается в белую мантию и слышен звон коньков внизу на пруду; августовские вечера, когда я неожиданно натыкаюсь на уединившихся влюбленных (к нашему взаимному замешательству) и ухожу, делая вид, что ничего не заметил. Я знал все такие моменты и любил их. Само название этого места уносило мое воображение в те сельские времена, когда остряки собирались в таверне «Старая фляжка», а Джон Констебл ходил по этой самой аллее, повесив через плечо палитру.

Едва я миновал фонарь на входе в аллею, стало очень темно. Очень тихо и одиноко. Не было ни души, потому что последние влюбленные в этот час разошлись по домам, а это место редко посещается даже днем. Вязы нависли над дорогой, погружая ее в почти ощутимую черную тень, их листья таинственно шептались на ночном ветерке. Но темнота, тишина и одиночество были для меня приятным отдыхом после долгих часов учения и блеска печатных страниц, и я шел мимо призрачного пруда и маленького дома с соломенной крышей, окунувшись в тишину и темноту, испытывая сожаление, что вскоре придется с этим расстаться. Потому что я сдал последний экзамен и вскоре должен буду начать профессиональную карьеру.

Вскоре начался легкий дождь. Предчувствуя, что придется сократить прогулку, я пошел быстрее и, пройдя мимо двух столбов, оказался на самой узкой и уединенной части аллеи. Дождь усилился, и резкий ветер подул поперек дороги. Я встал под защиту высокой дубовой изгороди на краю аллеи и ждал, пока пройдет ливень. Стоя спиной к изгороди и задумчиво набивая трубку, я впервые ощутил полное одиночество этого места.

Я осмотрелся и прислушался. Здесь было темнее, чем в других местах аллеи, это место похоже на траншею между двумя высокими изгородями. Я смутно видел столбы у входа и группу больших вязов над ними. А в противоположном направлении, там, где аллея резко поворачивала, была абсолютная тьма, только слабо блестела влажная земля и из-за угла выступал пень или корень дерева, очень похожий на ногу, лежащую пальцами вверх.

Дождь шел непрерывно с мягким шорохом, листья шептались и отвечали дождю. Шотландские сосны у меня над головой шевелились на ветру со звуком, напоминающим далекий плеск моря. Голоса природы, приглушенные и торжественные, не зависели от человека, не обращали на него внимания, и над всем этим висела глубокая, все обволакивающая тишина.

Я сильнее прижался к изгороди и слегка вздрогнул, так как ночь становилась холодной. В узкой, похожей на траншею аллее немного посветлело не потому, что небо прояснилось, а потому, что земля была залита водой. Столбы стали виднее на фоне черной влажной дороги, и странно выглядящий пень на углу тоже стал виден отчетливее. И снова мне показалось, что он удивительно похож на ногу – в обуви с носком, направленным вверх.

Над Хитом послышался звон церковного колокола, словно человеческий голос прорезал эту унылую тишину. Через короткий промежуток над спящим городом торжественно прозвучал Биг Бен.

Полночь, и мне пора идти домой. Нет смысла ждать, когда прекратится дождь. Это не порыв ливня, а устойчивый дождь, который может идти всю ночь. Я снова закурил, поднял воротник и приготовился шагнуть под дождь. И когда сделал шаг, мое внимание снова привлек этот необычный пень. Очень похож на ногу, и странно, что я не замечал его в моих частых прогулках по аллее.

Я почувствовал неожиданное детское любопытство, мне захотелось посмотреть, что это такое, и я пошел по влажной дороге. Конечно, я ожидал, что, когда подойду, иллюзия исчезнет. Но этого не произошло. Сходство усилилось по мере приближения, и теперь меня влекло не только любопытство.

Это была нога! Я с потрясением понял это еще в нескольких шагах и, когда подошел к углу, увидел человека, лежащего на повороте тропы, и его безвольная позиция с одной повернутой ногой сразу все мне сказала.

Я потрогал пальцами его запястье – оно липкое и холодное – и не ощутил пульса. Я зажег спичку и поднес к его лицу. Глаза широко открыты и покрыты пленкой, смотрят прямо в небо. Расширенные зрачки не чувствительны к огню спички, глазное яблоко не реагирует на прикосновение пальца.

Вне всякого сомнения, этот человек мертв.

Но как он умер? Просто упал и умер от какой-то естественной причины или был убит? Никаких очевидных ранений, не видно крови. При огне спички видно только, что одежда влажная, но такое состояние может скрывать значительное количество крови.

Спичка погасла, и я какое-то время смотрел на лежащую под дождем фигуру; дождь падал на лицо, и профессиональный интерес сочетался с тревожным ощущением присутствия смерти. Однако профессиональный интерес победил и заставил попытаться определить причину смерти; я собирался провести более тщательный осмотр тела, как что-то прошептало мне, что нехорошо оставаться ночью одному с мертвым человеком, возможно, убитым. Если бы имелся хоть какой-то признак жизни, мой долг был бы ясен. Но теперь нужно думать и о своей безопасности. Придя к такому заключению, я бросил последний взгляд на лежащую фигуру и быстро пошел в сторону дома.

Свернув с Миллфилд Лейн на Хайгейт Райз, я увидел на противоположной стороне дороги полицейского, стоящего под деревом; свет фонаря падал на его блестящий брезентовый плащ. Я пересек дорогу и, когда он вежливо коснулся своего шлема, сказал:

– Боюсь, там в аллее что-то неладно, констебль. Я видел тело человека на дороге.

Констебль сразу проснулся.

– Вы имеете в виду мертвого человека, сэр? – спросил он.

– Да, он несомненно мертв, – ответил я.

– Где вы видели тело? – спросил констебль.

– В узкой части аллеи, у конюшен Менсфилд Хауса.

– Это на некотором расстоянии отсюда, – сказал констебль. – Вам лучше пойти со мной и сообщить в участке. Вы уверены, что этот человек был мертв, сэр?

– Да, нисколько не сомневаюсь. Я врач, – добавил я с некоторой гордостью. Хотя уже три месяца врач, но это сознание для меня все еще новое.

– Правда, сэр? – спросил полицейский, глядя на мое не вполне зрелое лицо. – В таком случае, полагаю, вы осмотрели тело?

– Только поверхностно, чтобы убедиться, что он мертв, но я не смог определить причину смерти.

– Да, конечно, сэр. Это мы узнаем позже.

Мы разговаривали на ходу, полицейской пошел вниз по холму неторопливо, но в таком темпе, что для меня это оказалось серьезной физической нагрузкой. Я видел, как он время от времени смотрит на меня с явно профессиональным интересом. Мы почти дошли до основания холма, когда впереди появились фигуры в водонепроницаемых плащах.

– Ха! – произнес полицейский. – Это очень удачно. Инспектор и сержант. Можно не идти в участок.

Когда офицеры подошли, он обратился к ним и коротко пересказал то, что ему сообщил я.

– Вы уверены, что тот человек мертв? – спросил инспектор, внимательно глядя на меня. – Впрочем, нам не нужно стоять здесь, обсуждая это. Сержант, сходите за носилками и принесите их как можно быстрей. Я должен попросить вас, сэр, пройти со мной и показать, где лежит тело. Сержант, отдайте джентльмену ваш плащ, в участке возьмите себе другой.

Я с благодарностью принял плащ, потому что продолжал идти сильный дождь, и мы с инспектором пошли назад, туда, откуда я пришел. И пока мы шли по темной аллее, инспектор задавал мне разумные вопросы.

– Как вы считаете, давно ли мертв этот человек? – спросил он.

– Думаю, недавно. Тело еще не окоченело.

– Вы не видели никаких следов насилия?

– Нет. Никаких явных повреждений не было.

– Каким путем вы шли, когда увидели тело?

– Тем же, каким мы идем сейчас. Я иду назад тем же путем.

– Вы кого-нибудь встретили или видели в аллее?

– Ни души, – ответил я.

Он какое-то время обдумывал мои ответы, потом задал ожидаемый вопрос.

– Как вы оказались на аллее в такое время ночи?

– Я гулял, – не смутился я, – как делаю каждый вечер. Обычно я заканчиваю свое вечернее чтение в одиннадцать и прогуливаюсь перед сном, постоянно по Миллфилд Лейн. Ваши люди должны были меня встречать.

Это объяснение, по-видимому, его удовлетворило, и мы какое-то время шли молча. Наконец, когда мы прошли между столбами на узкую часть аллеи, инспектор спросил:

– Мы уже почти пришли?

– Да, – ответил я, – тело лежит впереди на повороте.

Я посмотрел вперед в поисках ноги, которая сначала привлекла мое внимание, но ничего не смог увидеть. Но, к своему удивлению, я не увидел ее и когда мы подошли ближе, а когда дошли до угла, я остановился в изумлении.

Тело исчезло!

– В чем дело? – спросил инспектор. – Я думал, это место, о котором вы говорили.

– Это оно и есть, – подтвердил я. – Тело лежало здесь, поперек дороги, и одна нога высовывалась из-за угла. Кто-то, должно быть, его унес.

Инспектор несколько мгновений пристально смотрел на меня.

– Что ж, сейчас его здесь нет, – сказал он, – и если его унесли, то только в сторону Хэмпстед Лейн. Идемте посмотрим.

Не дожидаясь моего ответа, он быстро пошел по аллее, и я за ним.

Мы шли по извилистой аллее, пока не миновали ворота сторожки, не увидев исчезнувший труп и никого не встретив, и потом повернули назад и вернулись на прежнее место и, когда подходили к повороту, услышали громкий топот.

– Идет сержант с носилками, – заметил инспектор. – Мог бы избавить себя от хлопот. – Он снова посмотрел на меня, на этот раз с нескрываемым подозрением. – Никакого тела здесь нет, Робсон, – сказал он сержанту, с которым были два полицейских с носилками. – Оно как будто исчезло.

– Исчезло! – воскликнул сержант, бросив на меня крайне неодобрительный взгляд. – Это удивительно, сэр! Как оно могло исчезнуть?

– В этом-то и вопрос, – нахмурился инспектор. – И другой вопрос: а было ли вообще тело? Вы готовы дать показания под присягой, сэр?

– Конечно, – ответил я.

– В таком случае, – сказал инспектор, – будем считать, что тело здесь было. Опустите носилки. Дальше в ограде есть проход. Мы пройдем в него и осмотрим луг.

Носилки прислонили к дереву, и мы все прошли дальше, туда, где наблюдательный инспектор заметил отверстие в изгороди. Гравий, хотя и влажный, почти не прогибался под ногами, и, хотя сержант и два констебля осветили поверхность фонариками, мы увидели только собственные слабые отпечатки.